— Расскажите, как вы застрелили человека в лесу? — сказал Орлов.
— Ничего не знаю! — отрезал Адамс. — Вы принимаете меня за кого-то другого.
— Скажите, как вы попали в квартиру Слободинского, а оттуда в подземелье?
— Никакого Слободинского не знаю. Меня схватили во дворе монастыря, и я больше ничего не помню… Один из мужчин был усатый… Вот все!
— Зачем вы попали в монастырский двор?
— Интересовался памятником старины.
— Почему открыли стрельбу?
— Я думал, пришли бандиты, и стал защищаться.
— Где вы взяли оружие?
— Я его нашел в подвале среди вещей, которые там были… — Адамс озлобленно фыркнул и с ненавистью посмотрел на Орлова. В руках у полковника была фигурка ксендза.
— Поясните значение этой фигурки, найденной в вашем кармане. — С этими словами Орлов приблизился к Адамсу, держа фигурку в руке.
Адамс посмотрел на пальцы полковника, на фигурку и ответил:
— Ничего не знаю. Нашел на улице…
— Ну так я вам скажу, — начал Орлов. — В прошлом году точно с такой же игрушкой на одной из наших границ был убит при попытке пробраться в Советский Союз ваш коллега. Вся разница заключается в том, что у той фигурки не было, как у этой, креста. — С этими словами Орлов извлек распятие и поднес его к глазам Адамса. — Мы понимаем значение этого пароля. Знаем, с кем вы здесь связались…
— Вы заблуждаетесь. Я не причастен к этой игре.
Адамс говорил медленно, стараясь вложить в слова самое спокойное безразличие. «Все равно тебе не посеять в моей душе сомнений. Это тебе не по силам», — усмехнувшись, подумал Орлов. И, посмотрев на сидящего перед ним, решил: «Ты просто наглец, для которого все потеряно, но не имеешь мужества в этом признаться».
Орлов отошел от Адамса, положил фигурку ксендза в ящик стола и спокойно сказал:
— Допустим, вы — Печеночкин. Расскажите тогда о себе. Что вы делали в Свердловске, где там жили, кто вас там знает…
Адамс начал рассказывать выдуманную биографию Печеночкина, рабочего хлебозавода. Опять это было продолжением игры. Ответ из Свердловска был у Орлова в сейфе. В телеграмме сообщалось, что Печеночкин Иван Васильевич 1910 года рождения в городе Свердловске никогда не проживал.
Адамсу казалось, что Орлов, слушая его, дремлет за столом. Он уже кончил рассказывать о Печеночкине, помолчал немного и развязно сказал:
— Вот, гражданин полковник, посмотрел я сегодня на вас, на ваших сотрудников, и думается мне, что скоро вам придется менять свою квалификацию. Сейчас в мире происходит перемещение сил ненависти и дружбы, и ловля шпионов отойдет на задний план или совсем прекратится… Это лучше. По крайней мере, не будут допускаться такие ошибки, какая, например, получилась со мной…
Орлов, поднялся из-за стола, подошел к сейфу и достал телеграмму из Свердловска. Остановившись перед Адамсом, сказал:
— Напрасные надежды, многоликий Адамс! Не думайте, что советские люди ослабят заботу о защите завоеваний Октябрьской революции! Нет! Этого не произойдет! Пока в мире есть еще такие, как вы и ваши хозяева, мы будем вас ловить, как бы вы ни маскировались. Вот, кстати, и ответ из Свердловска. — Орлов взмахнул перед лицом Адамса телеграммой. — Он подтверждает вашу лживость. Я вижу, у вас нет сегодня желания откровенно разговаривать. Отложим в таком случае беседу.
Орлов подошел к сейфу, положил туда телеграмму и нажал кнопку звонка.
Адамс пристально следил за всеми движениями Орлова.
Вошел дежурный. Адамс посмотрел на него, потом снова на Орлова и, опустив глаза, глухо сказал:
— Хорошо. Я буду говорить.
Орлов попросил дежурного удалиться. Когда за ним закрылась дверь, Адамс проговорил:
— Да, я — Роберт Пилади! Я — Георгий Адамс!
— С этого бы и следовало начинать, — спокойно сказал Орлов и взял трубку зазвонившего телефона.
Говорил Максим из больницы.
— Ну как, Максим?
— Дядя Володя, профессор Ястребовский обещает, что мама вскоре выздоровеет! Я так рад!
— Ну вот, мальчик, я тоже! Передавай ей от меня большущий, большущий привет. Скажи, завтра днем навещу ее обязательно.
Мягко улыбаясь, Орлов положил трубку и, посмотрев на притихшего Адамса, сказал:
— Я слушаю, продолжайте!
Адамс, устремив глаза в угол кабинета, начал свою исповедь…
Орлов подошел к окну. Улицы внизу сияли веселыми электрическими огнями. Откуда-то доносилась музыка, потом ворвались слова песни: «А выше счастья Родины нет в мире ничего…»
— Да, выше счастья Родины нет в мире ничего, — произнес Орлов.
Взглянув на Адамса, он подошел к столу, взял несколько листов бумаги, карандаш и, положив перед арестованным на маленький столик, сказал:
— Пишите!
1957
