Борис Акунин - Смерть на брудершафт (фильма пятая и шестая) [с иллюстрациями] [Странный человек + Гром победы, раздавайся]

— Извини, Афоня. Не имею права. Даже тебе. У нас в контрразведке — сам знаешь. — И запел: — «О, если б мог выразить в звуке…»

— «Всю силу страданий моих», — подхватил хозяин.

Попели, попили еще.

— Не хочешь говорить — правильно делаешь. — Петренко положил ему руку на плечо. — Понимаю, уважаю, чту. Только я без тебя обо всем догадался. Саперы не оборону укрепляют. Они готовят огневые позиции для тяжелой артиллерии. Наступление будет на нашем участке, вот что. Прорыв. У Афанасия Петренко голова министерская.

Он постукал себя пальцем по лбу.

А на пьяного вдребодан контрразведчика накатил приступ неудержимого хохота.

— Шницель у тебя по-министерски вместо головы, — заплетающимся языком еле выговорил он. — Уморил…

— Ты чего?

— А представил, как ваши дворники с швейцарами и официантами на прорыв идут. С метлами, с совками, с салфетками… Ой, помру…

— Так что, не будет наступления?

— П-почему не будет? Будет. Зададим австрияку по первое число. Но только не у вас. Ты на меня погляди, Афоня. Я кто?

— Орел.

— Понятно, что орел. Но ты мой чин видел? То-то. Кто мне поручит место прорыва прикрывать? — Здесь Романов словно спохватился и попробовал выпрямиться. — Но мое задание тоже ги… ик… гантской важности. Называется «операция прикрытия». Понял? Эх ты, стратег банно-прачечный. Выпей лучше.

Петренко опрокинул еще рюмку.

— Ловко задумано. Не дураки у вас заправляют.

— Дип… диспозицию разработал сам князь Козловский! — Романов закатил глаза к потолку. — Из Петрограда. Живая легенда контрразведки! Зевс-гро… мро…

Слово «громовержец» Алексею так и не далось — без притворства, по-настоящему. Это означало, что с настойкой пора заканчивать. Таблетка спасала от опьянения, но не от прочих, менее приятных последствий передозировки алкоголем: онемения речевого аппарата, торможения мыслительных способностей, не говоря уж о тошноте и похмелье.

А Петренко лил еще. Обнял сникшего товарища, задушевно спросил:

— Где ж тогда будет наступление, если не у нас?

Подпоручик хихикнул:

— Так я тебе и сказал. Давай лучше споем. Что-нибудь ваше, туземное. Как это, про сад зеленый…

Но до «Сада зеленого» не дошло. Голова контрразведчика упала на грудь, Романов громко всхрапнул. Застолье было окончено.

Тряпка, пропитанная едко пахучим уксусом, мазнула по лицу спящего. Он замычал, открыл мутные глаза. Снова зажмурился — сквозь окно светило низкое послеполуденное солнце.

Ресницы снова разлепились. Подпоручик очнулся.

Он лежал на лавке. Судя по углу солнечных лучей, прошло довольно много времени, часов пять или шесть. Хозяин дал гостю возможность отлежаться и слегка протрезветь.

Голова болела ужасно, привкус во рту был такой, словно Алексей нажевался ржавого железа. Но это не самое скверное.

Притворившись, что отключился, Романов спать вовсе не собирался. Он отлично помнил, как Банщик перетащил его к стене и привел в горизонтальное положение. Потом шпион ходил взад-вперед по комнате, и Алеша посматривал за ним сквозь прикрытые веки, был настороже. И в конце концов не заметил, как провалился. Непростительная оплошность! За эти часы могло произойти что угодно.

— Подъем, Алеха, подъем! — тряс его за плечо Петренко. — Ласточка с весною в сени к нам летит!

Прапорщик-то выглядел огурцом. Подтянут, свеж, чисто выбрит. Таким молодцом он и до пьянки не был. Что-то в нем изменилось. Будто выше ростом стал, прямее. И взгляд другой. Острый, прямой, жесткий. Закадычный друг Афоня то ли от природы был невосприимчив к спиртному, то ли у них в разведке использовали антиалкогольные таблетки повыше качеством.

— Мама моя, — простонал подпоручик, хватаясь за виски. — Где я? А, это ты, Афоня…

— Я не Афоня.

Петренко спокойно глядел на него сверху вниз.

— Как не Афоня? — удивился Романов, сел на лавке и снова застонал — не очень-то и притворяясь. — Мы вроде на брудершафт пили. Ты ведь Афанасий Никитич? Значит, Афоня. По-вашему, по-украински, Опанас.

— Не Афоня и не Опанас. Меня зовут Фридрих.

— Фридрих П-петренко? — Подпоручик неуверенно хихикнул. — Ну тебя к черту. Не до шуток. Башка гудит.

— Фридрих Зюсс. Обер-лейтенант императорско-королевской армии. — Банщик щелкнул каблуками и рывком опустил-вскинул подбородок. Но сразу после этого помягчел лицом, улыбнулся и даже подмигнул — словом, опять превратился в Афоню Петренко. — Такая вот штукенция, Лёшик. Что глазами хлопаешь? Жизнь полна сюрпризов.

— Сплю я, что ли… — пролепетал контрразведчик, уткнувшись носом в ладони.

— Нет, душа моя. Ты не спишь. Хочу напомнить, если ты спьяну запамятовал. Давеча ты выдал мне секрет огромного стратегического значения. Теперь мы знаем, что на этом участке наступления не будет. Ваша контрразведка проводит здесь операцию прикрытия.

— О господи…

Раздвинув пальцы, подпоручик посмотрел на обер-лейтенанта расширенными от ужаса глазами.

— Пока ты сладко спал, я отправил за линию фронта связного. Ты государственный преступник, Лёшенька. Тебя, как говорится, расстрелять мало.

Внезапно похмельный страдалец, казалось, с трудом удерживавшийся в сидячем положении, с силой оттолкнул Петренку-Зюсса, подбежал к стулу, на котором висела его портупея и схватился за кобуру. Она была пуста.

— Твой «наган» у меня, — добродушно сказал Банщик. — Хочешь взять? На!

Вынул из кармана револьвер, протянул.

— Я оставил в барабане один патрон.

— П-почему? — спросил Романов, делая вид, что совсем одурел от этаких потрясений.

— Почему оставил или почему один? — Хозяин засмеялся. — Оставил, чтоб ты мог пустить себе пулю в лоб. А один — чтоб в меня от злости не пульнул. Перед тем, как все равно застрелиться. Потому что прощения тебе от начальства не будет, хоть ты ему десять мертвых австрийских шпионов притащи. Птичка с донесением тю-тю, улетела. Ваша карта бита. Хочешь — сам стреляйся, не хочешь — начальство тебе поможет. Лично подполковник Козловский.

Однако вероятности, что загнанный в угол контрразведчик захочет отыграться, Банщик все-таки не исключал. Правую руку как бы ненароком держал в кармане кителя. Должно быть, тоже умеет палить через сукно…

Подпоручик тупо заглянул в черное дуло «нагана». Содрогнулся.

Снова раздался уютный смешок.

— Неохота? Понимаю. Тогда есть другой вариант. Более оптимистичный. Обсудим?

Обсудить другой вариант можно и даже необходимо, подумал Романов. Только сначала необходимо кое-что выяснить.

Он глухо сказал, пряча револьвер в кобуру:

— Мне в уборную надо.

— Это естество голос подает, помирать не хочет, — философским тоном заметил обер-лейтенант. — Ну сходи, облегчи тело. А потом я помогу тебе облегчить душу.

Пошатываясь, Алеша вышел на крыльцо. Прикрыл глаза от солнца. Огляделся из-под руки. Где может прятаться Калинкин? Или прапорщик совсем потерял голову из-за своей «невесты» и снова бросил пост?

— Клозет вон там, — подтолкнул его в спину Банщик. — Иди-иди. Я тут буду. Если тебе интересно, с пятидесяти метров я кладу всю обойму в центр мишени.

— Куда мне теперь бежать? — пробормотал подпоручик.

Медленно-медленно, потирая висок, он пересек двор. Вошел в уборную.

Через минуту в заднюю стенку легонько стукнули.

— Я здесь, — шепнул Вася.

Романов вздохнул с облегчением. Подумал: символично, что в этой неаппетитной истории все ключевые события происходят в нужнике.

— Кто-нибудь приходил? Связной был?

— Никак нет, господин подпоручик, — донесся сухой ответ.

— Значит, блефует. Жалко… Вась, да перестань ты дуться. Ты же ни черта не знаешь.

— Каковы дальнейшие распоряжения?

— Ну и дурак. Не время выяснять отношения. Ой, башка гудит… М-м-м… Будь начеку. Если пойдем куда-нибудь, держи дистанцию. Эх, Сливу бы сюда… Будь предельно осторожен. Банщик опасен, как кобра. Главное еще впереди. Следи за моей левой рукой. Растопырю пальцы — значит, готовься. Я раскрыт, сейчас будем его брать. Понял?

Из-за досок раздалось непреклонное:

— Так точно, господин подпоручик.

Тьфу!

«Облегчение души», обещанное Банщиком, разумеется, свелось к предложению сотрудничества. Тему денежного вознаграждения Петренко поначалу особенно не выпячивал. Очевидно, с его точки зрения, воздействовать на данный «материал» следовало с другой стороны. Он всё больше напирал на позор и бесчестье, которые ждут Романова, если начальство узнает о его провале. Без конца поминал грозного Козловского. Алексей только мычал и раскачивался, обхватив голову.

— А если будешь держаться меня, ничего плохого с тобой не случится, — перешел от кнута к прянику психолог. — Как служил царю-отечеству, так и будешь служить. Твой промах останется нашим маленьким секретом. Насчет послевоенного будущего тревожиться не надо. Россия потерпит поражение, это ясно всем мало-мальски мыслящим людям. Образуется союз трех императоров: нашего, вашего и германского. Все, кто помогал нашей стороне, окажутся наверху. Человек ты совсем молодой, у тебя впереди блестящее будущее. Новой России такие молодцы, да с хорошими покровителями, ого-го как понадобятся. Ну и в настоящем тоже ждут тебя кое-какие радости, прямо сейчас. Знаю я, что у подпоручика за жалованье. Слезы Хаси-сиротки. А у нас будешь получать гонорар в кронах, на собственный счет в «Лендер-банке».