Оказалось, общий ряд образов, порождаемых вирусом, который попал к русским, отличается от того «зрительного ряда», который был выявлен как немцами, так и впоследствии учеными союзных держав. Испытуемые начинали вспоминать умиротворяющие картины морских побережий, лесных полян, светлых и просторных строений с колоннами и высокими окнами. По некоторым «городским картинам» можно было предположить, что «визионеры» попадали на прогулку по каналам Венеции. Тогда советская сторона с полным удовлетворением обозначила свой образец как «штамм Б», поскольку зараженные штаммом А, как в «кинохронике» общества Анненербе, так и в лабораториях союзников, описывали годы «своей» университетской учебы, интерьеры аудиторий, лабораторных помещений, сыпали научной терминологией, «вспоминали», как своих собственных, студенческих друзей Пауля Риттера, цитировали книги, которые он читал, и, между прочим, целые страницы «Божественной комедии» Данте. Появлялись казалось бы совершенно незначимые «картинки»:, пепельница с дымящимся на краю окурком, падающая на пол пробирка, пестрая бабочка в углу окна.
В конце шестидесятых годов у английской разведки появились сведения, что тайное общество Анненербе продолжает существовать и действовать в обновленном мире, причем одной из главных своих целей ставит поиск некоего «вируса-прототипа», или «вируса-протея», вскользь упомянутого Риттером только в своих личных записях. В материалах, касавшихся конкретных экспериментов, об этом вирусе никаких упоминаний не осталось, и потому вплоть до нового поворота событий обе стороны считали этот «вирус-протей» предметом чисто гипотетическим…
Проверить эти сведения не удалось: агент, передавший их, погиб в автомобильной катастрофе. Были выявлены некоторые лица, которые имели отношение к Анненербе, однако о поисках «протея» ничего выяснить не удалось, так что версия о дезинформации на три последующих десятилетия уравновесила опасения.
И вот страшный джинн появился вновь.
Один из местных рыбаков, крепкий семидесятилетний старик, зашел на островок, где, как казалось, уже не могло таиться никакой опасности, за пресной водой и вскоре обратился к врачу с жалобой на сильную головную боль и на то, что он во сне вдруг стал говорить на немецком языке, до смерти напугав жену. Она была родом из Парижа, где во времена оккупации ее изнасиловал немецкий солдат.
Спецслужбы превратились в растревоженные муравейники. Старика привезли на остров, попросили показать, откуда он брал воду. Он не скрыл: из неглубокого колодца, испокон века существовавшего в древних руинах. На этом месте более двух тысяч лет тому назад высадились самые отчаянные греческие мореплаватели и выстроили маленький храм, обозначавший край земных пределов. Расстояние между развалинами храма и остатками подземных лабораторий составляло около полутора километров. В источнике действительно был обнаружен вирус штамма А, остров был вновь объявлен запретной «зоной» и вновь, как уже случилось однажды, обследован во всех трех измерениях пространства.
Однако ситуация уже успела выйти из-под контроля. Выяснилось, что владелец отеля в Лас-Пальмас незадолго до инцидента с рыбаком устроил в обход указаний властей несколько частных экскурсий на островок. Хуже того, искушение постоянно подзарабатывать на таких «десантах» возникло у него после первой же удачной «операции».
Некто Бадер, имевший мальтийский паспорт, на вечеринке в местном яхт-клубе представился археологом, жаждущим осмотреть развалины на Охо-де-Инфьерно. Ему, конечно, объяснили, что островок закрыт для посторонних, поскольку на нем якобы находится военный объект. И все же страстный археолог сумел вызвать к себе сочувствие, подкрепленное тремя тысячами долларов. Вероятно, он легко отдал бы и больше, но это вызвало бы явное подозрение.
Бадер высадился на остров поздней ночью, провел там около пяти часов и затем благополучно вернулся обратно. Эта экскурсия на белоснежной яхте прошла совершенно безнаказанно, и владелец отеля, также член яхт-клуба, подумал, что режим секретности, окутывающий островок со времен войны, — уже не более чем легенда, основанная на инертности провинциального мышления. На первых порах он оказался прав. Могло оказаться, что Бадеру вовсе не составляло труда проникнуть на остров менее демонстративным способом, и его акция имела целью скорое появление на острове посторонних людей, которые там основательно наследят, а заодно окажутся подопытными кроликами.
Спецслужбы союзников быстро вышли на след Бадера, и этот след привел прямо в «тайное подземелье», в котором скрывались гоблины и тролли из Анненербе. Подобрать ключи к их замкам оказалось очень непросто, а время не ждало.
И вот настал день, когда части архива Пауля Риттера почти одновременно поднялись на свет на Западе и на Востоке.
Стало ясно, что волшебная монета оказалась разрубленной не на два, а на три куска. Анненербе тоже владело некой важной информацией. По агентурным данным, оно искало штамм Б. Фрагменты памяти, скрытые в этом штамме, якобы открывали дорогу людям из Анненербе к «технологии» получения чистого вируса и «противоядия». Именно этими сведениями бывшие союзники, тщательно обдумав все аргументы «за» и «против», решили поделиться с Россией, с ГРУ и конкретно с тем человеком, с которым имели достаточно доверительные отношения в этом деле на протяжении почти шестидесяти лет.
Так началась разработка операции с использованием «слепого агента», которому полагалось постепенно стать «зрячим» и почти всевидящим. Союзники взяли на себя выполнение таких задач: утечка информации в Анненербе о носителе штамма Б на территории России, затем организация совместных наблюдений за передвижением носителя, силовая акция на завершающем этапе, с гарантией — разумеется, не абсолютной — спасения носителя. Российская сторона бралась за выявление возможных жертв вирусного заражения, подготовку «слепого агента» и за его очень рискованную передачу в руки людей из Анненербе.
Первый этап был завершен: передача агента состоялась.
Огромная «клякса» из человеческих лиц, охваченных ужасом и страданиями, тянущихся в разные стороны, будто отростки амебы…
Старый генерал, перебирая листки с записями Пауля Риттера, всегда подолгу разглядывал эту жутковатую картинку.
Прямо под «кляксой» съезжала вбок строчка на немецком: «Прототип всегда внизу! Помни!»
Остальные рукописные строки на этом листке были построены слева от «кляксы» ровной стихотворной колонкой — отрывками из Дантова «Ада», в которых описан Люцифер. Два перевода их, почерпнутые из разных изданий «Божественной комедии», прилагались отдельно, с комментариями, печатями ГРУ и датами, последняя из которых имела всего трехнедельную давность.
— Так что там был за храм, на этом острове? — задал вопрос генерал. — Что-то я запамятовал…
— Одни специалисты пишут, что он был посвящен Посейдону, а другие — Аиду. По преданию, на краю земель, которые были известны древним грекам, находился проход в подземное царство мертвых.
— А что там было раньше?
— Когда «раньше»? — удивился Никоненко-младший.
— Ну, уж не знаю когда… До греков. До потопа.
— Научные раскопки не велись. Данных нет.
— То-то и оно, что нет, — пробормотал Никоненко-старший, еще сильнее удивив сына.
Ему пришла в голову мысль, что некогда, много тысячелетий тому назад, все люди разом потеряли память: может быть, то древнее человечество попало под удар какого-то космического излучения или же произошла необычная эпидемия. И живым пришлось начинать осваивать эту землю заново, словно бы вернувшись из царства мертвых, из мира теней. Об этой катастрофе и думали потом как о потопе, поглотившем все живое.
Размышления генерала были прерваны появлением того, кого он вслух назвал «специалистом», — седого человека лет шестидесяти, имевшего породистый профессорский вид.
Генерал сам поднялся ему навстречу и первым протянул руку.
— Здравствуйте, товарищ господин главный врач, — деланно по-стариковски проскрипел он с улыбкой.
— Здравствуйте, Петр Иванович, — в тон ему ответил «специалист». — Никак доктора вызывали? Как здоровьице-то?
— Ну, уж как видите. Покой, как говорят, нам только снится.
— Ну и слава Богу, что он нам снится, а не мы ему… Доложиться?
— Доложитесь, Николай Федорович, — кивнул генерал, приглашая доктора присесть. — Что-нибудь новенькое там, в вашем имении, прояснилось?
— Если у нас что-то еще и прояснится, то — очень старенькое. Скажу сразу, что никакими сногсшибательными откровениями наших подопечных я обрадовать вас не могу. Картина довольно стабильная. Никакого поглощения собственной памяти не наблюдается, хотя практически каждый день все пациенты вспоминают какие-то новые детали. Практически у всех сохраняется адекватное поведение… Только один, главбух Матвеевский, с ужасом вспоминает семинары по патологической анатомии. Сами понимаете: трупы, вскрытие… Приходится давать седативные средства, снотворное… а то прямо кричит во сне, знаете ли… С другой стороны, очень доволен, что свободно читает на немецком. Представьте себе, заказал Гете в оригинале и теперь часами декламирует «Фауста». Произношение, я вам доложу, отменное, можете убедиться.
