Ознакомительная версия.
— Вы знали о том, кто выбросил оружие? — спросил Дронго.
— Я ничего не знаю, — отвел глаза Уоллес, — я всего лишь адвокат, представляющий интересы семьи Дегтяревых, а не прокурор, который пытается «утопить» их младшего сына.
— Вы не ответили на мой вопрос.
— И не отвечу. Я же сказал, что работаю адвокатом, а не прокурором.
— Зачем вы хотели со мной встретиться?
— Чтобы вы поддержали мою версию. Убийство в состоянии аффекта. Ваше появление не может остаться незамеченным. Вы слишком известный и независимый эксперт. Если вы разрешите, я заявлю вас свидетелем на нашем процессе, и тогда вы сможете там выступить в качестве представителя стороны защиты.
— И помочь вам добиться минимального наказания, — понял Дронго. — Все верно, мистер Уоллес. И все рассчитано математически правильно. И с точки зрения логики, и с точки зрения оказания нужного эффекта на присяжных. Но есть еще один момент, о котором вы упрямо не хотите говорить.
— Какой?
— А если стрелял не Виктор? Если вдруг прокурор сумеет доказать, что Виктор Дегтярев не стрелял в свою знакомую? Что будет тогда? Ведь Виктор категорически не хочет признавать свою вину, несмотря на все ваши уговоры и даже возможное письмо матери, которая тоже хочет ему помочь.
— Этого не может быть, — твердо сказал Уоллес, — чудес не бывает, мистер Дронго. Я человек верующий, но не в такие чудеса. В замке больше никого не было. На третьем этаже никто не мог появиться незамеченным, а затем исчезнуть. Просто физически невозможно.
— Когда должен начаться судебный процесс?
— Через несколько дней, — сообщил мистер Уоллес.
— Я подумаю над вашим предложением, — пообещал Дронго.
— Подумайте, — кивнул адвокат, — а я поговорю с семьей Дегтяревых. Они могут оплатить ваше пребывание в Шотландии до суда. И все ваши расходы. Но, конечно, при условии, что вы выступите на суде с изложением нашей позиции.
— Мне нужно будет переговорить с Игорем Дегтяревым.
— Конечно. Я думаю, что завтра они вам позвонят. Можно я заплачу за свой кофе?
— Не нужно, — усмехнулся Дронго, поднимаясь и протягивая руку адвокату. — До свидания, мистер Уоллес.
— До свидания, — адвокат поднялся, пожал руку и, торопливо сложив свой чертеж, поспешил к выходу.
Дронго проводил его долгим взглядом. Он попросил у официанта чек, расписался и пошел к кабине лифта. Поднялся наверх, прошел по коридору, открыл карточкой-ключом дверь. Вошел в номер.
— Поговорили? — спросила Джил. Она сидела на диване и смотрела телевизор.
— Да, — ответил Дронго, — умный человек и достаточно ловкий адвокат. Теперь понимаю, почему его считают лучшим.
Он прошел в ванную комнату, чтобы помыть руки.
— Ты сказал ему, что отказываешься от дальнейшего расследования? — крикнула Джил.
— Нет, — ответил Дронго, — не сказал. — Он вытер руки полотенцем и вышел из ванной комнаты. — Дело в том, что этот адвокат как раз появился здесь, чтобы убедить меня завершить все мои расследования. Он считает, что они бесполезны.
— Зачем тогда они попросили тебя о помощи? — не поняла Джил.
— Я думаю, что это, возможно, расчет самого адвоката, который подтолкнул Игоря Дегтярева к таком нестандартному решению. Я нужен был не в роли расследующего детектива, а в роли известного эксперта с международной репутацией.
— Для чего?
— Чтобы на суде выступить свидетелем со стороны защиты. И рассказать, как Виктор мог выстрелить в Злату в состоянии аффекта. В этом случае все совпадает. Мое расследование, факты, собранные местными следователями, версия самого адвоката и самое важное — поведение матери Дегтяревых. Возможно, на суде она даже признается в том, что, действуя под влиянием материнских чувств, просто выбросила оружие в окно. Что она действительно сделала. И тогда она гарантированно освобождается от уголовной ответственности. В ее положении никто не решится осудить мать-инвалида за возможную попытку спасти своего сына. И на волне этого сочувствия Виктор автоматически получает гораздо меньший срок. Остается только убедить Виктора…
— А если это действительно он?
— Это не он, — возразил Дронго. — Если бы не этот пистолет, все было бы правильно. Но я там был и примерно знаю расстояние между двумя апартаментами. У него бы не хватило времени выстрелить, добежать до апартаментов старшего брата, бросить там оружие и вернуться обратно на лестницу. А потом снова побежать в свои апартаменты. Не получается. Слишком много времени. И почему никто его не увидел и не услышал?
— Ты думаешь, что стрелял кто-то другой? — испугалась Джил.
— Уверен.
— Тогда давай уедем. Если это другой, то убийца еще в замке. А кто это был — женщина или мужчина?
— Ты еще спроси, как его звали, — добродушно заметил Дронго. — Я только пытаюсь выстроить цепочку своих рассуждений и доказательств. Чтобы все проверить окончательно, мне нужно еще раз побывать в замке.
— Только не это, — возразила Джил.
— Пока я никуда не еду. Будем ждать телефонного звонка Игоря Дегтярева.
Он не успел договорить, когда раздался телефонный звонок. Джил вздрогнула. Она взглянула на Дронго.
— Ты не поедешь, — тяжело дыша, произнесла она, — ты никуда больше не поедешь.
Он подошел к телефону, снял трубку.
— Господин Дронго, — услышал он явно взволнованный голос Игоря Дегтярева, — вы можете срочно к нам приехать? Я звоню из нашего замка…
— Добрый вечер, господин Дегтярев. Я жду вашего звонка целый день…
— Да-да, извините. Я виноват. Вы можете приехать прямо сейчас? Как можно быстрее.
— Что случилось?
— У нас опять стреляли, — выдохнул Игорь, — я просто не знаю, что мне еще подумать. Виктор уже несколько месяцев в тюрьме. А у нас опять пытались убить человека.
— Кто стрелял?
— Я не знаю, — почти жалобно произнес Игорь, — в доме нет никого из посторонних. Срочно приезжайте, я вас просто умоляю…
— Хорошо. Я буду через полчаса. А в кого стреляли?
— В Нурали Халдарова. Я сам не понимаю, что происходит. Это какой-то кошмар. Приезжайте, мы вас ждем, — он положил трубку.
— Что там случилось? — спросила Джил. — Неужели опять стреляли?
— Да, — мрачно кивнул Дронго, — опять.
Джил прикусила губу. Взглянула на него.
— Ты никуда не поедешь, — неожиданно тихо произнесла она, — тебе нельзя туда ехать. Это полоумная семья, в которой может произойти все, что угодно. Я это чувствовала. Наверняка эту девушку застрелил кто-то из членов семьи, а все свалили на неуправляемого младшего сына. И теперь опять кто-то стрелял. Хватит. Я видела, как ты весь день нервничал. Ты прекрасно знаешь, что я никогда не вмешивалась в твои дела. Но сегодня… тебе не стоит туда ехать. Они не уважают людей, с которыми работают, они никого не уважают и не любят, даже друг друга.
— И ты считаешь, что будет правильно, если в такой сложный момент я откажусь от дальнейшего расследования? — спросил Дронго.
— Да, будет правильно. По отношению к таким людям у тебя не может быть никаких моральных обязательств, — твердо сказала Джил.
— Тогда я не поеду, — он взглянул на нее и уселся на стул рядом с телефоном.
Она подошла к нему. Молчание длилось несколько секунд. Она присела рядом, на соседний стул.
— Ты помнишь, как мы познакомились? — неожиданно спросила Джил. — Я тогда тобой восхищалась. Мне казалось, что ты лучше других, умнее, благороднее.
— Я изменился?
— Нет. Просто я только сейчас поняла, что ты не способен меняться. Ты всегда будешь таким, каким был тогда. Умным и сильным. Но упрямым и своенравным. Ты ведь все равно поедешь в этот проклятый замок и обязательно найдешь того, кто стрелял. И тебя не остановит никто в этом мире. Ни один человек. Есть такие люди, которых просто невозможно остановить…
— Разве это плохо?
— Для меня, наверно, да. Для остальных — не знаю. Может, и хорошо. Ты ощущаешь в себе эти силы — помогать другим.
— Если все так серьезно, я не поеду. Твое душевное равновесие для меня важнее всего остального в мире.
— Поедешь, — возразила она, — для меня тоже твое состояние важнее всего. И ты будешь чувствовать себя плохо, если сейчас не поедешь туда. Ты потом никогда себе этого не простишь. Я была не права. Поезжай.
— Теперь буду чувствовать себя подлецом по отношению к тебе. Оставил тебя одну в отеле волноваться.
— Ничего, — улыбнулась Джил, — в любом случае не подлецом. Я, кажется, впервые сорвалась. И знаешь почему? Мне не нравится, как они относятся к тебе. Слишком неуважительно. И поэтому я их так невзлюбила.
— Ты же сама говоришь, что они не любят друг друга, — напомнил Дронго, — почему они обязаны любить меня больше, чем самих себя? И вообще, не нужно так много говорить об этой семье. Знаешь, как сказал однажды Эйзенхауэр? «Не думайте ни минуты о людях, которые вам неприятны».
Ознакомительная версия.
