Глава двенадцатая
Завещание
Не без внутреннего колебания Рублёв частично посвятил в свои замыслы Лидию Павловну. Вначале это не входило в его намерения. Но потом, когда он увидел эту женщину, и особенно, когда поговорил с ней, Рублёв решил: самое лучшее — не скрывать от неё правды, а превратить её в помощницу.
— И что вам дало основание считать, что она не предупредит Клиента? — спросил его Петраков, выслушав подробный отчёт Рублёва о беседе в отделе кадров института.
— Только твёрдое убеждение, что этому человеку можно доверять.
Петраков скептически хмыкнул:
— Но представьте себе, что ваше убеждение ошибочно?
— Возможно. В таком случае есть ещё один довод: не в интересах этой женщины подводить нас. Она прекрасно понимает, что Клиенту помочь она не сможет, а только повредит своей репутации.
— Так-то оно так, — вздохнул Петраков. — Но беда в том, что далеко не все женщины поступают логично. Особенно, когда по уши влюблены.
Рублёву показалось, что за этими словами шефа кроются воспоминания о своём, может быть, не очень весёлом личном опыте общения с женщинами.
— Мне не показалось, — сказал он, — что их отношения можно назвать безрассудной любовью. Скорее, это длительная привязанность, привычка. Во всяком случае, с её стороны. А с его они вообще далеко не бескорыстны. Хочу напомнить вам, Анатолий Васильевич, что интерес к ней возник у него, когда он узнал, что она работает в закрытом институте. А уж потом он привязался к ней и как к женщине. Ему ведь почти пятьдесят, а в этом возрасте появляется консерватизм — привязанности не меняются легко.
На мрачноватом лице Петракова появилось нечто вроде улыбки.
— Психолог! Достоевский! — воскликнул он. — Действуй всё-таки осторожней, а то как бы психологические изыскания не повели тебя по ложному пути. К сожалению, человеческая психика довольно сложная штука — она не всегда следует известным законам.
— Это, конечно, верно, Анатолий Васильевич. — Рублёв на мгновение задумался и продолжал: — Но согласитесь, какие выгоды даст нам помощь Матвеевой. Мы будем знать о каждом шаге Рудника.
Петраков встал из-за стола и прошёлся по кабинету. Шаги его были размашисты и плавны: казалось, он почти не касался подошвами ботинок пола.
— Насчёт выгоды, — проговорил он наконец, — спорить не приходится, но не стоит при этом забывать и о Клиенте. Если столько лет он ничем не обнаружил себя, надо полагать, он не дурак и разбирается в психологии не хуже тебя. А ведь Матвеева — женщина, к тому же не столь уж молода. Нервы у неё, наверно, ни к чёрту.
— Нет, мне показалось, что она человек трезвый и неглупый, — возразил Рублёв.
— Показалось… — скептически протянул Петраков. — Достаточно Клиенту заметить, что она чем-то взволнована, и он сразу насторожится.
— Такую возможность я тоже учёл: у неё есть мой телефон. Мы договорились, что она позвонит, если заметит что-то необычное или подозрительное.
Петраков опустился в кресло, устало провёл рукой по лицу.
— Хорошо. Ты меня убедил. Действуй. Теперь самое главное — завещание. Повтори-ка, что она говорила о завещании.
— Как-то Клиент сказал ей, что отец оставил ему наследство, но получить он его не может. Потому, что отец ему, собственно, не отец, а отчим, с которым он при жизни не разговаривал. Теперь он не хочет пользоваться его деньгами.
Петраков остановил на своём подчинённом отсутствующий взгляд.
— Любопытно… Почему? Я хочу сказать, почему он не может получить наследство? Ваше мнение?
— Пока не знаю. Возможно, что наследства, как такового, вообще не существует.
— Возможен и такой вариант.
— Да. Я заметил, что люди, живущие двойной жизнью, обычно сочиняют о себе массу историй. Просто привычка к вымыслу стала их второй натурой.
— Это опять из области психологии. А чтобы опираться на факты, необходимо проверить через Главное нотариальное управление все не вручённые адресатам завещания. Займитесь-ка этим, Сергей Николаевич, и через день, максимум два доложите мне о результатах.
Петраков подвинул к себе папку с бумагами, и Рублёв понял, что разговор окончен. Он встал и хотел было попрощаться, но Петраков сказал:
— Вот что, Сергей Николаевич. Возможно, что Клиент вовсе не тот человек, за кого он себя выдаёт. Не исключено, что его «гладкая», как вы сказали, биография чистейший вымысел. А о его настоящей биографии мы попросту ничего не знаем. Копните как следует его прошлое — оно может пролить свет и на его настоящее. Не сразу и не вдруг, чёрт побери, он стал врагом! Не хочу утверждать наверняка, но если завещание действительно существует, то оно поможет узнать, кто же на самом деле этот Павел Рудник? И Рудник ли он?
— Вы думаете, что он живёт не под своей фамилией?
— Не знаю. Возможно, что и так. И самое главное — не спускайте с него глаз. Не забывайте ни на минуту, что, если наши предположения верны, мы имеем дело с опытным врагом. Жду вашего доклада, Сергей Николаевич.
Петраков встал и протянул Рублёву тяжёлую, сильную руку.
Выходя из кабинета шефа, Рублёв не мог отделаться от ощущения, что Петраков остался недоволен его действиями, хотя и одобрил их. Но самое главное, что в глубине души он понимал, что опасения шефа небезосновательны. Видимо, всё-таки он зря положился на Лидию Павловну. Сейчас он и сам не был уверен, что в столь сложной ситуации она будет себя вести так, что ни словом, ни жестом не выдаст себя. Рублёву хотелось ещё раз встретиться с Матвеевой, чтобы проверить своё первоначальное впечатление. Неужели он всё-таки в ней ошибся?
Рублёв понимал: нужно торопиться. Чем скорей они соберут материал на Рудника, тем меньше риска, что Лидия Павловна оступится и усложнит им работу. Но прежде чем речь зайдёт об ордере на арест Рудника, необходимо было срочно выяснить его связи, и здесь он рассчитывал на Максимова, который вёл наблюдение за Клиентом, и на помощь Матвеевой. И затем необходимо срочно ответить на вопрос: что же всё-таки из себя представляет Рудник? Соответствует ли его официальная биография подлинной?
— Вот что, — сказал он Максимову, когда тот по его вызову появился в кабинете, — срочно свяжись с Главным нотариальным управлением и выясни: есть ли у них незатребованные завещания и если есть, то на какие фамилии. Составь список таких завещаний и основные исходные данные на тех, кому они предназначены. Понял?
— Не совсем, Сергей Николаевич. Это касается Рудника?
— Совершенно верно. У нас есть сведения, что он должен был получить наследство, но почему-то получить его не захотел. Сделай как можно скорее, отложи все другие дела. Я должен иметь все необходимые данные к завтрашнему утру — к десяти часам.
Сроки были жёсткие, и на полном добродушном лице Максимова промелькнула тень неудовольствия. Однако вслух он его не высказал, только пробормотал «слушаюсь» и поспешил из кабинета.
Оставшись один, Рублёв попытался — в который раз! — проанализировать тот материал, которым они располагали в отношении Рудника. Самая серьёзная улика против него — это появление тайника на Новодевичьем кладбище. Его попытка завязать связь с семьёй Смелякова. Что ещё? Его видели на Симферопольском шоссе вместе с Кларком во время автомобильной аварии. Не так уж и мало. Неясно самое главное: чьё задание выполняет Рудник? Кому он служит? Кто платит ему деньги? И только ли новым топливом ограничены его интересы?
Допустим, что появление у могилы купца Маклако-ва — случайность. Но встреча с Кларком? Правда, Кларк совсем недавно в Москве и не дал ещё никаких оснований считать, что занимается недозволенной деятельностью.
И всё же какое-то чутьё подсказывало Рублёву, что между всеми фактами последних дней есть какая-то связь. Но это были только подозрения, которые ещё необходимо подтвердить.
Размышления Рублёва прервал телефонный звонок.
— Сергей Николаевич, — раздался в селекторе голос секретарши. — Вас спрашивает Матвеева. Соединить?
— Да, обязательно. — Он снял трубку.
— Здравствуйте. Это Лидия Павловна. — Голос её прерывался, она явно волновалась. — Мне бы хотелось с вами поговорить…
— Очень рад, что вы позвонили. Сможете приехать?
— Куда? К вам?
— Да, да. Я закажу вам пропуск. Вам ведь нужно со мной поговорить?
В ответ тихое, еле слышимое «да».
— Прекрасно. Приезжайте. Я вас жду.
Рублёв назвал адрес управления, номер подъезда, комнаты и положил трубку.
И почувствовал облегчение: всё же он был прав. Она позвонила сама. Теперь он почти не сомневался, что у неё есть что сообщить ему. Крупица информации за крупицей, и портрет Рудника будет готов — омерзительный портрет одного из хитро замаскировавшихся предателей.
Эту породу людей Рублёв ненавидел всей душой.
— Ты не должен вносить в своё дело эмоции, — наставлял его Петраков, когда Сергей Николаевич горячился. — Эмоции мешают объективной оценке фактов. Холодность и бесстрастность — лучшие средства уберечь себя от ошибок.
