Но поцелуи Ирэн заглушали его слова, туманили рассудок, разжигая в крови ответный огонь желаний.
— Как в сказке, как в сказке… пришел мой рыцарь… — стонала страстно Ирэн, извиваясь на его груди.
Слабел, изнемогая, протестующий голос в сознании Путина. Он уже отвечал на поцелуи Ирэн и руки его обнимали горячий стан молодой женщины…….
Мгновения миновали… Вздохи ровнее, спокойнее взоры и вялы движения. Благодарно нежась, Ирэн склонила головку на плечо Путина.
— Сегодня ты мой, а завтра… Я ничем не связываю тебя, мой милый, никаких обещаний.
— Я не прощу себе этой минутной слабости, Ирэн… Зачем все это было.
— Никаких упреков! Я так хотела. И знаешь, о чем я сейчас мечтаю? Уйти отсюда с тобою. Мне опротивела эта жизнь… Устала. Надоели эти, как ты называешь, Игрек и Зет.
Путин напряг свое внимание. Вот, вот раскроется тайна и он все узнает.
— Так кто же они, эти Игрек и Зет, и что у вас тут происходит? — осторожно спросил он.
— Нет, мой милый! Предательницей я не была и не буду. В этом направлении ты от меня ничего не добьешься!
В дверь постучали, приоткрылась щель и раздался голос:
— Ирэн, ваша болтовня уже утомила нашего гостя. Второй час — пора бай-бай!
Ирэн дружески пожала руку Путина, шепнула: — Завтра опять поужинаем вместе, — и бесшумно выскользнула из комнаты.
«Отвратительно! Безобразно!.. Раскис перед чарами шальной бабенки…» — казнился Путин, сидя в том же положении, как оставила его Ирэн. Он еще чувствовал теплоту ее тела и запах духов на диване.
«Надо действовать! Или сегодня же ночью, или Бог весть когда я отсюда выберусь с этими совместными «ужинами».
Путин решил дождаться трех часов, когда, по его соображениям, в таинственном доме все утихнет и уснет крепким сном. Если его темница оборудована не внутри дома, а имеет наружную стену, в ней должно быть замаскированное окно. Обнаружить его не так трудно. В противном случае этот план бегства рушится, и Путину придется ждать неопределенное время, все расчеты строя на возможной оплошности Игрека и Зета. Необходимо прибегнуть тогда к помощи Ирэн, чтобы усыпить их бдительность. Добиться полного ее доверия, подогревая вспыхнувшее к нему чувство или чувственность, не все ли равно в данном положении! Был бы аппетит во время их «ужинов». Если сегодня Ирэн категорически отклонила его попытку, то после ряда этих «ужинов» Путин сумеет выведать от нее все, что ему нужно.
На худой конец, — последний выход — совместное бегство. Устроить его для Ирэн сущий пустяк, использовав как-нибудь отсутствие сообщников.
В три часа, по намеченному плану, Путин приступил к обследованию стен. Стена, противоположная двери, не дала никаких результатов. Прощупывая стену слева от двери, Путин ощутил, как войлок, на высоте пояса, слегка продавливается под рукою. Перочинным ножом он сделал прорез и увидел под войлоком папку. За нею блеснуло стекло окна. Свобода была близка!
Путин подтащил столик, взобрался на него и прорезал войлок в ширину и высоту окна. Потом погасил электричество, чтобы необычным светом не привлечь случайного внимания. Когда глаза освоились с темнотою, он принялся за работу. Срезал войлок, не без усилий отодрал по кускам папку и, наконец, раскрыл окно.
Резким холодом пахнуло в комнату. Темная ночь притаилась за окном. Ни единой звездочки не мерцало в затученном небе. Моросил мелкий дождь. Долго и пристально вглядывался Путин, пока не различил силуэт толстой березы, чуть белевшей на расстоянии аршина-двух от окна. Этого было для него достаточно. Он вырвал из записной книжки листик, чиркнул зажигалку и быстро набросал карандашом прощальное приветствие:
«Благодарю за непрошенное мною гостеприимство. Прошу извинения за необычный способ освобождения. Путин».
Он встал на край подоконника, выпрямил корпус и сделал наклонное движение вперед. Ухватясь вытянутыми руками за березу, Путин в следующий момент поймал ногою сук и начал спускаться. Не нащупывая больше опоры, Путин прыгнул и мягко упал в траву. Главное сделано — он свободен. Но впереди предстоял еще нелегкий путь. За ночь, пока не рассвело, ему надо уйти как можно дальше отсюда. Где он? В каком направлении город? Чуть дыша, медленно передвигая ноги, Путин обошел вокруг дома, придерживаясь стен. Никаких указаний, ни признаков дороги, хотя бы тропинки. Всюду лес, глушь и тьма. Оставалось одно: идти наугад, стараясь не сбиться с прямой линии, чтобы не плутать бесплодно вокруг да около.
Путин двинулся, взяв направление от широкого каменного крыльца. Шагов пятьдесят ступал по ровной, покрыто травою площадке, наткнулся на толстый пень, еще шаг — и заросли старого леса охватили его со всех сторон.
Есть особая, жуткая прелесть в ночном лесе. Тишина — за версту слышен каждый шорох. — Гукнет заяц… Филин простонет… Дятел спросонья задолбит по сосновой коре… Хрустнет валежник под ногою… а кажется — и невесть что творится вокруг одинокого путника. Замигают вдали светлячки на болотистой мшинке, а уж чудится — волчья стая залегла, поджидает. Коряга, бурей заваленной липы раскинула толстые корни, — ну, совсем медведь на дыбках, вот-вот облапит! Причудливый кустик, что шапкой прикрытый, притулися меж елей, — то ли добытчик лихо притих, острый нож за пазухой наготове!.. Полон чудес, наваждений старый ночной лес! Человек в нем ничтожен и робок, как младенец в первых потугах ходить.
Путин с трудом пробирался сквозь лесную чащу. Попадались густые поросли малинника, перепутанные высокой крапивой. Руки горели от ожогов и ссадин, разомлели ноги от напряженной ходьбы. Порывисто выстукивало сердце, шумно пульсировали виски и мучительно хотелось пить. Путин чиркнул зажигалку и посмотрел на часы. Было около пяти. При самок медленном, черепашьем, шаге, он отдалился от дома версты на две, если только леший не водил за нос на одном месте. Путин решил подождать рассвета, когда можно хоть немного ориентироваться и двинуть полным ходом.
Он сел на пушистую кочку, прислонясь спиною к толстому дереву и с наслаждением вытянул усталые ноги. И как бы сладко заснул он! Истомная нега погружала мысли и чувства в нирвану. Но засыпать нельзя — проспишь и до полдня в этой тиши ароматного леса… Чтобы развеять сонливость, Путин подряд выкурил две папиросы. Сорвал травинку и принялся щекотать в носу. Прочихался и сон разогнал. Думки нахлынули и совсем оживился Путин. Пылкая Ирэн вспомнилась. И как это у них скоропалительно вышло. Раз, раз и готово! Мог ли он ожидать такого романтического конца своего пленения? И не вообразить обиды и гнева хорошенькой женщины, когда откроется его бегство! Как сложатся их отношения, если придется им встретиться снова?.. Не нужна ему вовсе Ирэн, не искал ее близости. Вспышка крови, минутный каприз толкнул их в объятья. Мимолетный эпизод и больше он не повторится… Стушевался образ Ирэн и к Дине потянулись мысли Путина. Неужели и она такая же? Надругалась ли над нею жизнь, изломав некогда крепкие устои старой, барской семьи? Иль по-прежнему гордо несет она свою золотисто-огненную головку, смело глядя каждому в лицо непорочно-голубыми глазами?.. Как любил он тогда этот чистый, открытый взгляд! И теперь, после долгих лет разлуки, Путин, увидев ее, понял, что прежнее юношеское чувство не умерло в нем, а где-то глубоко-глубоко, в уголке сердца, осталось до последнего вздоха. Первая любовь не глохнет бесследно. Это такое большое чувство, такая неизмеримая радость, как первый крик новорожденного для матери, первый луч солнца для прозревшего слепца, первый полет из гнезда оперившегося орленка. Первая любовь!. В тебе вся поэзия жизни, вся молитва к творцу этой жизни, вся красота извечной красоты!..
И сейчас здесь, в величавом безмолвии ночного леса, Путин, как никогда доселе, проникся тоской одиночества. Образ Дины явственно, до галлюцинаций, вставал перед ним и он жаждал верить, что не все еще потеряно для него в жизни — настанут новые дни, а с ними конец одинокой его маяты.
Повеяло предутренним холодком. Рассветало. Пронесся по лесу шелест, словно деревья стряхнули ветвями ночную дрему. Чирикнул очнувшийся чиж. Свистнула иволга. Сорока застрекотала. Шумно захлопал тяжелыми крыльями глухарь. Заголосил на разные лады пернатый мир и ожил старый лес. Забегали ящерицы по трухлявым пням. Муравьи заворошились в своих кучах. Всякая тварь лесная поползла, побежала… задышал лес миллионами жизней. Серый полусвет таял, алея на востоке. Колеблясь расплывались тени. Ясней выступали контуры дерев-великанов. Погожее раннее утро вставало в полном блеске осенних красок.
Путин зябко поежил плечи, поднялся со своей кочки и бодро зашагал вперед. Два часа ходьбы нисколько не подвинули его поисков. Та же картина дремучего бора вокруг — ни людского следа, ни намека жилья. Нервы Путина задергались, живчик на виске запрыгал — не по себе стало. Этак можно весь день проплутать и опять заночуешь в лесу! Заурчал и желудок — от ужина следа не осталось. Папиросы все скурил — совсем беда! Но вот лес проредел, полянки начали просвечивать, молодняк, вперемежку с кустарником, под уклон пошел и, вдруг, Путин выбрался на проезжую дорогу. Опять задача. Вправо повернуть, или влево? Постоял, постоял, долго смотрел в обе стороны, прислушался и сел на обочине. Авось кто пройдет иль проедет. Ни конного, ни пешего — словно вымерло все верст на сто! Отдохнул Путин, встал посреди дороги и судьбу загадал: закрыл глаза, повернулся несколько раз и махнул в ту сторону, куда лицом пришелся. Порядком отмерил Путин, задумался шагая, и диву дался, не заметив, как дорога уперлась в шоссе! Глянул и залюбовался! Под ним перламутровой далью парило на солнце неподвижное море. Заштилело, как редко выдается в осеннюю пору. Безнадежно маячила большая яхта, опустив паруса. Чайки кружились низко, низко, хлопая по воде крыльями. А влево, на изгибе бухты, высился город. Путин давно не молился, но тут прошептал: «Слава Богу!» и пошел — на глаз верст десять пути.
