теряет терпение.
— Что сумка — вижу… Дальше.
— Внутри, — Мартин отвернулся и отошёл к окну, вгляделся в темнеющее небо на западе, в стороне океана. Розенблюм передёрнул плечами, мол, да и чёрт с тобой… Осторожно расстегнул замки и открыл сумку. Запустил туда руку, покопался, что-то перебирая…
Уолш наблюдал за ним с настороженным вниманием. Наконец европеец вытащил на свет божий поблёскивающую синевой просветлённой оптики компактную «лейку». Осторожно положив фотоаппарат на стол, он повернулся к Мартину.
— Ну, фотокамера… Чья?
— Какого-то британского журналиста. Мне некогда было устанавливать личность полностью.
— Надеюсь, он жив? — с определённой долей надежды в голове вопросил Розенблюм. Мартин пожал плечами.
— Пару часов назад был ещё жив.
Розенблюм начинал закипать.
— Я жду объяснений! — в конце фразы голос европейского эмиссара сорвался на фальцет. Вместо ответа Бонненкамп с непроницаемым видом подошёл к столу и видом вытащил из сумки чёрный бумажный пакет из-под фотобумаги. Бросил его на стол. Из пакета вывалились и разлетелись по столу и по полу фотоснимки отличного качества.
Уолш наклонился и поднял один. С глянцевого фото на него смотрел… От неожиданности Редрик даже опешил.
— О, майн Гот! — вскричал Розенблюм, напяливший на нос неизменное пенсне и разглядевший свой снимок. Они переглянулись. «Заморский гость» тяжело опустился в кресло. — Этого не может быть… Этого просто не может быть… В противном случае…
Уолш так и не узнал, что случится в противном случае, поскольку Розенблюм вдруг вскочил, бросился к Бонненкампу и ухватил его за грудки:
— Вот только не говори мне, Мартин, что тот фотограф ухе почил где-нибудь в городских трущобах с верёвкой на шее… И даже не думай заикнуться мне об этом…
Не ожидавший такого натиска немец слабо отбивался, отпихивая от себя грузного швейцарца. Потом ему это надоело, и он, ухватив запястья Розенблюма стальными тисками своих кистей, насильно усадил его обратно в кресло, с которого тот некоторое время ещё порывался вскочить. Так они и боролись несколько минут, молча сопели и пыхтели, а Уолш между тем внимательно рассмотрел фотографию.
Сомнений быть не могло, хотя журналист и снимал издалека и штатным объективом. Спецсредств, конечно, у него быть не могло. От этого размер фигуры на кадрах был мелковат. Но вот само качество… Всё-таки «Кодак» делал теперь довольно приличную любительскую плёнку.
Повернувшись к соратникам, Редрик рявкнул:
— Всё, довольно… побаловались — и хватит… В связи со вновь открывшимися обстоятельствами я вынужден срочно прибыть в посольство и воспользоваться их системой связи. Как вы и сами понимаете, это всё слишком серьёзно. Вы, Розенблюм, подыщите-ка нам какую-нибудь приличную квартирку где-нибудь на окраине города. А вам, Мартин, предстоит поехать к журналисту и вдумчиво побеседовать с ним на тему того, где именно и когда были сняты эти, несомненно, уникальные кадры. Всем задача ясна?
Европейцы синхронно кивнули, как два китайских болванчика.
— Вот и ладно. Тогда все — по своим делам…
С той поры прошло уже два дня, и теперь здесь, на пустынном берегу Уолш ожидал Мартина с фотографом, которого тому наконец-то удалось вновь обнаружить. Британец не смотался домой, а попытался пересидеть смутные времена у своей подруги. Но завистливые приятели по корпункту за полсотни «зелени» легко слили её адресок, и Мартин не преминул туда наведаться…
Чайки немилосердно орали, дрались над пеной прибоя, и Уолш не сразу услышал шелест шин «форда» по щебню дороги. Машина остановилась чуть в стороне. Мартин разлаписто вылез с водительского места и, распахнув заднюю дверцу, вытащил оттуда тщедушного незнакомца в костюме в тонкую полоску и щегольских штиблетах.
Держа его за шиворот, Бонненкамп подтащил его к Уолшу, который и не подумал сделать шага навстречу. Он, расправляя складку не длевой перчатке, с видом, с которым энтомолог собирается препарировать редкую бабочку, наблюдал за дёрганьями журналиста.
Когда Мартин поставил его напротив, Редрик про себя отметил, что и без того бледное лицо жителя «туманного Альбиона» приобрело от страха какой-то и вовсе синюшный оттенок. Только щегольские усики отчаянно топорщились на узком, похожем на топор лице, да почти бесцветные глаза тускло блестели какой-то отчаянной горячностью. По-видимому, общение с Мартином не прошло для британца бесследно, и он уже внутренне попрощался с жизнью, а свою поездку за город воспринял, как последний путь.
— Имя, фамилия? — жёстко начал беседу американец. Он давно разработал для себя стиль такого вот «аврального потрошения» случайного собеседника, когда нет ни времени, ни желания разводить долгие антимонии.
— Сэмюель Кроуфорд… Сэмми можно между своими, мистер… Сэр…
— Оставим мистера… Итак, Сэм… Ты прекрасно понимаешь, какие снимки в твоей коллекции нас заинтересовали, не так ли?
Британец истово закивал. Он понимал.
— Тогда два вопроса. Первый: кто-нибудь, кроме тебя, естественно, знает, кого именно ты снимал?
Кроуфорд замотал головой:
— Нет, мистер… Сэр… Я никому…
Редрик невольно потёр руки… Плохое качество для разведчика — вот так, невольно выдавать своё отношение к ситуации… Но в данном случае он ничего не мог с собой поделать. Перед глазами уже сияли самые радужные перспективы.
— Что ж, парень, твои шансы вернуться к старухе-маме… У тебя есть мама, надеюсь, ты ведь ещё далеко не старик? Так вот, твои шансы выжить неимоверно подросли. И всё вообще наладится, если ты правильно ответишь мне на второй вопрос. Итак: у тебя сохранились негативы?
Журналист настороженно кивнул.
— И они, разумеется, в надёжном месте? — засмеялся Уолш.
Ответом был робкий кивок.
— Отлично! Тогда ты сейчас поедешь с мистером… Джоном, и он заберёт у тебя все материалы: негативы и ВСЕ отпечатки, понял, юноша — ВСЕ.
Опять серия судорожных кивков, словно шея Кроуфорда больше не могла удержать сразу отяжелевшую голову.
— И после этого можешь проваливать на все четыре стороны, — завершил свою мысль американец. — Мистер… Джон?
Мартин вытянулся.
— Проводите мистера Кроуфорда туда, куда он укажет, получите все материалы. И дайте ему денег из нашего фонда материального поощрения деятелей культуры и искусства…
Хорошо, что журналист смотрел в это время в рот Уолшу, он не видел, как по лицу немца скользнула хищная ухмылка. Схватив британского подданного в охапку, Мартин сунул его на заднее сиденье, сам сноровисто плюхнулся за руль. «Форд» взревел форсированным мотором и, подняв тучу пыли, устремился в сторону города.
Уолш устало опустился на большой валун, снял шляпу и промокнул несвежей салфеткой мокрый лоб. Он ещё не верил в свою удачу… То, что они узнали пару дней назад, способно было в корне изменить глобальный миропорядок похлеще, чем невнятная война в какой-то там далёкой Корее. Это была бомба почище атомной!
Уолш вздохнул-выдохнул… Теперь предстояло остановить бег и во всём
