Чингиз Абдуллаев - Рассудок маньяка

— Я нашел несчастную женщину, — возразил Дронго, — несчастную женщину, которую я раздавил.

— Да, — вдруг громко произнесла Моисеева, — вы ее раздавили. Вряд ли Георгий Ильич сможет относиться к ней так же, как раньше. Вам следовало об этом подумать.

— Вы хотите сказать, что мне не следовало находить убийцу?

— Нет, конечно. Но следовало найти какой-то способ, в общем, иначе показать Фирсовой, что она разоблачена. Вы сыграли на ее шоковом состоянии. Я вас понимаю, Дронго, это был азарт охотника. Но психику женщины вы раздавили полностью. И заставили ее признаться в присутствии человека, которого она любила больше всего на свете. Ни одно наказание не будет для нее страшнее того, что вы здесь устроили. Ни одно, — Моисеева торопливо достала сигареты и вдруг, чисто по-женски всхлипнув, поднялась и выбежала из кабинета.

— Женская истерика, — недовольно заметил Левитин.

— Нет, — возразил Дронго, — она права. Мне иногда кажется, что я работаю ассенизатором человеческих душ. Это так тяжело — каждый раз становиться неумолимым судьей для другой души. Иногда даже понимая мотивы преступления. Это мой крест, Левитин, и я буду нести его всю свою жизнь.

Он тяжело поднялся и пошел к выходу.

— Подождите, — позвал его Сергей Алексеевич, и, когда Дронго обернулся, он тихо произнес: — Извините меня, что я вас втравил в эту печальную историю.

— Это вы меня простите, — сказал Дронго. — Я даже не думал, что когда-нибудь буду жалеть убийцу не меньше, чем его жертвы. До свидания.

Он вышел в приемную. Там находились секретарь Архипова и профессор Моисеева. Увидев Дронго, обе женщины, не сговариваясь, отвернулись, словно считая его лично виноватым в случившейся трагедии. Дронго понимающе усмехнулся и пошел к лифту. Его никто не провожал. Он шел по двору, чувствуя на себе взгляды. Шел, как всегда, один, с чувством пустоты в душе. В проходной он сдал свой пропуск, уже зная, что никогда больше не появится в этом институте.