Банщиков повторил пожелание слово в слово. Хотя какая уж тут спокойная ночь, к чертям собачьим!
Выяснение отношений заняло времени совсем немного. Годы совместной жизни приучили Банщиковых к мысли, что словесная победа достигнута быть не может, а потому и нечего кипятиться понапрасну. Вкратце высказав свои нелицеприятные мнения в адрес друг друга, супруги успокоились и собрались было спать, когда очередная телефонная трель прорезала тишину.
На этот раз сработал мобильник Банщикова, выводящий мелодию из кинофильма «Генералы песчаных карьеров»… Скажи, Америка, родная мать, зачем я должен предавать…
– Кому не спится? – поинтересовалась Людмила, успевшая нанести на лицо новый слой крема, еще жирнее и толще предыдущего.
– Нолин…
Банщиков и сам не знал, отчего произнес эту фамилию шепотом. Возможно, в том повинна была темная ночь, сгустившаяся за окнами.
– Так ответь! – встрепенулась Людмила.
Мобильник не умолкал. Осторожно утопив клавишу, Банщиков сказал:
– Алло.
– Хорошо, что не спите, – бодро произнес Нолин.
– Сплю, – пробормотал Банщиков.
– Не валяй дурака! – Людмила ткнула его кулаком в бок.
– Вы лунатик? – спросил Нолин.
– А вы? – с вызовом осведомился Банщиков.
– Я, скорее всего, нет, поскольку у меня нет обыкновения разговаривать во сне.
– У меня тоже, между прочим.
– Странно, – хмыкнул Нолин. – Вы сами сказали, что спите. Или мне послышалось?
– Будь поласковее, – прошипела Людмила.
– У вас ко мне дело? – спросил Банщиков. Из-за того, что он смотрел на жену, это получилось у него крайне строптиво.
– Дело, – подтвердил Нолин.
– Очень важное?
– Крайне важное.
– И до утра оно никак не терпит?
– Нет, – засмеялся Нолин. – Такие дела лучше не откладывать на утро. Хороши же мы будем, если наклюкаемся спозаранку.
– Нак… – Банщиков осекся. – Простите, но, по-моему, вы слегка навеселе.
Выщипанные брови Людмилы изобразили две тонкие, высокие арки.
– Не слегка, – возразил Нолин. – Знаете, я ужинал сегодня в ресторане с одним препротивнейшим типом. Потом меня едва не прихлопнули американские союзники…
– Как? – вырвалось у Банщикова.
– Как муху, Петр Семенович, как муху…
– А вы?
– А мне стало обидно, вот я и решил поднять настроение известным способом, – просто признался Нолин. – Но в одиночку пить не люблю, поэтому захватил по дороге отличное виски и приглашаю вас составить мне компанию.
– Не вздумай! – прошептала Людмила, уловившая суть разговора.
За секунду до этого Банщиков намеревался вежливо отклонить предложение, но взыграл дух противоречия. Какого лешего Людмила вмешивается? И разве несколько минут назад Банщикову не было велено не спускать глаз с Нолина? Посиделки за бутылкой могут развязать ему язык, и тогда он сболтнет что-нибудь важное. Разве выведывать тайны Нолина не вменено в обязанности Банщикова?
Кроме того, сильно хотелось выпить. Стресс, будь он неладен. Ужасающее напряжение, от которого в голове не смолкает трансформаторное гудение, а пальцы постоянно охвачены мелкой дрожью.
– Где встретимся? – деловито спросил Банщиков.
Людмила театрально застонала и, схватившись за голову, рухнула на кровать.
– У меня, – сказал Нолин. – Смокинг и бабочка необязательны. Сколько времени вам потребуется на сборы?
– А я уже собран, – сказал Банщиков, беря штаны.
– Можешь ночевать у своего Нолина, – процедила Людмила. – Сюда в пьяном виде возвращаться не смей.
– Не вернусь, не беспокойся.
Банщиков не подозревал, что реплика станет пророческой. Он быстро оделся и вышел, хлопнув дверью.
Хорошо сидим… Плохо стоим…
Нолину не требовалось разыгрывать из себя подвыпившего человека. Он и в самом деле опрокинул пару стограммовых порций. А на столе в его комнате высились две солидные коричневые бутылки, монументальные, как вавилонские башни.
– Шотландский скотч, – объявил Нолин, подмигивая.
– На двоих многовато будет, – покачал головой Банщиков.
Этой ночью он словно бы убавился в росте, придавленный невидимым грузом. Его руки бессильно висели вдоль туловища, а посадка головы копировала облик стервятника. На мгновение Нолину сделалось жалко этого нескладного, не слишком умного и явно невезучего мужчину, увязшего в трясине проблем. Но потом Нолин вспомнил десятки и сотни других людей, так или иначе играющих на руку врагам, и он выбросил из сердца сострадание. Предают не по несчастью, а, как правило, вполне осознанно, в здравом уме и трезвой памяти. Одни пасуют перед шантажистами, другие стремятся разбогатеть, третьи мстят родине за какие-то свои несбывшиеся амбиции. В результате они оказываются по другую сторону фронта, и делать им снисхождение – значит, подставлять спину под удар.
– Супруга не сильно ругалась? – спросил Нолин, указывая Банщикову на кресло.
– Я не маленький мальчик, – ответствовал тот, усаживаясь. Его поза совершенно не соответствовала уверенному тону. Глаза смотрели сквозь очки подслеповато, виновато и растерянно.
– Сегодня мне удалось выяснить судьбу Виткова, – сообщил Нолин, наполняя стаканы.
– И что с ним? – спросил Банщиков.
– Уже ничего.
– Не понял?
– Мне показали фильм, снятый в морге, – вздохнул Нолин. – Там был труп мужчины, очень похожего на Александра Борисовича. Я заявил американцам, что это не он, однако полной уверенности у меня нет.
– Вот так новость, – крякнул Банщиков, поднимая стакан. – В голове не укладывается. Вот уж не думал, что буду поминать Александра Борисовича…
– Поминать не будем. А вдруг я ошибся?
– Хорошо бы.
– Тогда давайте за все хорошее…
Мужчины чокнулись и неспешно выпили, синхронно двигая кадыками. Одновременно потянулись к блюдечку с апельсиновыми дольками, закусили, перевели дух.
– Сегодня вас ожидает большой сюрприз, – сказал Нолин, глаза которого заметно увлажнились. – Я намерен многое рассказать вам. Знаете, Петр Семенович, моя карьера кончена. Образно говоря, меня взяли за жабры. Не вырваться. – Он махнул рукой. – Пропал я. Вы будете моей жилеткой, куда мне необходимо поплакаться. Не возражаете?
– Готов вас выслушать, – с достоинством произнес Банщиков. – Конечно, если вы потом не пожалеете о своей откровенности.
И этот человек толкует Нолину про откровенность? Банщиков Петр Семенович, нанятый сотрудниками ЦРУ? Явившийся в номер с единственной целью что-нибудь высмотреть, вынюхать, подслушать? Впрочем, подслушивали Нолина другие люди. Те, что сосредоточенно сидели сейчас возле звукозаписывающей аппаратуры, ловя каждое слово, фиксируемое потайными микрофонами. Что ж, сегодня их ожидает увлекательнейшая радиопостановка. Сценарий заготовлен заранее, как и необходимый реквизит.
– Повторим, – предложил Нолин, беря бутылку.
После третьего захода Нолин притворился изрядно поддатым, закурил тонкую сигару и, роняя пепел на пол, принялся сетовать на трудности профессии разведчика. Особый упор он делал на то обстоятельство, что работа не приносит ни морального удовлетворения, ни материальной выгоды.
– Но сегодня, – многозначительно произнес он, – я, кажется, поймал свою золотую рыбку.
– Глядите, чтобы не получилось, как в сказке Пушкина, – пробормотал Банщиков. – Пуще прежнего злится старуха, и далее по тексту.
– А я не женат, – небрежно махнул сигарой Нолин. – В отличие от вас, мне не перед кем отчитываться за потраченные деньги, – он пьяно хихикнул, – и бесцельно прожитые годы… Скажите, Петр Семенович, вы как к американцам относитесь?
– Никак, – заявил Банщиков. – Какое мне до них дело?
– А если они и вас похитят?
– Зачем я им нужен?
– Витков, наверное, тоже так думал и в морг попал…
Нолин закручинился, подперев голову рукой. Дым из сигары, зажатой между пальцами, лез в глаза, но он не обращал внимания. Какая же исповедь без скупой мужской слезы?
– Эх, – произнес он с тоскливым надрывом, – вот так живешь-живешь, строишь планы, никому вреда не делаешь, и вдруг – раз! – все рушится. – Он посмотрел сквозь пальцы на собутыльника. – Вы в сны верите, Петр Семенович?
– Не верю, – решительно ответил Банщиков, еще утром пообещавший себе по возвращении в Москву приобрести сонник. – Все это мистика.
– А у меня, признаться, плохие сны частенько сбываются, – сказал Нолин. – И сегодня утром приснился не просто плохой, а жутчайший сон. Какая-то свалка, грязища, крысы… Что-то произойдет. Что-то страшное.
– Ну вот! – укоризненно воскликнул Банщиков. – Вас не поймешь, Юрий Викторович. То вы золотую рыбку поймали, то над вами беда нависла…
– А ведь так и есть, Петр Семенович. Рыбка – рыбкой, а ошибка – ошибкой. Не стоило мне соглашаться.
– На что?
Изобразив колебание, Нолин испустил еще один тяжелый вздох и признался:
