огня в надводном положении и спаслась позорным бегством. Став на какое-то время объектом для насмешек, Геррле превратился в самого беспощадного капитана, который топил все, что попадалось ему на пути. Однако успешная торпедная атака на выходе из бухты стала для него последней. Поднятая в воздух советская береговая авиация разбомбила лодку, оставив от нее лишь большое масляное пятно на поверхности воды и личные вещи немецких подводников, всплывшие тут же.
Воскресенская встала с места, посмотрелась в зеркало, слегка поправила прическу и макияж и вышла из комнаты. На кухне хозяйничала Зоя Климентьевна. Эдуард Прокофьевич помогал жене.
– Доброе утро!
– Доброе утро! – дружно ответили супруги. – Вы очень вовремя, Зоя Ивановна, мы как раз хотели попить кофе.
– С удовольствием присоединюсь.
Вскоре Эдуард Прокофьевич засобирался на работу.
– Я позвоню, Зоя Ивановна, – надеюсь, что сегодня наше дело и устроится.
– Очень хорошо. Буду ждать…
Ровно в двенадцать в дверь квартиры Пахомовых позвонили. Это был Володя из советского посольства.
– Добрый день, – поприветствовал он двух Зой и, обращаясь к Воскресенской, добавил: – Я к вам с поручением от посла. Он просил передать, что был бы очень признателен, если вы 25 ноября, в удобное для вас после полудня время, смогли встретиться с сотрудниками посольства на Унтер-ден-Линден.
– Как известная писательница? – не сдержавшись, рассмеялась она.
– Совершенно верно.
– Получается, в воскресенье? Хорошо.
В этот момент раздался резкий звонок телефона. Это был Эдуард Прокофьевич.
– Да, к часу подъеду. Встретимся в кафе. Да, паспорт всегда со мной, – ответила Зоя Ивановна.
– Я на «Волге», подвезу вас, – тут же предложил Владимир. – Тем более по поручению посла сегодня и завтра я к вашим услугам.
– Отвези меня, Володя, на Лорелейштрассе, – не стала отнекиваться Воскресенская.
Перекусив в кафе, Эдуард Прокофьевич с Зоей Ивановной к двум часам стояли на контрольно-пропускном пункте следственного изолятора. Посмотрев документы, дежурный офицер отметил время прибытия и, внеся в журнал соответствующую запись, пропустил их в здание.
В небольшую, довольно светлую комнату, куда пригласили Пахомова и Воскресенскую, вскоре привели подследственного Германа Борга.
– Ваша беседа будет записана на диктофон, – шепнул Эдуарду Прокофьевичу немецкий коллега и, когда тот кивнул, вышел из комнаты.
– Вы не помните меня, Герман? – без предисловий, на хорошем немецком обратилась к Боргу Воскресенская. Тот с минуту смотрел на нее, а затем, усмехнувшись, ответил:
– Если не ошибаюсь, госпожа полковник? Воркутлаг. 1953 год. Вы готовили мне документы на отправку в Германию. Трудно не вспомнить такую красивую женщину по приятному поводу.
Зоя Ивановна положила на стол фотографию:
– Один из этих офицеров вы?
– Я!.. Но откуда это у вас? У меня такого снимка нет.
– Офицер, который стоит рядом с вами, кто он?
Борг слегка подался вперед, скользнул взглядом по фотографии и усмехнулся:
– Он же закрыл физиономию рукой. Половину лица не видно. Тем более много лет прошло, не помню.
– Вы можете облегчить свою участь или усугубить ее. Цена ответов высока. Так что советую не юлить, а быть предельно откровенным. Если вы меня действительно помните, то должны знать, что я сейчас не шучу и не запугиваю вас. В конце 43-го вы в составе особого батальона СС находились в Днепропетровской области, в местечке Ново-Витебск.
Глаза Борга излучали бессильную злобу. Но он сумел взять себя в руки.
– Конечно. Разрешите еще раз взглянуть на снимок? – Борг задумался. – Если не ошибаюсь, этот офицер из гестапо. Он был из карателей, которые выявляли саботажников среди рабочих военного завода, набранных из числа жителей оккупированной территории.
– Как его фамилия?
– Он был в звании подполковника… Адлар Кох, если не изменяет память.
– Мне нужно выйти, связаться с ребятами, – тихо произнес Пахомов. Зоя Ивановна кивнула и продолжила беседу:
– Что еще?
– Ну-у, – протянул Борг, – я с Кохом виделся в компании офицеров – выпивали, играли в карты. Он был заядлым картежником. Кстати, сфотографироваться вместе предложил нам один гауптман, который всюду таскал с собой фотоаппарат. Я как раз выиграл у Коха небольшую сумму и согласился. А так особой дружбы с ним не водил. Мы же были из разных подразделений. Я к карателям отношения не имел. И к расправам с населением – тоже. Тем более что еще до начала общего отступления наше подразделение передислоцировали в другое место. Больше с ним я не встречался.
– Понятно…
Беседа длилась уже минут сорок, когда в комнату вошел Эдуард Прокофьевич. Борг говорил о том, как попал в плен и далее о нелегкой доле заключенных в трудовых лагерях. Зоя Ивановна остановила его.
– Что-то еще можете сказать об Адларе Кохе?
– Извините, но все, что знал о нем, я рассказал.
Пахомов достал из кармана записную книжку, черкнул несколько слов и показал Воскресенской: «Имеется информация о Кохе».
– Эдуард Прокофьевич, – повернулась к нему Зоя Ивановна, – у вас есть вопросы к Герману Боргу?
– Нет, – ответил тот.
– Тогда будем завершать. Герман, если все, что вы сказали, является правдой, то это зачтется при вынесении решения по вам. Я напишу докладную записку.
Через полчаса Прокофьев с Воскресенской сидели в кафе на Лорелейштрассе. Когда принесли кофе, Эдуард Прокофьевич поинтересовался:
– Почему не спрашиваете – что за информация по Коху?
– Жду, когда ты скажешь.
– Ну и выдержка. – Пахомов сделал глоток горячего напитка и, не удержавшись, заметил: – Это, пожалуй, одно из лучших мест, где так хорошо заваривают кофе. Извините. Ну, о деле. Когда я услышал имя и фамилию второго немецкого офицера, то решил зайти к ребятам из контрразведки. Они расположены этажом ниже. У нас дружеские отношения. Так вот один из коллег, который на мою удачу оказался тут же, вспомнил, что занимался разработкой Рихера, и пояснил: когда Рихер сблизился с Крафтом и завербовал его, то попал, естественно, в поле зрения контрразведки. Стали выясняться довольно любопытные вещи. Альфред Рихер был выходцем из Баварии. Служил в гестапо. Правда, тогда его звали, держитесь за стул… Адларом Кохом. И в 1943 году он находился в Украине!
– Действительно, так и есть?..
– Да. Сведения добыты подопечными Кратча. Понимаете, что получается, мы пытаемся выяснить, кто есть Адлар Кох? А он сам «приплыл» в руки и даже находится сейчас в одиночной камере предварительного заключения. Как вам такое?
– Погоди, дай прийти в себя. Надеюсь, его не собираются выпустить?..
– Нет. Прошлое Альфреда Рихера богато на метаморфозы. Он, конечно, не ожидал того, что контрразведка Кратча заинтересуется им всерьез. Ведь то, что Крафт на самом деле являлся восточногерманским разведчиком, Рихер не знал. Он полагал, что бывший офицер люфтваффе, инвалид, завербованный им за хорошие деньги, теперь возвращает должок. А значит, никакой политики. Чистая коммерция. Перебежчик приносит ценную информацию, с ним расплачиваются, он исчезает для всех навсегда, чтобы всплыть где-нибудь на морском побережье Новой Зеландии, в обществе
