По пути в гостиницу «Москва» майору Семенову вспомнилось прочитанное у Юрия Олеши выражение — оскомина души. Сначала он недоумевал: почему бы вдруг? Но скоро понял: выражение это как нельзя более точно определяло его собственное состояние. Память тут же уточнила, что у Олеши сказано не про душу, а про пальцы. Может, и про оскомину души кто-нибудь тоже писал, но Семенов не помнил. Он перефразировал непроизвольно: именно какая-то противная оскомина души появлялась у него всякий раз, как он думал о неизбежном визите к Пьетро Маттинелли. Он как будто чувствовал себя виноватым. И знал, что оскомина не пройдет, пока он не покончит с этим неприятным делом. Однако настраивать себя на такой лад было бы просто непрофессионально. Поэтому, поднявшись в лифте на этаж, где жил Пьетро Маттинелли, майор Семенов постарался успокоиться.
Итальянец все еще был мрачен, но встретил Семенова приветливо. Выслушав искренние сожаления по поводу того, что его вынуждены побеспокоить, и поглядев в раскрытое Семеновым служебное удостоверение, он не поднял брови вверх и не оскорбился.
Сели к журнальному столику. Закурили. Семенов сказал:
— Я вижу вас впервые, но мне известно многое о вашей жизни у нас.
— Чем могу быть полезен? — вежливо спросил Пьетро.
— Мне необходимо услышать кое-что от вас лично. Но вам не интересно узнать, почему и откуда я собирал сведения?
— Это все равно, — без всякой наигранности, безразлично заметил Пьетро.
— В таком случае несколько вопросов. Вы знакомы с продавщицей универмага Светланой Суховой?
— Да, конечно. — По лицу Пьетро можно было заметить что ему хочется задать встречный вопрос, но он сдержался.
— Вы посылали ей из Италии посылки?
— Посылку… Да, посылал.
— Вы меня поправили. Я не ослышался?
— Да, одну посылку.
— Когда это было?
— О, еще в прошлом году… Да, в конце июля… Джованни ездил тогда к вам.
— И письма писали?
— Два раза.
— Когда вы познакомились со Светланой?
— В прошлом мае. Сегодня познакомился, завтра уехал.
— А она вам писала?
— Джованни привез от нее маленькое письмо.
Семенов раскрыл свой плоский чемоданчик, вынул из конверта фотокарточку — кадр, сделанный Лешей в кафе «Над рекой».
— О, у меня дома есть такая же, — обрадовался Пьетро. — Стоит на моем столе.
— От Светланы?
— Да, была в конверте.
— Поглядите внимательно — вы всех узнаете?
Вопрос был поставлен умышленно расплывчато.
— Это Светлана, это Галина, это я. — Ноготь Пьетро миновал на карточке лицо Виктора Андреевича, помещавшегося между лицами Светланы и Пьетро и чуть повыше.
Семенов положил карточку в чемоданчик и спросил:
— Есть среди здешних ваших знакомых человек по имени Виктор Андреевич?
Пьетро немного подумал.
— Есть Виктор Дыбенко… Виктор Сазонов… Как их по отчеству — я не знаю.
Семенов поднялся со стула. Пьетро тоже встал.
— Еще раз прошу прощения за беспокойство, — сказал Семенов.
— Можно мне спросить у вас?
— Пожалуйста.
— Я к Светлане… Что с ней?
— Она внезапно заболела.
— Ее нельзя видеть?
— Врачи запретили.
— И это надолго?
— Боюсь, что да.
— Это… как назвать?.. Не слишком серьезно?
— Достаточно неприятно. Но не смертельно.
— Но какая же у нее болезнь? Может быть, надо лекарство?
— Лекарство у нее есть.
Пьетро в сердцах ударил кулаком правой руки по раскрытой ладони левой:
— Черт! Зачем так есть?! — В волнении он словно растерял в один миг все свое знание языка.
Семенов счел неуместными утешительные слова.
Придя к себе на работу, он позвонил Орлову. Услышав в трубке его голос, сказал:
— У тебя нет такого ощущения, что наша машина буксует?
— Почему это? — спросил Орлов.
— Мой клиент твоего не знает.
— Уверен?
— Все за то. Не верить нет причин, хотя всякое бывает.
— Если ты прав…
— Лучше заезжай.
— Можно. Только мне надо к спецам заглянуть.
Чтобы правильно описать настроение Орлова, лучше всего позаимствовать сравнение из быта хлебосольных домашних хозяек. Как чувствует себя справная хозяйка в ожидании многочисленных гостей, когда в самой большой комнате на длинном столе, на толстой скатерти, раскрылившейся по углам от тугого крахмала, в овальных, круглых, квадратных блюдах мягкими холмами высятся салаты пяти различных систем, а на плоских тарелках неизбитые — патент дома! — орнаменты рыбных и мясных закусок, когда в духовке дотамливается дородная румяная индейка, а на балконе в ведерной обливной кастрюле ждут своего часа моченые яблоки? Однако не будем продолжать в том же направлении, ибо сравнения кухонно-гастрономического порядка здесь совсем неподходящи и могут даже не понравиться Орлову, хотя он достаточно ироничен, чтобы не обижаться и на менее лестные параллели. Они неподходящи в особенности потому, что Орлов сейчас лишен семейных радостей — с тех пор, как его молодая жена, архитектор, уехала на Дальний Восток сдавать заказчикам свой проект. Скажем короче: Орлов чувствовал себя замечательно, когда шел по длинным коридорам управления в другое крыло, туда, где размещались лаборатории оперативно-технического отдела. Ему надо было получить официальное, отстуканное на машинке, подписанное и скрепленное печатью свидетельство того, что он часом раньше видел собственными глазами в лаборатории, где установлен лазерный микроанализатор.
В замке, вынутом из дверей гаража Алексея Дмитриева, следов постороннего ключа не нашли. Зато в квартирном замке эти следы были так явственны, что не оставляли места для сомнений. Старший эксперт, производивший анализы, объяснил стоявшему у него за плечом Орлову, что посторонний ключ не совсем точно укладывался в пазы и вырезы замка и оставил заглубленные метки, а хозяйские ключи, притертые идеально точно, не стерли их.
Старший эксперт сделал соответствующую запись на одном из одиннадцати пронумерованных конвертов — по числу ключей, представленных на экспертизу. Потом замок собрали и попробовали его закрыть и открыть ключом, взятым из отмеченного конверта. Замок с некоторой натугой, но работал.
Орлов от всего сердца поблагодарил экспертов, забрал замки и ключи и отнес их к себе, спрятал в сейф, где хранил обычно вещественные доказательства.
У него было замечательное настроение, потому что он хорошо подготовился к будущей — как он надеялся, недалекой — встрече с Кутеповым. Другой вопрос — придется ли ему лично с ним встретиться. Но это в конце концов не так уж важно…
Сказав секретарю отдела, где его искать в экстренном случае, Орлов отправился к Семенову.
— Если ты прав, — входя в кабинет, повторил он собственные слова, на которых Семенов перебил его, — если твой клиент незнаком с моим, то цена Кутепову сильно повышается. Вот читай.
Семенов пробежал глазами заключение экспертизы и сказал:
— Везет милиции.
— Оно конечно, — не без удовольствия признал Орлов, — только, боюсь, перейдет Кутепов в твои руки. Ты смотри, как он популярности боится: фотографироваться не хотел, а потом ради этого кадра в чужую квартиру забрался. Непростои гусь.
— Будто среди уголовных не бывает…
— Не уголовник он. Тут что-то другое.
— А я вот гадаю, чего он вдруг так переполошился из-за какой-то карточки? — сказал Семенов, неумело изображая наивность. — Он же и паспорт получил, и на работе удостоверение. И в личном деле — фото. Скажите, катастрофа какая — щелкнул его кто-то…
Орлов ждал таких соображений.
— В личное дело я смотрел — там фото нет. Удостоверение человек носит при себе. А в паспортном столе милиции кому придет в голову карточки смотреть? Не-ет, он именно бесконтрольной фоторекламы опасается. Лежит где-нибудь в анналах его физия, обязательно лежит… — Орлов посмотрел на Семенова, прищурившись. — Слушай, брось на мне эксперименты ставить. Ты сам как думаешь?
Семенов улыбнулся.
— Я думаю, знаешь, что?
— Ну-ка?
— Может, он сумасшедший, твой Кутепов?
— Фантазируй дальше.
Семенов откинулся на спинку стула и начал наставительно.
— У вас на лице красноречивый шрам, товарищ сыщик. Можно догадаться, он добыт при исполнении служебного долга. Не правда ли?
— Допустим.
— Любопытно было бы послушать — где и когда?
— Как-нибудь расскажу.
— Хорошо, не будем отвлекаться… Кроме шрама, у вас еще есть довольно густая седина — и, надо думать, ею вы тоже обязаны службе. Не так ли?
— А также длинным очередям за квасом в жаркие дни. — Орлов еще при первом знакомстве с Семеновым отметил его манеру делать вот такие вступления к серьезному разговору. Манера эта ему нравилась, и он с удовольствием подыгрывал.
