– Почему так быстро? – вырвалось у нее.
– Вас будут ждать в Буэнос-Айресе, – вместо ответа произнес Ронкаль.
Она кивнула, уже не решаясь спорить.
– Ваш номер вчера вечером обыскивали, – заметил Ронкаль.
– У меня ничего нет.
– Они ничего и не нашли. Я слышал их разговор. До свидания.
Он встал и вышел. А она так и осталась сидеть на своей постели и лишь спустя время уныло поплелась в ванную комнату принимать душ. В это утро она почти не спала. В девять часов позвонил Дорваль.
– Ты ушла так тихо, что я даже не проснулся.
– Я не хотела тебя будить, – сказала она.
– Напрасно. Мне хочется видеть твои глаза все время. Открой дверь своего номера.
– Что случилось?
– Ничего. Открой дверь.
Она положила трубку телефона на столик и подошла к дверям. Открыла и увидела перед собой прикрепленную к дверной ручке красную розу. Взяв цветок, она вернулась к телефону.
– Спасибо.
– Ты не хочешь позавтракать?
Она взглянула на часы.
– У меня мало времени. Сегодня я беру интервью у начальника центральной тюрьмы.
– У меня тоже. Хотя я интервью брать не буду. Жду тебя внизу.
Она положила трубку.
Спустившись вниз через десять минут, она увидела его, сидевшего в компании своего друга. Она подошла ближе.
– Знакомьтесь, – представил ее Дорваль своему напарнику, – Мария Частер. А это Франсуа Юэ.
– Очень приятно. – Она пожала руку второму французскому офицеру, встретившись с его взглядом. В отличие от Дорваля его напарник был более плотным и коренастым. Но таким же галантным, как и все французы. Он поцеловал руку подошедшей женщине. Потом был завтрак, нарушаемый репликами в основном Дорваля. Юэ молчал почти все время, а Марина не решалась говорить, словно помня о завтрашнем событии.
Завтра в Сантьяго прилетит Марат. И завтра Ронкаль должен его убрать. Она не сомневалась, что сидевшие с ней оба французских офицера будут этому мешать. И не знала, каким будет исход этого поединка. Но понимала, что к завтрашнему числу кровавая драма будет завершена. И исходом этой драмы в любом случае будет ее разбитое сердце.
После завтрака она попрощалась с обоими французами и поехала к зданию тюрьмы. Собрав волосы под темный берет, надев куртку и джинсы, она стала похожа на подростка. Ронкаля нигде не было видно, но она не сомневалась, что он все время где-то рядом. Словно она чувствовала его незримое присутствие. Обычные формальности, связанные с прохождением в здание администрации Центральной тюрьмы, заняли около получаса. И наконец, она вошла в кабинет начальника тюрьмы, согласившегося на беседу с ней. Это был маленький, приземистый человечек с какими-то карикатурно большими усами. Увидев вошедшую женщину, он привычно нахмурил брови.
– Это вы Мария Частер? – спросил начальник тюрьмы.
– Да, сеньор. – Она стояла на пороге.
– Какое у вас ко мне дело?
– Я хочу получить у вас интервью для нашего журнала.
– Я не даю интервью.
– Но наши читатели интересуются внутренней жизнью в вашей стране. Левые газеты утверждают, что у вас имеются нарушения прав человека. А мы, наоборот, хотим рассказать, как процветает демократия в Чили, – почти не скрывая иронию, сказала Марина.
Она все еще стояла, он не приглашал ее сесть.
– Мне все равно, что пишут ваши левые и правые газеты, – разозлился начальник тюрьмы, – я не имею права давать никакие интервью. Уходите отсюда.
В этот момент в кабинет вошел кто-то третий. Марина обернулась. Это был подтянутый офицер, тоже небольшого роста, с резкими, четкими чертами лица. У левого глаза виднелся небольшой шрам.
«Почему они все такого невысокого роста? – подумала Марина. – Их, наверно, готовят в одном инкубаторе. Или они все хотят быть похожими на своего бывшего кумира Франко?»
Но по тому, как вскочил начальник тюрьмы, она поняла, что вошедший имеет отношение к высшему начальству.
– Сеньор Родригес, – услужливо залепетал начальник тюрьмы.
– Кто это? – спросил Родригес, проходя к его столу и показывая на Марину, словно ее здесь и не было.
– Журналистка. Из Мексики, – засуетился начальник тюрьмы. – Я ее сейчас выгоню. Уходите, сеньора.
– Подождите, – сказал Родригес, – вы пришли сюда написать репортаж?
– Читатели хотят знать, что происходит в вашей стране, – осмелев, сказала Марина, – мне нужна информация.
– Нужно помочь молодой женщине, – улыбнулся Родригес, – мы покажем ей все, что она хочет увидеть.
– Конечно, сеньор, – сразу согласился начальник тюрьмы.
– Что вы хотите увидеть? – спросил Родригес. – Заключенных, наших офицеров, условия в тюрьме? Что именно?
– Что вы мне покажете. – Ей не нравился развязный тон этого офицера.
Она уже жалела, что не послушалась совета начальника тюрьмы.
Родригес усмехнулся.
– В таком случае пойдемте, сеньора. Мы покажем вам много интересного.
И она пошла за этим офицером. Тюрьма была переполнена заключенными. Сразу после переворота людей начали сгонять на стадионы, превращая их в огромные концлагеря. Потом, как-то рассортировав заключенных, начали строить специальные поселения на юге страны. Но тюрьмы в городах все равно были переполнены. Каждый день находили новых коммунистов, социалистов, профсоюзных активистов и просто людей, не очень лояльно относящихся к правящей в стране хунте.
При любых потрясениях, при любых карательных акциях против большого количества людей в их число всегда попадают случайные и невиновные люди. При этом имеется большая вероятность того, что люди, ответственные за проведение подобных акций, постараются включить в число возможных жертв и своих личных недругов, сводя личные счеты. История богата подобными примерами. Когда начинается волна репрессий, не особенно разбираются с каждым отдельным человеком. И существующая вероятность попадания под этот маховик случайных людей тем больше, чем больше поднявшаяся волна. Таковы объективные законы человеческой подлости.
Марина шла за своим проводником, словно Данте, проходящий круги ада. Она впервые попала в тюрьму. В ее подготовке, очевидно, имелся существенный пробел – она никогда ранее не бывала в подобных учреждениях. И хотя внешние признаки не вызывали особых ассоциаций, она слышала крики, доносившиеся из камер заключенных, и возгласы надзирателей. Остальное дорисовывала фантазия.
– Вам интересно? – холодно спросил Родригес.
– Пока не очень, – призналась она.
Он неприятно улыбнулся и пошел дальше. Начальник тюрьмы бежал рядом. Они вошли в какое-то помещение, где стояло лишь несколько стульев и стол. Родригес сел за стол и презрительно кивнул начальнику тюрьмы.
– Можете идти.
Тот быстро выбежал за дверь.
– Садитесь, – разрешил Марине Родригес, – давайте поговорим.
– Простите, – сказала она, усаживаясь на стул и доставая магнитофон, – я не знаю, с кем разговариваю.
– Это и необязательно, – ответил ей неприятный собеседник, – и выключите свой магнитофон. Здесь это не принято.
Она убрала магнитофон в сумку.
– Я попрошу привести к нам кого-нибудь из заключенных, – неприятно улыбнулся Родригес, и она вдруг поняла, что он специально привел ее сюда. Почувствовала это почти интуитивно. Родригес вызвал дежурного и приказал ему доставить заключенного, взятого вчера вечером.
– Вам будет интересно, – улыбнулся Родригес.
Она с ужасом подумала, что непонятным образом предчувствует дальнейшее развитие событий. И не ошиблась. В комнату ввели измученного, избитого, в кровоподтеках и ссадинах ее связного. Это был Франсиско Эганьа.
Он встал перед ними, прислонившись к стене. Рядом стоял высокий красномордый надзиратель.
– Не прислоняться, – заорал он, ударив старика по лицу.
Тот покачнулся, но устоял на ногах.
– Вы можете поговорить с этим заключенным, – улыбнулся Родригес, – он коммунист и знает много интересного.
Эганьа молчал. Она поняла, что именно их приезд спровоцировал арест старого коммуниста. Очевидно, чилийские власти давно следили за ним, пытаясь выйти на его связи. И зафиксировали его встречу с мексиканскими журналистами. После отъезда ее «оператора» и звонка Чернова, который они наверняка прослушали и записали, старик был обречен. Власти просто обязаны были его взять, хотя бы для того, чтобы понять – почему именно к нему приезжали журналисты для встречи. Косвенно это, конечно, подтверждало алиби самой Марины. Если бы ее подозревали в связях с коммунистическим подпольем, они никогда не стали бы арестовывать старика и демонстрировать его в тюрьме. Они попытались бы выйти на их связи. Но, арестовав его, они хотели выбить из Франсиско все возможные показания. Очевидно, это им особенно не удалось, иначе Родригес разговаривал бы совсем по-другому.
– Я его знаю, – вдруг чудовищно спокойно сказала Марина. Она успела просчитать все варианты и выбрала самый рискованный. Даже Франсиско посмотрел на нее с укором. Или это ей так показалось. А вот Родригес явно заинтересовался. Он не ожидал подобного развития событий.
