— Попробую, если удастся, — сказал шофер, переключая скорости. — Но учтите, что "кадиллак" — мощная тачка.
Когда мы завернули за угол, черная машина уже скрылась. Мы наугад повернули на следующем перекрестке и увидели ее за квартал перед нами, на Бродвее. Она остановилась на красный свет.
— Притормозите, — сказал я водителю. — Мне бы не хотелось, чтобы они видели нас.
— Послушайте, чем это мы занимаемся? Вы не из военно-морской разведки?
— Я участвую в расследовании дела, которое ведет ФБР.
— Вы не разыгрываете меня? Ну, мне будет что рассказать ребятам.
— Рассказывать будет нечего, если упустите машину.
— Братишка, да я скорее разнесу эту свою посудину в пух и прах, чем потеряю их.
Прежде чем мы достигли перекрестка, светофор переключился. Когда черная машина набирала скорость, я мельком увидел старое злое лицо у заднего стекла. Я снял фуражку и пригнулся на своем сиденье. В Сан-Диего в этот вечер было довольно оживленное движение, и большую скорость развить не удавалось, так как все время приходилось маневрировать. Мой водитель просто творил чудеса за рулем, ухитряясь не задевать другие машины, тормозя в шаге от них, когда движение останавливалось. Он направлял нашу машину прямо в пробки, которые вдруг рассасывались, и движение опять возобновлялось. Мы катили по южной части Сан-Диего, мимо ночных кинотеатров, захудалых ресторанчиков и палаточек, мимо магазинчиков с мелочевкой, винных лавок и складов, мимо церквушек, у фасадов которых тоже разместились лавчонки, дешевых ночлежек и свалок. Потом выехали за пределы города, где черный лимузин стал быстро наращивать скорость. Его габаритные огни уходили от нас, как маленькая красная комета, которую в конце концов поглотила ночь. Одновременно я осознал, что нахожусь на последнем отрезке своей длинной поездки из Детройта в Тихуану.
Водитель выжимал из машины все, что мог, мотор вибрировал, как отбойный молоток. Я подпрыгивал на заднем сиденье, когда такси взлетало, а потом спускалось с крутых прибрежных холмов. У Палм-Сити водитель притормозил и сказал, не поворачивая головы:
— Я выжал все из своей старушки, но и в лучшие годы она не могла бы тягаться с "кадиллаком", черт бы его побрал.
— Эта дорога ведет в Тихуану, правда?
— Да. Похоже, они направились в Тихуану.
— Отвезете меня туда?
— Хозяин — барин. Но за это — дополнительная плата.
— Вот на такой случай я и копил деньги.
Он нажал на газ и стал держать пятьдесят миль в час. Минут десять мы проехали молча. Взлетев на очередной холм, увидели с высоты раскинувшуюся внизу Тихуану. Еще через несколько минут подкатили к границе.
— Проезжал ли здесь несколько минут назад черный "кадиллак"? — спросил водитель пограничника, который проверил мое удостоверение личности. При свете дорожного фонаря я впервые хорошенько рассмотрел лицо таксиста — лицо толстого человека лет сорока, курносое, с черными ирландскими глазами. Согласно лицензии на профессию, прикрепленной к приборной панели, его фамилия была Хэллоран.
— Да, большой лимузин. Шофер в форме, и все такое.
— Вы не знаете, кто хозяйка машины?
— Нет, не знаю. Она проезжала здесь и раньше, но я ее не знаю. А в чем дело? Они подрезали вас?
— Нет, я просто подумал, что видел ее раньше.
— Какая-то курица, — довольно неуважительно отозвался пограничник, когда Хэллоран включал скорость. — Она выглядела так, будто только что слезла со строительных лесов и собиралась залезть туда же.
На первом же перекрестке нам повстречался босой мальчик в расстегнутой рубашке, размахивающий картонной коробкой и вопя:
— Жвачка! Чиклеты!
— Остановитесь на минутку, — попросил я Хэллорана.
— Вы приехали сюда, чтобы купить жевательную резинку? — насмешливо спросил он, но машину остановил. Мексиканский мальчик с горевшими глазами кинулся к машине, как пират бросается на абордаж судна.
— Чиклеты — две за пять центов! — кричал он.
Я вынул пятидесятицентовую монету и держал ее на свету между большим и указательным пальцами.
— Ты видел, как здесь недавно проехала большая черная машина?
— Да, сеньор.
— Куда она поехала?
Он показал направо к вершине холма в центре города.
— Ты в этом уверен?
— Да, сеньор, туда.
— А ты знаешь, кто находился в этой машине?
— Нет, сеньор. Какая-то американская дама. Взгляд мальчика был прикован к монете, ему так хотелось получить ее, что он смотрел не отрываясь. По худому желтоватому лицу было трудно определить, сколько ему лет — десять или шестнадцать. Я бросил монету в его коробку, он отскочил от машины и помчался по пыльной дороге, лопатки под рубашкой заработали, как рудиментарные крылья.
Мы поднялись на небольшой холм, который указал мальчик, минуя потемневшие от ветра жалкие лачуги, ларьки, одноэтажные домики дешевых юридических контор, на которых пестрели надписи с предложениями быстрых и легких разводов, остановились у бензозаправочной колонки в самой верхней части улицы. Я спросил служащего, не видел ли он, куда поехал мой друг в черном "кадиллаке".
— Сеньора Тулуз? — спросил он и растянул губы в хитроватой улыбке, от чего тонкие черные усы немного приподнялись. — Думаю, что поехала домой. Она ваш друг?
— Мы познакомились в поезде. Она пригласила меня заехать к ней в Тихуану. Но я не знаю ее точного адреса.
— Не знаете, где она живет? Значит, не знаете и Тихуану. — Он опять ухмыльнулся с таким видом, как будто только жителям Тихуаны известны загадочные местные тайны.
— Вы совершенно правы, не знаю.
Заправщик обратился к Хэллорану:
— Вы знаете, где надо искать девочек?
— Да.
— У сеньоры Тулуз самый большой дом на этой улице. Каменный. Его нельзя не заметить.
Я дал ему доллар. Он положил его в кошелек на поясе, посторонился и, криво улыбаясь, смотрел нам вслед.
— Чем, черт возьми, мы тут занимаемся? — воскликнул Хэллоран.
Мы повернули на шумную улицу, которая спускалась между двумя ярко освещенными домами, а дальше погружалась в полную темноту. По обе стороны двигалось много мужчин, а на освещенных крылечках сидели девушки, как отобранные фрукты на витринах. Между мужчинами на улице и поджидающими в домах девицами пролегло как бы поле напряженности, которое непрерывно взрывалось солеными замечаниями, неприличными ответами и приглашениями.
Мы остановились на первом перекрестке, и худощавый смуглый молодой человек в белой расстегнутой рубашке вынырнул как из-под земли.
— Хотите очень, очень хорошеньких девочек?
— Нам нужна сеньора Тулуз.
— Сеньора Тулуз. Тьфу! — презрительно фыркнул молодой человек. — Там одни старухи, да и цену они заламывают несусветную. Пойдемте лучше со мной. Я покажу вам что-то особенное. — Он открыл заднюю дверцу, наклонился, положив руку мне на колено, и прошептал: — Девственницу!
Я дал ему доллар и спросил:
— Где живет сеньора Тулуз?
— Хорошо, сеньор, — любезно отозвался он на этот раз. — Вон там, в большом доме. В середине квартала. — Он опять наклонился ко мне. — Скажите ей, что вас послал Рауль. Хорошо?
Закрывая дверь, я чуть не прищемил его узкое, заискивающее лицо. Мы покатили дальше по улице и, доехав до большого дома, запарковались на противоположной стороне. Это было импозантное здание из серого камня, характерное для этих мест, но построенное топорно, как строили в старину, фермеры в штате Огайо. Дом был трехэтажный, все этажи освещены, но окна занавешены. Парадная дверь закрыта, на крыльце не было девушек, а изнутри дома доносилась музыка.
— Зайду туда, — сказал я водителю. — Если через полчаса не вернусь, обратитесь в полицию.
— Здесь бессмысленно обращаться в полицию. Вы ведь знаете местные порядки, правда? Эти кошачьи притоны охраняются полицейскими.
— Поезжайте тогда в полицию на границе. А затем — в Диего к Мэри Томпсон в гостиницу "Грант". Понятно? Скажите ей... впрочем, подождите, лучше я напишу записку.
Я вырвал страничку из записной книжки и написал Мэри записку, в которой просил ее связаться с Гордоном, свернул, написал адрес и отдал Хэллорану.
— Поезжайте в том случае, если я через полчаса не вернусь. Сейчас десять часов.
Я щедро оплатил проезд и вышел из машины. Я чувствовал себя неловко, но легко, когда поднимался по ступенькам, и постучал в тяжелую дверь с резьбой.
В смотровом оконце показалось лицо с двумя маленькими глазками. Глазки смерили меня оценивающим взглядом, смотровое окошко захлопнулось, и дверь открылась.
— Чем могли бы быть вам полезными? — спросил привратник. У него были поросячьи глазки, и сам он походил на борова с фигурой японского борца-тяжеловеса. Произношение выдавало в нем жителя Миннесоты. Автоматически я подумал, как глубоко зароется мой кулак в его отвисший жирный живот, если ему врезать.
