Ознакомительная версия.
Едва он коснулся пальцами двери, как послышался высокий голос Штауфера:
— Войдите!
Мотоциклист вошел, вытянулся, щелкнул каблуками и представился.
— Есть? — спросил Штауфер.
— Так точно, есть, господин гауптштурмфюрер! — ответил мотоциклист, протягивая серый засаленный конверт. — Его принес почтальон в опустил в прорезь!
— Почтальон? — переспросил Штауфер, вскрывая конверт с брезгливой миной на лице.
— Так точно!
Штауфер прочел письмо, сунул его обратно в конверт и бросил на стол.
— Идите, — сказал он. — И позовите ко мне штурмбаннфюрера Грундта. Он внизу, во внутренней тюрьме.
— Есть позвать штурмбаннфюрера! — повторил солдат и вышел.
Улыбка искривила тонкие и плотно сжатые губы Штауфера. Он еще раз взял в руку конверт и прочел на нем надпись, сделанную рукой Тумановой: «Здесь, Кирпичная, 38. Роберту Герц».
Штауфер постучал ребром конверта о стол и задумался.
Дверь распахнулась, и в кабинет вошел штурмбаннфюрер Грундт в полной эсэсовской форме.
Погладив энергичным движением свою пышную золотистую шевелюру, он без приглашения сел на стул и проговорил:
— Я только что из больницы. Шофер находится в тяжелом состоянии, и доктор не ручается за его жизнь, — Грундт стукнул кулаком по столику. — Черт возьми! Если он подохнет, я не доберусь до виновников!
Речь шла о шофере тюремной «пятерки», на которую совершили налет подпольщики. В горячке и спешке они не довели дела до конца — тяжело раненный шофер еще жил, хотя язык его уже не ворочался и от него нельзя было добиться ни одного слова.
— Не нервничайте, господин штурмбаннфюрер! — успокоил его Штауфер. — Это не в ваших правилах.
В глазах Грундта блеснули злые огоньки.
— Кто же мог предположить, что в то время, когда я был занят этой упрямой мадам, какие-то сволочи совершат налет на вторую машину?
— Не нервничайте, — повторил Штауфер. — Я уверен, что вы доберетесь до виновников… Да, да!… Я даже больше чем уверен в этом. Как вы знаете, Готовцеву доставили сюда в «пятерке» и обратно должны были везти в «пятерке». А в «шестерку» она попала по моей инициативе…
Стул под Грундтом заскрипел, он подался всем корпусом вперед. Сейчас в нем нельзя было бы узнать скромного стажера Роберта Герца.
— Вы хотите сказать…
— Я хочу сказать, — прервал его Штауфер, — что нападавшие были твердо уверены, что в «пятерке» везут Готовцеву. А уж она-то, наверное, знает своих друзей.
Грундт откинулся на спинку стула и вздохнул. Это открытие ему еще ничего не давало. Мало ли что знает Готовцева!
— А вы не теряете надежды, что она вспомнит обо мне? — спросил Грундт с усмешкой.
Штауфер молча протянул ему конверт. Грундт взглянул на него и вскочил с места. Торопливым движением он извлек из конверта листок бумаги и прочел:
Дорогой мой друг и доброжелатель! Вы опять правы. Мне не обойтись без вашей помощи. Я хочу видеть вас. Жду завтра, 16 июня, в шесть утра, на том же месте, где мы расстались. Ваша Мария.
— Поражен! Убит! — воскликнул Грундт. — С благоговением преклоняюсь перед вами, господин Штауфер. Вы — гений! У вас какой-то дар прозрения! Окончательно проникаюсь сознанием своего собственного ничтожества… Я расскажу о вас в Берлине!
— Довольно, хватит!… К чему такие громкие слова? — остановил его с довольной улыбкой Штауфер.
Грундт заходил по кабинету.
— А я свинья, — неожиданно признался он. — Когда вы изложили мне свою идею, я подумал, что это — слишком опасная игра. Театр! Да, да!… И мне показалось, что вас устраивает не исход игры, а сам процесс ее… Есть же такие азартные люди… Но она, она! — Он прихлопнул рукой по письму. — Какая простота! Какая наивность! — Он еще раз пробежал глазами текст: «Дорогой мой друг!… Вы опять правы!… Ваша Мария…» Дура! Набитая дура!… А еще разведчица!…
— Не согласен — возразил Штауфер. — Она вовсе не дура. Она умна и держалась очень осторожно. Дело в том, что, осуществляя мою идею, вам талантливо удалось убедить ее, заставить поверить в то, что вы не тот, за кого она вас принимала. Кроме того, она — женщина. А женщины верят красивым людям…
Тут настала очередь самодовольно улыбнуться Грундту.
— Получается так, — произнес он, думая о чем-то своем, и спросил: — Неужели она сумела незаметно вернуться в город? Ведь ее должны были сразу засечь! Приняты все меры…
Штауфер усмехнулся.
— Я не думаю, что она в городе. Это слишком рискованно. Во-первых, у нее нет никаких документов, во-вторых, платье, которое мы ей подсунули, очень приметно. Готовцева где-то в деревне. Оттуда она и отправила письмо. А меры ведь только сейчас приняты.
— На первый взгляд это звучит логично и убедительно, — согласился Грундт. — Но у нас нет никаких донесений. Странно!…
— Завтра все выяснится, — спокойно ответил Штауфер. — Ровно в шесть утра господин Герц предстанет перед своей подопечной. И могу заранее предсказать, что она попросит у вас или документы или помощь, чтобы пробраться в город! Жребий был брошен знаете когда?
Грундт вопросительно посмотрел на Штауфера. Тот сделал паузу и торжественно продолжил фразу:
— Когда вы ей вручили собственный пистолет и она не ухлопала вас из него.
— Пожалуй, да… Это была самая рискованная секунда.
— Вот именно. Вы сразили ее этим пистолетом без выстрела. А теперь проверим, что сделали наши молодчики. — Штауфер снял трубку телефона, нажал кнопку и сказал: — Грейвиц? Зайдите!
Через короткое время в комнату вошел штурмшарфюрер.
— Грейвиц! Что вы предприняли по моему указанию?
— Все сделано, господин гауптштурмфюрер! Она никуда не денется. На перекрестки дорог посланы секретные пикеты на мотоциклах. Фото Готовцевой роздано восемнадцати агентам. В район, очерченный вами на карте, утром выброшена на автомашинах подвижная группа с радиопередатчиком. Назначено патрулирование дорог. Через начальника крипо[3] предупреждены их посты в деревнях.
— Ясно! Запомните: если с ее головы упадет хоть один волос, то вы навсегда расстанетесь со своей головой. Наблюдение, и только наблюдение! Все встречи фотографировать! Лиц, с которыми она будет встречаться, брать под слежку и ни одного без моего ведома не трогать! Мне думается, что явилась она сюда не одна. В лесу ее кто-то поджидает. Ну, и городские ее сообщники от нас никуда не уйдут, — Штауфер довольно потер руки.
— А как быть с шофером и двумя конвоирами «шестерки»? — спросил Грейвиц.
Штауфер достал из кармана ключ и подал Грейвицу.
— Поезжайте к ним. Объявите мою благодарность и объясните, что им придется еще некоторое время посидеть. Узнайте, что они хотят, и обеспечьте их всем необходимым, вплоть до водки. Вот так! Ступайте!
Грейвиц вышел.
— Вы — гений! — еще раз воскликнул Грундт. — Я поражаюсь… Как все это просто и в то же время мудро!
Штауфер скромно пожал плечами и сказал:
— Если она, паче чаяния, попросит вас подвезти ее в город на вашей машине, не отказывайте! Но никаких вопросов… По-прежнему предостерегайте, предупреждайте об опасности, расстилайтесь перед ней ковром!
— Понимаю. То есть продолжать прежнюю линию.
— Да, да, да… И только!
Огромный ствол сосны, сваленный буреломом, уже прогнивший и поросший травой, надежно укрывал двух людей и собаку.
Часа за три до захода солнца сержант Волков, проводник собаки Морж, заставил своего пса улечься на землю и положил руку на его холку. Пес кого-то чуял и нервничал.
Дмитриевский ползком выдвинулся вперед, приподнял голову и сразу же между стволами увидел трех гитлеровцев. Они двигались прямо на засаду. Впереди, нюхая воздух, шла без поводка овчарка.
Капитан быстро сообразил, что стычка неизбежна. Если сейчас начать перебираться в другое укрытие, то от слуха овчарки это не укроется.
Он на руках подтянулся к сержанту и коротко объяснил:
— Как подам сигнал, спускайте собаку!
Волков кивнул головой.
— Стрелять только по моей команде! — продолжал Дмитриевский. — Постараемся взять их живьем.
Группа приближалась, и от засады ее отделяло расстояние не больше ста пятидесяти метров.
Внезапно собака гитлеровцев остановилась, вытянула шею, повела головой и зарычала. Эсэсовцы переглянулись. Один из них тихо скомандовал овчарке: «Вперед!… Тихо! Шагом…»
Капитан выжидал.
Морж попытался подняться, но Волков шлепнул его, и пес, прижав уши, остался на месте. Все затаили дыхание.
Когда гитлеровцы приблизились метров на двадцать, их овчарка бросилась вперед.
Дмитриевский толкнул лежавшего рядом Волкова, и тот отпустил Моржа. Пес вскочил пружиной, и в трех-четырех шагах от укрытия столкнулся нос к носу со своим собратом.
Овчарки сцепились. Черно-серый клубок покатился по земле.
Ознакомительная версия.
