Ознакомительная версия.
По цвету его новенького мундира, шевронам и знакам различия нетрудно было догадаться, какой род оружия он представлял.
— Приступим! — обратился Бакланов к Дмитриевскому. — Спросите имя, фамилию и звание.
Пленный вздрогнул, будто его ударили, вскочил и быстро, механическим голосом ответил:
— Оберштурмфюрер СС Отто Мрозек…
— Какой части?
— Никакой. Я еще не успел прибыть в часть. В документах есть предписание. Меня схватили в пути, но я не сопротивлялся, а сам…
Бакланов сдержал улыбку, переглянулся с Дмитриевским и спросил:
— Откуда ехали?
— Из города Горелова, — последовал ответ.
— Горелов!… — это слово заставило насторожиться полковника и вздрогнуть капитана.
— Когда покинули Горелов?
— Утром будет двое суток.
— Чем вы там занимались?
— В течение двух месяцев являлся стажером отделения гестапо.
Так полковник Бакланов и капитан Дмитриевский узнали не только о том, как погиб Костя Голованов, но и о том, в какую беду попала Юлия Васильевна. Оберштурмфюрер оказался тем злосчастным гестаповцем, которому не удалось взять живьем радиста и который, вопреки строгому приказу начальника гестапо Штауфера, схватил в лесу разведчицу.
Чернопятов и Калюжный нетерпеливо ждали Степана Заболотного. Надо было решать вопрос чрезвычайной важности. Накануне Скиталец через Степана неожиданно сообщил, что есть возможность вызволить из рук гестапо посыльную фронта. Он предложил сделать нападение на арестантскую машину, в которой ее доставляют из тюрьмы на допрос.
Это было делом нешуточным.
Чернопятов и Калюжный сидели на верстаке, свесив ноги, и обдумывали предложение.
Легче было разделаться с машиной курьера, где сидели шесть вооруженных до зубов гитлеровцев. Там был глухой лес. В городе все сложнее. Налет днем исключался. Об этом не стоило и думать. Ночь, конечно, облегчала операцию, но все же оставались почти непреодолимые трудности.
С наступлением темноты в городе начиналось усиленное патрулирование. Патрули, по три-четыре солдата не просто прогуливались по улицам. Они закреплялись за определенными кварталами и были связаны друг с другом целой системой сигналов.
Патрульные группы имели, кроме личного оружия, ракетные пистолеты и свистки. Дежурные на пожарной вышке и на колокольнях трех церквей могли по числу и цвету ракет тотчас узнать, где произошло происшествие и в какой район нужно высылать вооруженный комендантский резерв.
Комендантский резерв из тридцати солдат круглосуточно дежурил в кузовах двух грузовиков. В их распоряжении имелись два мощных рефлектора, установленных на кабинах машин, два ручных и два станковых пулемета, четыре злые, натасканные на травле людей овчарки. На каждой машине резерва стояла сирена, вой которой разносился на полгорода.
По условным сигналам в угрожающий район устремлялся наряд местной полиции, укомплектованный дюжиной предателей, и мчались десять вооруженных до зубов эсэсовцев на мотоциклах. Вся эта немалая и хорошо вооруженная свора, руководимая военным комендантом или его помощником, мгновенно замыкала в прочное кольцо опасную зону и принималась за тщательное прочесывание.
— Хорошо бы поднять ложную панику в другом каком-нибудь месте! — предложил Калюжный. — Отвлечь внимание…
— Слов нет, хорошо, — не возражал Чернопятов. — Я уже думал об этом.
— И что же?
Чернопятов усмехнулся и вздохнул.
— Одно «но» мешает. Они же, подлецы, каждую ночь меняют ракетные сигналы.
— Да плевать на эту сигнализацию!
— Не плюнешь, брат. Если железнодорожному участку присвоена, например, белая ракета, то откуда бы ты ее ни пустил, резерв все равно мчится к станции и никуда больше. Они тоже не лыком шиты, кое-что соображают.
Калюжный усмехнулся.
Чернопятов посмотрел на него.
— Чего ты ухмыляешься? — поинтересовался он.
— Ты меня не понял. Пропади они пропадом, эти ракеты! Я с ними, если помнишь, чуть не влип в прошлом году.
— А что же ты имел в виду?
Калюжный подобрал под себя одну ногу, поудобнее уселся и объяснил:
— Допустим, что в противоположном конце города пожар. Или еще чище: грохнет взрыв. И не один, а два, а то и три! Как ты думаешь, резерв бросят туда?
— Бросят! — твердо сказал Чернопятов.
— Так что же еще требуется?
Теперь усмехнулся Чернопятов и хлопнул своего друга по ноге.
— Очень немногое: знать точно, когда этот взрыв понадобится.
Калюжный нахмурил лоб, силясь что-то сообразить.
— Не понял…
— Что же тут непонятно? Мы не можем заранее знать, в какое время пройдет тюремная машина. Она ведь не по расписанию ходит.
Калюжный почесал затылок и с явным огорчением произнес:
— Ты прав. Я этого не учел…
— Одно ясно, — сказал Чернопятов и хлопнул кулаком по колену, — налет должен быть совершен без единого выстрела, без шума. Если это удастся, успех обеспечен, не удастся, все сорвется.
Чернопятов насторожился, прислушался.
— Стучат! Степан, видно. Удалось ли ему поговорить со Скитальцем?
Оба спрыгнули с верстака, отодвинули койку, сняли ковер и открыли дверь потайного хода.
Вошел Степан.
— Видел? — встретил его вопросом Чернопятов.
— Да!
— Садись, говори! — торопил его Чернопятов.
Заболотный обтер влажное лицо, расстегнул воротник, выпил воды и только после этого стал обстоятельно излагать все, что услышал от Скитальца.
— Машина, на которой ее повезут, нам будет известна.
— Это — главное, — одобрил Калюжный.
— А сколько машин занято перевозкой? — спросил Чернопятов.
— Две машины. Все время две. И насчет конвоя выяснил. В кабинах, кроме водителей, ездят по два автоматчика.
— А маршруты? — поинтересовался Чернопятов.
— Завтра скажет. Примерно он знает, но хочет уточнить. И хочет вас видеть, Григорий Афанасьевич. Говорит, обязательно надо.
— Когда?
— Завтра, сказал, сам зайдет.
Чернопятов кивнул. Немного помолчали.
Затем Калюжный тихо, ни к кому не обращаясь, проговорил:
— А ведь за мной слежки нет…
— Ну, и?… — как бы подтолкнул его Чернопятов.
— А раз нет слежки, стало быть, никто из нас не мог служить причиной провала Кости. Его запеленговали.
Заболотный посмотрел на Чернопятова. Тот машинально кивнул, думая о своем, и после непродолжительной паузы спросил Калюжного:
— А как дела у Кольцова?
— У Семена всегда хорошо, — ответил Калюжный. — Золото, а не парень.
— Ты говорил ему?
Калюжный тряхнул головой:
— Нет. А ты все-таки решил посылать?
Чернопятов вздохнул и развел руками.
— В том-то и загвоздка, что никак не решусь. И надо посылать, и боюсь. Шуточное ли дело столько протопать! И еще пустым — куда ни шло, а с этими бумажечками — не того… Боюсь, что и их потеряем, и парня загубим… В руках же не понесешь, это тебе не спичечная коробка, придется прятать пакет на груди или под поясом, а коли так, то при первом же обыске парню каюк. Избавиться от пакета, выкинуть его или припрятать не удастся.
Чернопятов умолк, и вновь наступило молчание. Вопрос о том, как поступить с голубым пакетом, оставался нерешенным.
— А что, если податься к Новожилову? — произнес Заболотный. — Все же до партизан ближе, чем до фронта. И не так опасно. И документов особых не потребуется.
— Думал и об этом, — заметил Чернопятов. — Это нам сподручнее. Только искать Новожилова — все равно, что за ветром гоняться. Он же и часу не сидит на месте.
— А знаешь что? — хлопнул себя по колену Калюжный. — Надо послать Никанора Демьяныча Сербина к себе в Лужки.
— Дальше? — спросил Чернопятов.
— Правильно! — воскликнул Заболотный.
— Что правильно? — насторожился Калюжный и, нахмурившись, посмотрел на Степана. — Ты же не знаешь, что я хочу сказать.
Заболотный улыбнулся:
— Догадываюсь.
— Ну, хлопцы, мы собрались сюда не загадки отгадывать, — напомнил друзьям Чернопятов. — Говорите дело!
— А я что?… — смутился Заболотный. — Я и говорю дело. Я понимаю, к чему клонит Митрофан Федорович. В Лужках, у какой-то старухи, отлеживаются двое раненых новожиловских ребят, и Демьяныч с жинкой подкармливают их. И уж ребята эти лучше нас знают, где искать отряд.
Калюжный покачал головой и, не сдержав улыбки, сказал:
— Ну и гусь ты, Степка, а ведь и в самом деле отгадал.
— А от Демьяныча они таиться не станут, — добавил Заболотный.
— Как смотришь, Григорий Афанасьевич? — спросил Калюжный.
— Толково! — одобрил Чернопятов и обратился к Заболотному: — Завтра же повидай Демьяныча, объясни ему все толком и скажи, чтобы он смотался к себе в Лужки. Понятно? Точка! — он посмотрел на часы. — Скоро два… Давайте поговорим о том, для чего собрались. Потом поспим часок-другой, а утром пойдете по домам. Так лучше. Значит, решаем: идти в открытый бой или не идти. Что ты думаешь, старина?…
Ознакомительная версия.
