Ознакомительная версия.
Брянцев Георгий Михайлович
Клинок эмира
БРЯНЦЕВ ГЕОРГИЙ МИХАЙЛОВИЧ
Клинок эмира
Военно-приключенческие повести Г. M Брянцева, публикуемые в двухтомнике, посвящены деятельности советских чекистов в довоенное время и в годы Великой Отечественной войны.
Автор повестей Георгий Михайлович Брянцев (1904-1960) родился на Северном Кавказе в станице Александрийской. В 1925 году он начал военную службу и до 1951 года находился в рядах Советской Армии. В 1942-43 гг. участвовал в партизанском движении в Брянских лесах. Неоднократно выполнял в тылу врага задания командования Брянского фронта и Орловского обкома партии. Был награжден орденом Ленина, двумя орденами Красного Знамени, орденом Красной Звезды, орденом Знак Почета, медалями "За боевые заслуги", "Партизану Отечественной войны" 1 степени, "За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг.", "За доблестный труд в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг.", знаком заслуженного чекиста.
Перу Георгия Михайловича Брянцева принадлежат книги: "От нас никуда не уйдешь" (сб. рассказов), "По ту сторону фронта", "Их было четверо" (сб. рассказов), "Конец осиного гнезда", "Следы на снегу", "Клинок эмира", "Голубой пакет", "Это было в Праге", "По тонкому льду".
I
ПРОЛОГ
Это было в августе двадцатого года.
Эмирская Бухара доживала свои последние часы. У стен цитадели эмирата, "священной" Бухары, стояли вооруженные отряды рабочих и дехкан советского Туркестана. Бой шел вторые сутки.
Из города палили из допотопных пушек, кремневых ружей и английских винтовок. Белобородые муллы, увенчанные белоснежными чалмами, воздев руки к небу, слали проклятия на головы отступников, посмевших поднять меч на наместника аллаха на земле - великого из великих, мудрейшего из мудрейших эмира бухарского.
По паутине глухих улиц, переулков и узких, точно щели, тупиков на поджарых афганских конях метались разъяренные эмирские сарбазы1. Грозно размахивая обнаженными саблями, они сгоняли перепуганных насмерть горожан к одиннадцати городским воротам строить новые укрепления.
Толпы опоенных анашой1 и обезумевших фанатиков бесновались на дворцовой площади Регистан, вокруг башни смерти и перед дворцом эмира Арком. Одни из них рвали на себе волосы и одежду, другие кричали осипшими от напряжения голосами:
- Смерть вероотступникам!
- Газават! Священная война!
Умар Максумов, бухарский чеканщик, сидел во дворе у своей крохотной глинобитной мазанки, держа на коленях шестилетнюю дочь Анзират. Крики и вопли на улице и треск беспорядочной стрельбы долетали и сюда. Девочка дрожала от страха, прижималась к широкой груди отца, плакала и испуганно лепетала:
- Боюсь... Боюсь, ата...
Не находя нужных слов для утешения, Умар крепкой и сильной рукой гладил черноволосую головку дочери.
Неожиданно к шуму боя примешались какие-то новые, незнакомые Умару посторонние звуки. Они плыли откуда-то сверху, нарастали, сгущались в странный и сплошной рокот. Этот угрожающий рокот уже покрывал многоголосый людской гул и трескотню ружей, от него мелко дребезжали оконные стекла и жалобно вздрагивала посуда, в стенных нишах.
- Это еще что такое? - подумал вслух Умар, снял дочку с колен и поставил на глиняный пол.
- А? - спросила Анзират и, широко распахнув заплаканные глаза, тоже стала прислушиваться.
Встревоженный и заинтересованный, Умар закинул полу халата, взял дочку за руку и вышел во двор. Вышел, взглянул в бездонно-лазоревое летнее небо и обмер: по нему, точно легендарные драконы, раскинув двойные неподвижные крылья и делая большие круги, плавали в воздухе костлявые птицы.
Впервые за свою сорокалетнюю жизнь Умар увидел самолеты, о которых слышал лишь краем уха, но еще не представлял, какие они собой.
Анзират, уцепившись ручонками за халат отца, смотрела испуганными глазами в небо. Она уже не плакала, не дрожала. Детское любопытство пересилило страх.
- Раз, два, три, четыре... - считал Умар летавшие чудовища.
Сотворенные из холста, фанеры и деревянных реек, разболтанные и перелатанные, прошедшие через горнило мировой и гражданской войн, изжившие все свои рабочие сроки два "Фармана" и "Сопвича", послушные воле отчаянных смельчаков, каким-то чудом держались в воздухе. Черными гирьками с них падали двадцатифунтовые бомбы и крохотные пехотные гранаты. Они гулко разрывались где-то в центре города, сотрясая все вокруг и вздымая к небу султаны огня, клубы дыма и пыли.
- Велик аллах и милосерден его пророк, - прошептал мастер. - Кажется, наступает конец света. На этот раз эмиру не удастся избежать гнева и карающей руки всевышнего... Велик аллах!
Подхватив Анзират, он бегом припустился в мазанку, захлопнул дверь и уселся на старенькие ватные одеяла, сложенные горкой у глухой стены.
Умар задумался. В Бухаре он родился, здесь босоногим мальчишкой бегал по пыльным улицам, был водоносом, раздувал самовары в чайхане, работал погонщиком верблюдов, чистил заиленные арыки, мочил кожи в вонючих ямах. Бухара кишмя кишела сиротами, нищими и больными. Болезнь миновала Умара. Но нищета и сиротство едва не сгубили его юность.
Еще в детстве он потерял родителей - они умерли от холеры, - и мальчик долгие годы добывал себе сухую лепешку и пиалу зеленого чая случайной работой на задворках бухарского базара, пока не попал наконец в темную лавчонку старого чеканщика Юсупа.
Став юношей, Умар уже чеканил по меди, серебру и золоту не хуже старых известных мастеров и резал по металлу такие затейливые, тонкие узоры, что слава о молодом ремесленнике распространилась по всей Бухаре. Умара признали. А если уж бухарские знатоки признавали мастера, значит, признавал его и весь мусульманский Восток. О чеканщике Умаре, сыне Максума, заговорили в караван-сараях Хивы и Самарканда, Ферганы и Хорезма.
Дошла эта слава, на горе Умара, и до ушей повелителя Бухары - великого эмира. Воистину мудра старая поговорка: да охранит аллах козленка от ласки коршуна...
Нет числа эмирским прихотям. Посыпались на молодого мастера приказания, требования, выдумки - одна труднее другой, заказы - один сложнее другого. И все спешно, все немедленно! Эмир и его приближенные были нетерпеливы. Не раз отведал Умар палок по пяткам, плетей по спине и прелестей страшной клоповной ямы за задержку работы, неосторожное слово или недостаточно почтительный поклон. Однажды палачи грозного эмира уже сорвали было халат с плеч Умара и приготовились отрубить ему голову: эмир вознегодовал на чеканщика, увидев как-то за поясом одного из ханов кинжал с точно такой же насечкой, какую месяцем раньше Умар сделал для эмира. Повелитель Бухары был ревнив, удачная выдумка мастера могла принадлежать только ему и никому больше...
Тянулись годы, а порабощенный мастер ночами при жалком свете коптилки гнул спину над резьбой по золоту и серебру, украшал бирюзой, рубинами и эмалью тончайшие узоры на широких подносах и блюдах, делал затейливые рисунки на саблях и кинжалах.
Из рук Умара выходили бесценные сокровища подлинного искусства, а получал он за них несчастные гроши.
Вбежавший в мазанку чумазый подросток спугнул думы Умара. Парнишка был бос и одной рукой поддерживал на ходу рваные ситцевые шаровары.
Умар узнал паренька. Это был круглый сирота, четырнадцатилетний Саттар Халилов, работник важного эмирского чиновника Ахмедбека.
Саттар подошел вплотную к Умару, перевел дыхание, шмыгнул носом и выпалил:
- Меня послал к вам, ата, Бахрам. Он велел сказать, что приедет сейчас вместе с Ахмедбеком, Уже седлает коней!
Умар не шевельнулся, не удивился. Кто только не посещал его убогую мазанку!
Прищурившись, он пристально поглядел в отчаянно-озорные глаза мальчонки. Только они, эти черные как угли глаза, говорили о том, что в этом худом, изможденном, не знающем отдыха, пропеченном азиатским солнцем и покрытом грязью теле ключом бьет неистребимая молодая жизнь.
- Проведи гостя в комнату к тетушке Саодат, - серьезно, как к взрослой, обратился Умар к дочке. - Пусть она покормит его вчерашним пловом. Там, кажется, осталось.
Анзират озабоченно сдвинула брови, закусила нижнюю губу и, взяв гостя за руку, провела через узкую дверь.
Умар вышел во двор. Звуки боя стихали. Перестали ухать пушки. Лишь изредка хлопали одинокие винтовочные выстрелы. Умар устало полузакрыл глаза и не поднял век, даже заслышав дробный стук копыт в переулке.
Вскоре над глиняным дувалом показались чалмы трех всадников. Окруженные клубами пыли всадники остановились у ворот. Двое спешились и вошли во двор. Умар не спеша направился им навстречу. Впереди крупно шагал грозный Ахмедбек. Это был немолодой рослый и широкоплечий человек с короткой черной бородой, подбритой вокруг горла, и горбатым хищным носом. От пронзительного взгляда его будто раскаленных черных глаз у любого встречного холодок пробегал по спине. По пятам Ахмедбека шел его верный телохранитель Бахрам, мордастый и лоснящийся от жира детина.
Ознакомительная версия.
