Не считая звучащей записи, в маленьком кабинете майора Джаспера стояла полная тишина. Было два часа ночи. Им стоило немалых усилий разыскать британского офицера и вырвать у него обещание, что Маурин беспрепятственно выйдет из здания лисбернской штаб-квартиры. За все это время ирландка не сказала ни слова и послушно выполняла все, что ей говорили, двигаясь, точно во сне. Словно в ней лопнула главная пружина. И вот она слушала, не шевелясь, сложив руки на коленях. Все телефонные сообщения предателя были записаны подряд на одну пленку, разделяемые лишь щелчками повешенной трубки... В эту самую минуту низкий, с присвистом, голос объяснял, где находится Джеймс Файнген, один из наиболее старых вождей ИРА, чей арест произвел в свое время замешательство в организации.
Голос объяснял, что тайник находится за перегородкой, в задней комнате, оклеенной такими-то обоями...
Слезы брызнули из глаз Маурин, белки покраснели. Какое-то время ей удавалось, ценой неимоверного усилия воли, справляться с дыханием, потом она вдруг ссутулилась, сжимая голову руками.
– Выключите!
Майор встал и, не вынимая трубки изо рта, нажал на кнопку. Теперь слышны были лишь прерывистое дыхание и приглушенные рыдания Маурин... Трое мужчин молчали, уважая ее горе, правда, не без задней мысли. Наконец она подняла голову и промолвила тусклым голосом:
– Я хочу уйти.
Малко тотчас встал. Конор Грин хотел последовать за ними, но Маурин воспротивилась:
– Я хочу уйти вдвоем с вами.
В голосе ее звучало такое нервное напряжение, что, казалось, Маурин готова была сорваться на крик. Малко сделал американцу незаметный знак и подтолкнул девушку к дверям.
– Хорошо.
Они прошли безлюдными коридорами, пересекли гараж, где застыли пулеметные транспортеры «Сарасон» и очутились на улице рядом с караульным помещением. Маурин двигалась, словно бесчувственная, потом съежилась на сиденье «кортины». Когда они уже ехали по пустынным улицам Лисберна, Малко услышал ее глухой, полный отчаяния голос:
– Но почему? Почему?
Нарочито бесстрастно Малко объяснил, не отрывая глаз от дороги:
– Тревор Мак-Гуайр преследует не те цели, которые вы поставили перед собой. Он – человек партийный и исполняет волю тех, кто в Советском Союзе решил создать в этой стране трудности для НАТО при помощи ИРА. Он беспощадно убирает всех, кто думает иначе. Обычное дело. Вам кажется, что вы едины, а на самом деле сражаетесь за разные идеалы.
– Он – предатель! – крикнула Маурин. – Он отправил в тюрьму лучших наших товарищей!
Малко грустно вздохнул, удивляясь ее простодушию.
– В политике, Маурин, не бывает предательства. Есть только несходство взглядов.
Она промолчала. Малко мягко спросил:
– Вас где выпустить?
Маурин повернула к нему несчастное, подурневшее от слез лицо.
– Вы на самом деле меня...
– Разве я не дал вам слово?
Подбородок Маурин дрожал, слезы душили ее.
– Остановитесь здесь, – попросила она.
Малко затормозил. Они находились в предместье Белфаста, у Белморел Парк. Он глубоко вздохнул. Если Маурин уйдет, так ничего и не сказав ему, он может поставить крест на своей карьере в Компании, а Тулла – на своей молодости.
– Я знаю, где будет завтра Тревор, – промолвила она тихо. – Но он будет не один.
– Где?
– На винокуренном заводе, к северу от города.
– Хотите поехать туда со мной? – спокойно спросил Малко.
Маурин еще понизила голос:
– Вы меня поняли? Их будет человек двадцать. Вооруженные.
– Я понял.
Помолчав, Маурин быстро проговорила:
– Тогда завтра, здесь, в девять часов.
Она открыла дверцу и вышла. Но прежде, чем пуститься в дорогу, заглянула в машину.
– Вы приведете с собой людей из Особого отдела?
Малко покачал головой.
– Нет.
Малко остановился и прислушался. В старой винокурне стояла мертвая тишина. Три огромных перегонных куба походили в полумраке на притаившихся чудищ, а бесчисленные трубы, которыми они были усеяны, – на щупальца. Сложенная из почерневшего кирпича винокурня была очень старая, одна из самых старых в Ирландии. Возраст большей части ее оборудования насчитывал более сотни лет. Малко и Маурин вошли через маленькую дверцу, оставленную незапертой ночным сторожем, членом ИРА, который отправился пьянствовать в кабачок и вернуться должен был очень нескоро.
Маурин пришла на место точно в срок. Малко до последней минуты хранил в тайне свой план и не посвятил в него даже Конора Грина, опасаясь, что важный чиновник ЦРУ не устоит, ради собственного спокойствия, перед соблазном известить Особый отдел. Его не волновала судьба Туллы Линч.
Малко оставался примерно час, чтобы решиться окончательно. Если за это время он не найдет способа в одиночку справиться с Тревором Мак-Гуайром и его клевретами, ему придется просить помощи, и это было бы, во всяком случае, лучше, чем упустить добычу. Но тогда Тулла останется брошенной на произвол судьбы, ибо ЦРУ ни под каким видом не станет ходатайствовать за нее, а англичане ее не отпустят, не получив что-либо в обмен.
Пока же Малко осматривался, в винокурне. Чаны и перегонные кубы, соединенные мостиками, располагались в несколько ярусов.
Маурин, облаченная в неизменный джинсовый костюм, молча следовала за ним.
По металлической лесенке Малко взобрался на площадку, возвышавшуюся на четыре метра над полом. Маурин указала рукой на открытое пространство под ними.
– В последний раз они были там. Оттуда можно держать под наблюдением оба выхода сразу.
Малко приблизился к громадному чану.
– Там что?
– Сусло.
На верху чана было квадратное отверстие. Малко наклонился над ним и увидел коричневую бурлящую жижу. В первое мгновение он ничего не почувствовал, но вдруг в нос ему ударил удушливый запах. Дыхание сперло, из глаз потекли слезы. Он отпрянул. Газы в невероятном изобилии выделялись из бродящего сусла, а его в чане было, наверное, не менее 10000 галлонов... Маурин оттащила Малко от люка.
– Осторожнее! Если вы свалитесь туда, вам жить не больше десяти секунд!
Малко задумчиво смотрел на клокочущую гущу. Какая-то мысль мелькнула в его голове.
Он направился по извилистым мостикам к трем громадным кубам, обошел их кругом. Все три были пусты. В их медных стенках зияли отверстия... Малко заглянул сверху в нутро одного из них. Ни малейшего намека на спиртовый дух... По всей видимости, перегонные кубы основательно чистили. На самом дне он разглядел широкие лопасти, перемешивающие готовое к перегонке сусло.
Кубы достигали метров шести в высоту. Малко прикинул расстояние, отделявшее его от бродильного чана: не более двадцати метров.
Мысль начинала созревать.
– Вы умеете готовить бутылки с зажигательной смесью? – спросил он Маурин.
– Конечно!
В голосе ее звучала обида, как если бы он спросил, умеет ли она шить.
– Давайте откачаем немного бензина из нашего бака и быстренько сделаем одну, – сказал он.
Маурин изумленно посмотрела на него.
– Как, вы ничего не сказали англичанам?
Он покачал головой.
– Нет.
Он объяснил ей почему. Ее серые глаза просияли. И он вновь ощутил близость между ними, как тогда, в Дублине, когда она неистово отдалась ему.
– Вы в самом деле затеяли это ради Туллы?
– Конечно.
– Так вы не из ЦРУ?
Малко усмехнулся:
– Увы, оттуда. Но душу свою я не продал.
Он объяснил ей свой план. Им оставалось двадцать минут, чтобы продумать все до мелочей.
Слабые звуки проникали внутрь куба: шепоты, бряцание металла, шаги. Старинная винокурня ожила. Затаившись в пустом кубе, Малко с Маурин прижались ухом к толстой медной стенке, по которой передавались все шумы и сотрясения. Они опустили крышки смотрового и выгребного люков, но не завинтили их, чтобы не вызвать подозрений. Если бы Тревору Мак-Гуайру вздумалось тщательно обыскать завод, им, разумеется, грозило бы обнаружение... В минуту можно было задраить люки и утопить их в спирте, открутив несколько кранов... Но такой исход был маловероятен, ибо люди Мак-Гуайра не тратили время на такой вздор, как осмотр перегонных кубов... Лишь ночному сторожу было, вероятно, известно, что один из них пуст.
Маурин отняла ухо от стенки и шепнула:
– Они здесь!
– Пойду-ка взгляну, – ответил Малко.
Цепляясь за лопасти мешалки, он тихонько подлез к одному из люков. Винокурню скудно освещали голые электрические лампочки. Он приподнял крышку и осторожно высунул голову. Снизу его не могли видеть из-за мостика, но и сам он ничего не видел. Ему пришлось высунуть и плечи и вытянуть шею, чтобы увидеть нужное место. Сердце его забилось сильнее. На площадке у большого бродильного чана стояли и сидели на ящиках семь человек. Шестеро из них были незнакомы Малко, седьмой же был Тревор Мак-Гуайр.
Фотография, имеющаяся у майора Джаспера, точно передавала его облик. Малко еще немного высунулся и напряг слух. Голоса гулко раскатывались в тишине винокурни, и Малко сразу узнал присвистывающий выговор «предателя».
