Николай повернулся на бок и закрыл глаза. Он долго лежал, картины той ночи на барже медленно текли в его голове, но на этот раз он как бы наблюдал происходящее со стороны, он уже не испытывал ужаса, страха и боли. Постепенно краски поблекли, и он уснул крепко и спокойно.
— Подъем!
Команда прозвучала, как показалось Владимиру, слишком рано. Он открыт глаза и увидел, что Николай уже вскочил и быстро одевается.
— Ты чего, это ж не тревога.
— Да привык, у нас в училище старшина строгий был, особо по подъему, кто сразу не вставал, попадал к нему в черный список.
— Так нет тут твоего старшины, и ты уже не курсант…
— Знаю, что нет, он на той барже остался… — сказал Николай и грустно улыбнулся Владимиру.
Через два часа они уже шли колонной по заснеженной дороге, дивизия выдвигалась к передовой. Навстречу, уступая путь бойцам, обочиной, нескончаемым потоком шли люди, беженцы. Вечером, на привале в небольшом лесочке, к полевой кухне подошла женщина со стариком и маленькой девочкой на руках.
— Помогите ради Христа! Двое суток не емши, замерзаем, помогите…
— Откуда вы? — спросил Арефьев у старика, когда их накормили горячей кашей и согрели чаем.
— С под Истры тикаем, немцы, нехристи, видать, дамбу взорвали, все деревни водой залило, чудом успели, а сколь народу потопло, сколь животины, вода-то ледяная, ох беда. А он, гад, по мостам прошел…
— Так то ж наши водохранилище спустили, чтоб немцев остановить… — вырвалось у Владимира.
Старик глянул на него, нахмурил брови и махнул рукой:
— Не могет такого быть, чтоб воду пустили, а мосты немцу оставили, что ты, сынок, рази товарищ Сталин такое допустил бы? Нет, немцы это, душегубы, столь народу залили, столь народу… — Он мазнул ладошкой по помокревшим глазам и, тяжко вздохнув, попросил:
— Угости, сынок, табачком на дорожку.
Владимир молча сунул старику пачку махорки и отошел. В голове звучал хриплый голос старика: «Не могет такого быть…»
— Эх, дед, лучше тебе не знать, как оно «могет быть…».
Тихий перестук колес успокаивал. Третьи сутки эшелон шел практически без задержек. Вангол и Гюнтер всласть выспались и подолгу беседовали. В основном Гюнтер рассказывал о своем пребывании «там», в ином мире. Он показывал пальцем себе под ноги и многозначительно говорил: там. А там был пол теплушки, а под ним летящие шпалы и километры российской земли.
— Да, Россия огромная страна, слишком огромная, потому никто ее и не смог завоевать, сколько ни пытались.
— Гюнтер, а как же монголо-татары?
— Это вы про монголо-татарское иго, что ли, Вангол?
— Ну конечно.
— Еще одно заблуждение, этот термин родился в середине девятнадцатого века в умах наших историков, а до того никто и не знал в России про это иго. Да, воевали, и не раз, между собой князья и царьки племен, но объединены были одной территорией и властью. Территория называлась Тартария, а власть над ней имел Чингисхан. И звание, и должность эта была переходящей. И тому есть веские доказательства — старые карты, сохранившиеся у скандинавов. И записи есть рукописные тех лет. Даже в Ватикане есть тому свидетельства. Я этим вопросом заинтересовался, когда с тибетскими монахами работал, с их книгами. Там неоднократно были ссылки на эту Тартарию…
Гюнтер собрался было рассказывать, но закашлялся, сильно и надрывно. Его лицо побледнело, покрылось мелкими каплями пота. Он кашлял сухо, задыхаясь, ему не хватало воздуха, на губах запузырилась розовая кровавая пена.
Вангол подтащил его к окну теплушки, хотя это мало что изменило. Гюнтер задыхался. Он с ужасом смотрел на Вангола, не знавшего, как помочь. Постепенно кашель затих. Гюнтер, обессиленный, еле дышал. Вангол удобно уложил его и тщательно укрыл, благо было чем.
— Давно у вас это?
— Нет, такой приступ только второй раз. Первый раз так плохо было месяц назад в лагере, — прошептал еле слышно Гюнтер.
— Надо срочно показаться врачу, — подумал вслух Вангол.
— Мы оба знаем, что это невозможно, — прохрипел немец и тяжело вздохнул.
— Я сейчас чаю сварю, напою вас горяченьким, и поспите.
— Нет, не хочется спать, все уже, мне лучше, — с одышкой, но отчетливо проговорил Гюнтер.
Он действительно вздохнул с облегчением и сел. Его бледное худое лицо, тонкие бескровные губы и большие серые глаза улыбались Ванголу.
— Знаете, Вангол, если мне доведется скоро умереть, я буду сожалеть только об одном.
Вангол поднял на Гюнтера взгляд.
— Да-да, только об одном, я не успел встретить и полюбить женщину, которая мне была суждена. Я не нашел ее, наверное, потому, что не искал, мне все время было некогда, а ведь она где-то есть, она тоже ищет и ждет меня, но, увы…
— Гюнтер, вы не умрете и женитесь на этой женщине.
— На какой? — удивленно вскинулся Гюнтер.
— Как на какой? На той, о которой только что говорили, которая ждет… — грустно улыбнулся Вангол.
Он вспомнил Тингу, и сердце сжалось и затрепетало в груди. Им было так хорошо вместе, они понимали друг друга без слов. Достаточно было взгляда, даже просто мысли…
Наверное, это и есть любовь. Тинги нет, а он вспоминает ее каждый день. Иногда она ему снится, и он просыпается безмятежно счастливым. Все это, к сожалению, в прошлом…
Вангол подавил грустные мысли и улыбнулся немцу.
— Гюнтер, а как там насчет любви? Вы ее случайно там не встретили?
— Если бы я мог встретить там девушку, может, и влюбился бы. Но, увы, законы того мира таковы, что каждая девушка долго и тщательно готовится к встрече со своим будущим мужем. Там этот вопрос является наиважнейшим и, наверное, главным в жизни. Поэтому случайно познакомиться там с девушкой практически невозможно. Кроме того, — Гюнтер сделал печальные глаза, — Вангол, я же говорил, они там все очень рослые…
Вангол рассмеялся, представив Гюнтера рядом с двухметровой девчушкой в школьной форме.
— Вот-вот, смейтесь, а мне совсем не смешно было…
— Так что, там девушки живут взаперти? Как у мусульман?
— Нет, Вангол. Просто там другая культура. Там все понимают истинные ценности жизни, и поэтому женщины занимают очень почетное место в обществе. Однако одно дело — зрелая женщина, родившая и вырастившая детей от своего мужа, продлившая его род, и другое дело — девушка, находящаяся под опекой своего рода. Кстати сказать, основное, определяющее взаимоотношения между людьми звено там не семья, а род. То есть все предки, и родители, и дети, и внуки, объединенные по мужской линии в род, и все их достижения, наследство предков, является достоянием всего рода, а не отдельных его представителей, как у нас. Там нет богатых в нашем понимании и бедных. Там есть знатные, заслуженные люди из древних состоятельных родов, обладающих огромными достижениями в различных областях духовной культуры, и есть люди, стремящиеся к личным достижениям. И те и другие пользуются одинаковыми правами и несут одинаковые обязанности перед своим родом и государством.
Причем очень интересно само понятие у них государства. А название почти как здесь, в России, Союз — Союз Равноправных Родов. Только там все иначе. Здесь авторитарный режим и геноцид народов. Там демократия и гармония во всем. Если бы я это не видел собственными глазами, сам не поверил бы в возможность существования подобного общества. Однако оно есть. Государство там — это не власть, имеющая карательный аппарат для управления народом, это не привилегированная верхушка, сформированная из представителей крупного капитала или высшего сословия и всячески выполняющая желания своих хозяев или партий, их поставивших у руля. Нет. Это представители всех родов, входящих в Союз. Причем каждый род имеет равное представительство, независимо от состоятельности и достижений, просто по праву своего существования. Выдвижение представителей во власть — процесс у них длительный, связанный с различными степенями испытаний и проверок. Это связано с оценкой способности человека к мышлению и принятию правильных решений, проверяются все его достижения на пути к зрелости и совершенству. Вся его жизнь рассматривается старейшинами рода и сравнивается с другими кандидатами. Все имеет свою категорию оценки. Только при равенстве оценок происходят выборы, тогда род выбирает своего представителя голосованием. Право голоса имеют только достигшие зрелости граждане.
— Что значит — достигшие зрелости? — Ванголу действительно было интересно все, о чем рассказывал Гюнтер.
Гюнтер чувствовал это и продолжал рассказывать с видимым удовольствием.
— Мужчины — по достижении определенного возраста и созданию семьи. Вообще, Вангол, там к моменту создания семьи мужчина проходит определенные этапы обучения, с юных лет его сопровождает наставник. Только когда он обретет свой путь, тогда он имеет право на создание семьи.
