Глава 18
Очнувшись, Малко испытывал странное ощущение – ему не было больно, напротив, он погружался в блаженное состояние, в голове ощущалась невероятная легкость, но сердце билось в нечеловеческом ритме, с частотой двухсот ударов в минуту.
Малко лежал на кровати в маленькой комнатушке, похожей на тюремную камеру. Но на окне не было решетки. За ним виднелись голубое небо и горные склоны. Малко попробовал пошевелиться – и понял, что был накрепко привязан к кровати холщовыми ремнями и, кроме того, скручен какой-то смирительной рубахой.
Скосив глаза, он увидел странный аппарат на своей лице: что-то вроде маски, закрывавшей ему нос и рот. Малко подвигал головой, пытаясь освободиться, но ничего не получилось. Кожаная маска держалась на шнурках и плотно прилегала к щеке.
Малко глубоко вдохнул, и тотчас ноздри ему защипал горьковатый запах, казавшийся ледяным. Он вдохнул еще, и ощущение это усилилось. Он чувствовал себя все лучше и лучше, ему казалось, что он слышит даже биение своего сердца. Он принялся размышлять, где же это все с ним происходит, но тревоги при этом не испытывал.
Только пощипывание в носу его занимало. Лукресия, Рауль, Клаус Хейнкель – все они были теперь далеко, в каком-то ином мире. Малко никак не мог заставить себя думать о них. Ему было удивительно приятно так лежать.
Он погрузился в полузабытье и закрыл глаза. При каждом глубоком вдохе в ноздрях ощущалось все то же пощипывание. И вдруг его осенило: да ведь это же кокаин!
Безразличие его, оказывается, было безразличием смерти. На этой кровати его сейчас медленно убивали.
Значительно позже стук отворяемой двери вырвал Малко из оцепенения. Незнакомец в военной форме склонился над ним, приподнял веки, чтобы взглянуть на зрачки. Потом пощупал у него пульс. Малко попытался за говорить, но из-за кожаного мешка смог издать лишь невнятное мычание. Незнакомец посмотрел на него как на какое-нибудь насекомое, вынул из кармана пакетик с белым порошком и через небольшое отверстие высыпал его содержимое в кожаный мешок, продолжавший оставаться у Малко на лице. Малко подумал, что, должно быть, напоминает сейчас конягу, которому задали овса...
Незнакомец молча удалился. Малко услышал, как в замочной скважине повернулся ключ.
* * *
Вот уже в двадцатый раз Лукресия принялась звонить генералу Аруане, лучшему другу отца. Всю ночь она не сомкнула глаз. Теперь было одиннадцать утра.
Малко исчез, будто похищенный марсианами. Его машину (точнее, ее машину) обнаружили припаркованной на Прадо, ключи торчали снаружи. Никаких следов борьбы. Всю ночь Лукресия прождала у телефона. Все это было так непонятно.
С Джеком Кэмбеллом связаться было так же невозможно, как и с майором Гомесом. Друзья Лукресии тоже ничего не знали. Тайная полиция имела в своем распоряжении с десяток мест заключения, неведомых никому.
В отсутствие Малко Лукресия не смела воспользоваться исповедью Рауля, чтобы надавить на майора Гомеса. Но ее беспокойство продолжало расти с каждой минутой.
* * *
– Все идет хорошо, – произнес приглушенный голос «Доктора» Гордона.
– И что же это значит?
В минуты волнения голос Джека Кэмбелла становился еще более хриплым. Сейчас же для беспокойства было несколько причин.
– Он начал вдыхать кокаин. Вечером все будет кончено. А может, и раньше, если организм ослаб. И никто не сможет ничего сказать. Гринго не впервью злоупотребляют пичикатой.
Джек Кэмбелл промолчал. Он не любил Малко, но подсознательная расовая солидарность все-таки связывала его с князем из ЦРУ.
– Где он?
«Доктор» Гордон издал довольный смешок.
– В Школе полиции, вы помните, большое зеленое здание справа, если спускаться к Флориде. У них там есть помещение для арестованных. Когда все будет кончено, его отвезут на утес Лайкакота.
– И вы мне позвоните, чтобы я приехал для опознания тела...
– Именно. Не более того.
Кэмбелл положил трубку не попрощавшись. Хорошо еще, что боливийцы слишком примитивны, чтобы подслушивать телефонные разговоры.
* * *
Малко попробовал закрыть глаза. Не получилось. Каждую секунду его сердце готово было разорваться. Подстегиваемое кокаином, оно стучало в груди с бешеной скоростью. Тем не менее, Малко сохранял полную ясность ума, и это было ужасно. Не считая учащенного пульса, он не испытывал никаких страданий.
Мысль о том, что вот сейчас он умирает, никак ни могла закрепиться в его сознании. Разве можно чувствовать себя так прекрасно перед смертью?
* * *
Джек Кэмбелл развернул еще влажные гранки «Пресенсии», только что доставленные из типографии каким-то пацаном, и разложил их на столе. Секунду он сидел молча, хмелея от радости. Потом позвал новую секретаршу.
– Лус, срочно соедините меня с послом. Позвоните ему хоть домой, хоть в посольство.
Пока Лус набирала номер, американец продолжал созерцать огромный заголовок в газете – результат шести месяцев его усилий, кучи потраченных долларов, примененного оружия, угроз и компромиссов. Отлично сработано. Он испытывал гордость и удовлетворение.
– Его Превосходительство Посол, – объявила секретарша.
Джек Кэмбелл взял трубку.
– Господин посол, – начал он, – наконец свершилось. Теперь уже официально. Я знал уже вчера вечером, но не хотел сообщать вам раньше времени. Ведь эти мартышки могут передумать в любую минуту.
– Браво, – пророкотал дипломат.
– Разрешите прочитать вам заголовок, – продолжил Джек Кэмбелл с упоением. – Слушайте: «Боливийское правительство приняло решение о бессрочной высылке ста девятнадцати сотрудников советского посольства, обвиняемых в тайном сговоре с врагами Республики. Президент заявил, что эта мера явилась следствием длительного расследования, проведенного его службами безопасности».
– "Службами безопасности", – повторил еще раз Кэмбелл.
Он покатывался со смеху.
– "Советские дипломаты должны покинуть Боливию в недельный срок", – продолжал он.
Посол прервал Кэмбелла:
– А я полагал, что в посольстве СССР было всего пятьдесят девять сотрудников.
– Совершенно точно, – подтвердил Кэмбелл. – Разрешите, я сейчас сверю списки. Они занесли туда всех и вся, кто имел русский паспорт.
Джек Кэмбелл перевернул газетную страницу и принялся читать имена высланных русских. Вдруг он разразился страшным хохотом.
– Господин посол, они высылают даже младенцев и собак! Послушайте: Сталина... Федоровна – ей всего два годика, она – дочь якобы торгового советника. А Иосиф Илюшин – это собака консула...
Таковы были отношения между союзниками.
Преисполненный радости, Джек Кэмбелл простился с послом и повесил трубку. Учитывая близость Чили, высылка советских дипломатов приобретала значение крупного успеха ЦРУ. Трубить о ней, конечно, не подобает, но послужной список Кэмбелла она несомненно украсит.
И тут вдруг американец вспомнил о Малко. Он взял телефонный аппарат и набрал номер тайной полиции. Получил соединение, назвал добавочный.
– Алло, пост 435 слушает.
Это был центр борьбы с партизанами, который всегда обозначал себя только так, а не иначе, и это был голос «Доктора» Гордона.
– Говорит Джек Кэмбелл.
– А, вы хотите знать, что нового... Ну, пока что все по-прежнему, я полагаю. Потерпим еще несколько часов.
Он прямо-таки пузыри пускал от радости, гадина этакая.
Хриплый голос Джека Кэмбелла заставил его аж подскочить на месте:
– Вы сейчас же, немедленно прервете курс, освободите пациента и незаметно переведете его в клинику при посольстве.
Гордон потерял дар речи.
– Но...
– Никаких «но», – заявил Кэмбелл тоном, не терпящим возражений. – Это мой приказ. Вам что, напомнить, на кого вы работаете? И никаких там штучек. Не вздумайте заявиться ко мне с известием о его смерти. Тут же вновь очутитесь дворником в Панаме.
В трубке долго молчали. Наконец, «Доктор» Гордон попытался возразить:
– Но что скажет Гомес? Меня просто не пустят в Школу полиции без его разрешения.
– Это ложь, – миролюбиво заметил Джек Кэмбелл. – Не забывайте, с кем вы разговариваете. Вы сейчас же отправитесь в эту Школу и прервете курс. Остальное я беру на себя. И Гомеса тоже.
– Он как раз только что появился тут, – с облегчением выдохнул кубинец.
– Дайте-ка его мне.
– Привет, Джек, – сказал Гомес елейным, почти подобострастным тоном. – Все идет, как вы хотите?
– Не совсем.
Американец повторил все сначала. Боливиец ничего не ответил. Кэмбелл чувствовал, что тот ненавидит его и чего-то не договаривает и, наконец, сказал:
– Дорогой майор, если этого человека не освободят немедленно, я приеду за ним вместе с послом. И я заявляю боливийскому правительству официальный протест в связи с заточением иностранца в государственном учреждении.
