Дэвид Игнатиус - Банк страха

Хаттон написал текст каждого послания на официальной бумаге, вложил их в конверт и запер конверт в ящик стола секретарши. Он оставил ей записку с распоряжением отослать утром эти три сообщения шифрованной электронной почтой. Покидая свой кабинет за несколько минут до полуночи, Хаттон увидел, что в старом здании правительственных учреждений темно. Как всегда, он обошел этих бюрократов на повороте.

Первым из Багдада вернулся профессор Саркис. Он приехал в Лондон на следующий день после убийства Правителя. Один из вице-президентов «Койот инвестмент» — англичанин — решил, что в компании должен быть объявлен траур, и в этот день офис был закрыт. Саркис немедленно отменил это решение и велел своей секретарше обзвонить всех иракских сотрудников и вызвать их наутро на работу. В «Койот инвестмент» будет обычный рабочий день, жестко сказал он, и все иракские сотрудники должны быть на местах. Профессор Саркис собирался выступить перед ними в десять тридцать в кабинете мистера Хаммуда. К удивлению Лины, она тоже оказалась в списке вызванных.

Доверенные сотрудники молча собрались в кабинете Хаммуда. Вчерашнее ликование кончилось. Над столом Хаммуда по-прежнему висел портрет Правителя, обтянутый черной материей. Профессор Саркис вошел из соседнего кабинета и остановился перед сотрудниками. Вид у него был такой, словно после отъезда из Лондона он месяц пробыл в пекле. Его худое лицо опухло, он хромал на одну ногу. Его глаза были прикрыты черными очками.

По обе стороны от него встали два иракца, которых Лина никогда раньше не видела. У них были холодные глаза и нехорошая кожа, как у юношей, выросших в военных лагерях. Весь их облик говорил о том, что они из секретной полиции: чересчур новые костюмы; рябые лица, не привыкшие к регулярному бритью; крепкие руки и ноги. Они стояли рядом с профессором Саркисом, покачиваясь на ногах, и было непонятно, подчиненные ли это Саркиса или его хозяева.

— Мы переживаем печальные дни, — начал он, кивнув в сторону задрапированного портрета над столом. — Наш любимый Правитель умер, и я знаю, как тяжело сейчас на сердце у каждого араба-патриота. Но мы выполним наш долг — как иракцы и как сотрудники нашей компании. Мы будем продолжать работу. Все меня поняли?

Стоящие в кабинете закивали. Негодяй Юсеф, ставший, видимо, первым подпевалой, не удержался и сказал: «Нам, сиди» («Да, господин»); то же самое пробормотали еще несколько молодых людей.

— Мистер Хаммуд… сегодня не может быть с нами, — продолжал профессор Саркис, оглянувшись на своих головорезов как бы за подтверждением. — Мистера Хаммуда некоторое время не будет. Но уполномоченные представители власти в Багдаде поручили мне сказать вам, что в «Койот инвестмент» ничего не изменится. Наши дела должны идти, как прежде. Враги следят за нами и ждут. Но дух нашего Правителя победит. Верные сотрудники будут вознаграждены; неверные будут наказаны. Есть вопросы?

Вопросов, естественно, не было.

Лина ушла к себе в кабинет, не рискуя ни с кем разговаривать. Надо было переждать, потерпеть, чтобы стало ясно, что это все означает. Но Ранда, как всегда, ждать не могла. Она появилась в дверях кабинета Лины в четверть двенадцатого. После тридцать шести часов беспрерывного гулянья под глазами у нее темнели круги.

— Шаку? (Что это означает?) — спросила она.

— Не знаю, — ответила Лина.

— Где, интересно, Хаммуд? Когда он вернется?

— Не знаю, — повторила Лина.

— И кто эти двое мерзких парней с Саркисом? Они похожи на посудомойщиков у Факреддина. Ну и парочка! Тула тула аль-накхла, уа акла акл аль-сакхра! — Это была издевательская иракская поговорка, означавшая: «Здоровый как пальма, а мозги как у козла».

— Ранда, перестань! — резко сказала Лина. — Не надо больше вопросов и злых замечаний. С ними шутки плохи. — Ее подруга отвернулась и отошла к двери. Увидев это, Лина почувствовала стыд. Двух дней не прошло, как умер Правитель, а страх и лицемерие возродились. — Прости меня, — сказала она, — я просто стерва, вот и все!

— Что же происходит, Лина? — прошептала Ранда. — Это что, переворот?

— Я правда не знаю. Давай подождем до завтра. Может, что-нибудь выяснится.

Около пяти часов, когда Лина уже собиралась уходить, ее вызвали к профессору Саркису. Он принял ее в кабинете Хаммуда, сидя за столом, между неподвижно стоявшими головорезами, словно зажатый в тиски. Над ними нависал портрет Правителя, по-прежнему убранный в черное. Когда Лина вошла, профессор Саркис откашлялся; вид у него был неуверенный. Интересно, что они сделали с ним в Багдаде, подумала Лина.

— Садитесь, — коротко сказал Саркис. Очевидно, разговор предстоял не из приятных.

Лина села и взглянула на Саркиса, пытаясь угадать, зачем он ее вызвал, но увидела лишь тусклый блеск темных очков.

— У нас в «Койот инвестмент» будет новая управленческая структура, — начал он. Этот деловой тон был нелеп, как занятия Гарвардской школы бизнеса в камере пыток; но он продолжал: — Некоторые члены семьи Правителя поручили мне произвести эту реорганизацию. Эти два джентльмена — мои… — он помялся, — консультанты. Их интересует, кто, кроме меня и мистера Хаммуда, знаком с делами компании. Я сказал им, что одна из таких людей — это вы, мисс Алвен. — Он замолчал и снял темные очки. Его правый глаз почти заплыл, вокруг него гноилась кожа, отливая желтым и синим. — Я думаю, не сделать ли вас членом нашего нового управления. Но у меня есть некоторые трудности. Эти джентльмены считают, что неразумно возлагать на такого человека, как вы, новую ответственность без дополнительного обучения. Можно сказать, повышения квалификации.

— А где, профессор Саркис?

— В Багдаде. — Он в первый раз за этот день улыбнулся, и Лина заметила, что у него не хватает нескольких зубов. Ее охватил ужас, охватил почти физически, сдавив ей желудок, словно это был тюбик с зубной пастой. Взглянув на двух стоящих сзади иракцев, она представила, как сидит между ними в самолете «Ираки Эйруэйз».

— Прошу вас, профессор Саркис. Я всегда была преданным сотрудником. У вас сейчас нет причин беспокоиться на мой счет.

Армянин не обратил внимания на ее слова.

— Давайте бросим играть в игрушки. Вы знаете, кто эти двое? Справа от меня — господин Хаммади, слева — господин Алани. Они сотрудники «Амн аль-Ихасс» — специальной службы безопасности в Багдаде. Вы знаете, что это за служба?

— Нет, сэр.

— Правитель создал ее как особую часть секретной полиции для своей личной защиты и защиты своей семьи. В Багдаде я был гостем этих джентльменов. — При слове «гость» его голос задрожал: видно, этот елей с трудом давался даже такому завзятому лжецу, как Саркис. — Понимаете, их очень беспокоят проблемы безопасности здесь, в нашей компании. Поэтому когда я был в Багдаде, эти джентльмены задали мне много вопросов, на которые я постарался честно ответить. Они спрашивали, как мы ведем дела и куда идут наши деньги. Они спрашивали меня, почему часть этих денег, судя по всему, пропала. Они даже спрашивали меня о мистере Хаммуде. И я отвечал им. Можно сказать, я был мучительно откровенен. — Он наклонился вперед, к Лине. — Некоторые из этих вопросов касались вас.

Лина посмотрела на полицейских и снова перевела взгляд на Саркиса.

— Что же они хотели знать?

— Осведомлены ли вы о наших деловых секретах.

Она сглотнула слюну. Ее желудок снова сжался от страха.

— И что вы им сказали?

— Я сказал, что Лина Алвен, по-видимому, знает о «Койот инвестмент» больше, чем кто-либо из сотрудников компании, кроме меня и мистера Хаммуда. Они спросили, известно ли вам о настоящих делах нашей компании — вы понимаете, о чем я говорю, — и я сказал, что не знаю. Они спросили, видели ли вы личные файлы мистера Хаммуда, и я сказал, что возможно. Да, возможно, видели. Они спросили меня, были ли вы верным сотрудником, и я ответил, что у меня есть некоторые сомнения. Сейчас, дорогая эшек, мы знаем, что настоящим предателем оказался Хаммуд, поэтому я готов простить вас. Однако эти люди по-прежнему испытывают беспокойство. Их интересует, что именно вы знаете. Они считают, что довольно много. Слишком много.

Лина уже избегала смотреть на полицейских.

— Но это не так, профессор Саркис. Я не знаю ничего, кроме того, о чем вы мне говорили. Я ни разу не видела никаких секретных файлов. Я вообще ничего не знаю. — Она умоляюще посмотрела на двух иракцев, по-прежнему стоявших, как взведенные курки. — Прошу вас, поверьте мне.

— Поверить? Что значит вера? Этим джентльменам неинтересно, кто кому верит. Они хотят знать.

— Но как же мне убедить их?

— Лояльностью. Только лояльностью.

— Да, сэр. Я всегда была лояльна по отношению к фирме.

Профессор Саркис запрокинул голову. Его ноздри затрепетали, как у зверя, готовящегося к прыжку.