Анастасия Мамошина
Темные истории
Надо мной раскинулось яркое, ослепительное, поражающее своей голубизной июльское небо. Солнце заливало заросший высокой травой и клевером луг, и над ним висело жаркое, дрожащее марево… Где-то рядом жужжал шмель…
От душного, пряно-травяного запаха кружилась голова, тяжелый аромат изредка разгонял ленивый ветер.
Я, щурясь, наблюдала за парящей в высокой лазури пустельгой, миг — и птица рухнула в траву.
Отчаянно пискнула мышь.
Я закрыла глаза.
Мышей возле заброшенных сараев и амбаров всегда много, а уж если там сушится сено…
Солнце медленно плыло к западу, опаляющий жар постепенно спадал, превращаясь в ласковое тепло, а ослепительная синева темнела, разгораясь у края неба ало-золотым пожаром.
Я повела плечами и снова замерла, пролежав без движения, пока в шею не ткнулся чей-то мокрый и холодный носик. Гречка сначала посопела в ухо, потом залезла на грудь и старательно вылизала мне нос. Глаза-бусинки нетерпеливо смотрели на меня; поняв, что «оживать» я не тороплюсь, Гречка соскользнула в траву и начала прикусывать мне кончики пальцев.
«Ну?»
Хорек вновь забралась на меня и начала возмущено, быстро-быстро гукать, докладывая обстановку: «Страшно-страшно. Кровь. Запах. Мыши-мыши-мыши. Трава. Шорох. Кровь. Запах». Значит, в старом рассохшемся деревянном амбаре, где сушится сено, очень страшно, пахнет кровью и избыток грызунов. Любопытно.
Я погладила Гречку, удостоилась чести быть цапнутой и вылизанной, и поднялась, отряхивая подол платья.
Солнце почти скрылось, и на небе, словно стесняясь и робея, появился месяц, окруженный хороводом самых ранних звезд. Усилившийся ветер нес с собой свежесть и прохладу, а еще — запах крови.
Я направилась к тому самому «мышиному» амбару. Босые ноги щекотали травинки, отвлекая от подготовки волшебной вязи.
Деревянная развалюха, где сутки назад нашли обезглавленное тело тринадцатилетней девчонки, приближалась, в дрожащем и скудном свете месяца выглядела она зловеще. Эффект усилился, когда я почти подошла к двери — оставалась пара шагов, а она со скрипом открылась, приглашая окунуться в пахнущую сеном темноту.
А еще мыши истошно пищали и шуршали. Меня так и подмывало обернуться и проверить, пошла ли за мной Гречка, но — нельзя…
Едва я переступила порог, как дверь все с тем же противными скрипом медленно закрылась, мол, есть у тебя шанс одуматься и уйти.
Ну, конечно, есть. Ни капельки не сомневаюсь…
Темнота в амбаре казалась осязаемой, а писк начинал раздражать… Местные даже кошек здесь закрывали, только вот на третьей пожалели бедных мурлык, а та девчонка, которую вчера мертвой нашли, долго наверное над своей Муськой плакала, особенно, когда закапывала растерзанный трупик с оторванной головой.
А мыши начинали пробираться в дома…
Я отодвинула ногой попискивающий теплый комочек, мышка понятливо отошла, чтобы минуту спустя заявиться с товаркой.
Я стояла, время тянулось, ничего кроме количества мышей не менялось. Будь на моем месте стандартная девица из анекдотов, ее давно удар бы хватил, от такого количества пищащих тварей. Даже темнота внизу стала серой.
От писка уже закладывало уши, когда на противоположной стене, затерянной где-то в этой вязкой и душной черноте, зажглись два желтых круглых глаза, зрачков не было, но то, что это именно глаза определялось безошибочно, слишком живо они блестели, а еще моргали.
— Темной ночи, Хозяин амбара. — Голос не дрогнул, прозвучав так, как надо — легко и непринужденно.
Глаза замерли, а потом рывком приблизились на метр, слегка прищурились, изучая меня, разглядывая. Вот уж для кого темнота не проблема.
Мыши стали смелее, теперь они пытались вскарабкаться по ногам, то и дело цеплялись за подол платья, одному из грызунов все-таки удалось ухватиться и поползти вверх, но я небрежно его смахнула.
— Темной ночи, красавица, — говор у амбарника был характерный: он растягивал каждую гласную. — Не страшно тебе? Погадать пришла?
Обманчивая доброжелательность существа раздражала, сахар в голосе — еще больше. Мне кажется, что люди научились лицемерить у таких, как этот амбарник.
— Нет. Убить тебя. — Зато мой ответ был предельно честным, наверное, именно поэтому он и не понравился темному существу.
Амбарник глухо забормотал что-то, а мыши с яростным писком бросились на меня. А едва коснувшись — рассыпались пеплом.
Существо взвыло. Дико, яростно, явно испытывая боль каждой сгорающей мышки, и закружило вокруг меня.
Темнота перестала быть вязкой, закручиваясь в воронку вместе с кружением амбарника. Я старательно смотрела под ноги, где увлекаемые движением воздуха приподнимались скошенные травники.
Кажется, он решил окружить меня коконом из сена и сбежать? Или разорвать на кусочки, закружив?
Травинка к травинке. Слезинка к слезинке. Кровинка к кровинке…
Нет, это не заклинание, просто помогает сконцентрироваться.
Я вскинула руки, соединяя кончики пальцев над головой, вытягиваясь, вставая на цыпочки, задерживая дыхание, а потом резко опустила.
Наверное, со стороны могло показаться, что время остановилось: замерли в воздухе поднятые амбарником сухие цветы и трава, замерли мыши, замер пепел, замер и сам амбарник — серое марево с горящими глазами.
А потом волной от меня разошлось золотое пламя, уничтожившее все на своем пути в миг.
Рассохшийся амбар задрожал от нечеловеческого вопля:
— Вееееедьмааа!
Я стерла со щеки полосу черной сажи, стряхнула с плеч осыпавшееся сено и вышла, плотно прикрыв дверь старого амбара.
Пламя — колдовское, сожгло лишь амбарника и мышей…
Я — ведьма, и да — нас таких не мало.
И вы удивитесь, узнав, сколько нечисти вас окружает.
Катя, Катенька, Катюша… Это имя для Вовки было слаще меда, музыкальнее звучания флейты, волшебнее настоящего чуда. День за днем Вовка провожал обладательницу сего имени влюбленным взглядом, порывался донести портфель до подъезда, ходил за ней хвостиком, а Катюша только презрительно фыркала, проходя мимо.
Но Вовка не сдавался. Вот и сейчас сидел на скамейке возле подъезда, грустно вздыхая и глядя на букет тюльпанов. Мартовский ветер, все еще холодный, но одуряюще пахнущий весной и талым снегом, трепал русые вихры, забирался за ворот, касался ледяными пальцами неприкрытой шарфом шеи…
Вовка опять вздохнул, кинув быстрый взгляд на тяжелую дверь подъезда. Обычно Катенька в это время шла гулять с подружками, но сегодня почему-то опаздывала, не было и девчонок: глупо хихикающей Нинки и нудной зубрилы Настьки, непонятно как подружившейся с двумя самыми модными девчонками школы.
