На любую фразу старшего патруля санитар говорил «на», нет, и дальше дело не шло. Я настаивал, я обязательно хотел сам осмотреть морг. Что этот придурок мог уловить из моих слов, оставалось загадкой, но главное он сообразил: я просто так не уйду. Он встал и сделал мне знак идти за ним. Старший патруля тоже увязался вслед.
Мы вышли из здания и направились к одноэтажному флигелю в глубине двора. Санитар достал связку допотопных ключей на двух скрепленных между собой больших кольцах — она точно весила больше килограмма! Он безошибочно нашел нужный ключ и открыл дверь. Мы вошли в темный холл, и от запаха карболки, хлорки или чего-то еще столь же тошнотворного у меня стало резать в глазах. Недовольно ворча, упрямый придурок открыл тяжелую металлическую дверь и жестом предложил мне зайти. В морге не было окон, и очертания предметов едва угадывались. Санитар обошел меня и одну за другой вытащил из морозильного шкафа две полки на скрипучих полозьях.
Я сообразил, что полки пусты, раньше, чем увидел их. Если бы в них были тела, в больнице были бы вынуждены не выключать генератор.
4. Бой. Таиров. Маячок. Ранение
С бойцами, которые ночью должны были меня расстрелять, мы расстались совсем по-дружески. Я выдал им на всех коробку рахат-лукума, и старший в знак благодарности прижал руку к груди. Как и моджахеды, талибы оказались, в сущности, славными ребятами. Ну, кокнут тебя между делом, так ведь на то и война! «Ты только не обижайся!» — как сказал генерал Таиров.
Симпатичнейшего Мухаммада Джумы на месте не оказалось, и узнать, где он, мне у нашего муллы не удалось. Я выгрузил припасы у него в домике, загромоздив весь стол, и пошел в свой подвал. Жизнь моя приобретала рутинные черты, и мне это нравилось.
Знаете, что я сделал прежде всего? Я достал из своей туалетной сумочки эластичный бинт. У меня как-то случился разрыв мениска, и с тех пор на всякий случай я всегда вожу с собой такой бинт. Он фиксируется такими металлическими скобками с зубчиками, так что его легко можно надеть и снять. Бинт был слишком длинный, и я отрезал от него кусок.
Корзин с фасолью в подвале было две: одна — с красной, вторая — с белой. Пистолет был доверен белой — аккуратный имам завернул его в обрывок газеты. Я вернулся в свою каморку и примотал «Макаров» к левой ноге повыше щиколотки, к внутренней стороне. Из эластичного бинта он вынимался быстро и мягко, как из кобуры. Обратно положить его было сложнее, но можно, даже не перематывая бинт. Пистолет не выпячивался, при ходьбе не мешал и выпасть из своего тайника не угрожал. За все время талибской оккупации меня обыскали только однажды, когда арестовывали в домике муллы. Мне показалось, что это хорошая идея — знать, что ты можешь себя защитить.
Это началось, когда мы с муллой — его почтенный коллега так и не появился — предавались молчаливому чаепитию у него в домике. Возможно, какой-то общий сигнал и был, например красная ракета, только к нам в дом она не залетала. Просто в один момент со всех сторон раздались автоматные очереди. Судя по интенсивности огня, это не могла быть перестрелка, скажем, двух патрулей. Совершенно очевидно, моджахеды пытались отбить Талукан у своих врагов.
Поскольку это был их город, артиллерию они задействовать не стали. Зато тут же послышался шум винтов вертолетов. Мы с муллой выскочили во двор как раз в тот момент, когда один из них пролетал почти над нашей головой. Это был не штурмовой вертолет, а старенький «Ми-8» — мы, собственно, других у Масуда и не видели. Чтобы избежать прицельного огня с земли, машина летела над самыми верхушками деревьев. Мы видели, где она сбросила бомбу, — на перекрестке, там, где в день захвата талибы разгружали мешки с песком, чтобы соорудить блокпост.
Я понял еще одну вещь. Позавчера Масуд расступился, давая талибам возможность войти в город, как в мешок, а теперь атаковал их со всех сторон. Его бойцы растворились среди мирного населения. И теперь, по не замеченному нами сигналу, они достали каждый свой «Калашников» и обрушились на посты и на патрули по соседству. А оборонительными сооружениями занялись вертолеты — сейчас уже три машины отбомбились над базой Масуда, где расположился штаб талибов.
Мулла схватил меня за руку и потащил в подвал. Он был прав: стреляли в пятидесяти метрах от нас, у гостевого дома, и через пару дворов слева, где была казарма моджахедов. Мулла довел меня до двери, но сам в подвал не пошел — побежал в свой дом. Я возражать не стал — в конце концов, я был у него в гостях.
Я вышагивал по своему подземелью, как дикий зверь в клетке. В такой момент самое тяжелое — бездействие. Но, с другой стороны, что можно делать на чужой войне? Только одно: попытаться остаться в живых! Час постережешься, век проживешь, как сказал бы Некрасов. Что я и делал.
В подвал из звуков внешнего мира долетали лишь ватные хлопки от разрыва гранат и иногда, когда стреляли совсем близко, автоматные очереди — как горсть лесных орехов, брошенных на кафельный пол. Я вздрогнул, когда дверь распахнулась. Это был генерал Таиров.
Он шел ко мне, размахивая руками, и вид у него был безумный. На миг у меня даже промелькнула мысль, что он пришел довершить то, чего не сделал ночью.
— Меня контузило, я ничего не слышу! — прокричал он. — Просто мотай головой, что понял.
Я кивнул.
— Вот смотри!
Таиров протянул мне квадратик из металлической фольги — у меня в таких было одно из лекарств.
— Это маячок! Он засекается со спутника. Не открывай его только, чтобы туда влага не попала! Это как таблетка, только тонкая. Как пистон для детского пистолета!
Я пощупал содержимое пакетика — оно едва прощупывалось.
— Этот маячок настроен так же, как и те, которые будут у нас. Он приклеивается прямо на тело, обычно снизу на средний палец ноги — он скрюченный и ни обо что не трется. Ну, тебе это не обязательно знать. Важно, что точно такие же маячки будут у моей жены, у моей дочери и у меня. Вы считаете настройки вот с этого и тогда будете видеть их со спутника. И как увидите, что все три в одном и том же месте — сам знаешь, в каком! — можно действовать! Все понял?
Он говорил связно, но выглядел как человек, откачанный после передозировки. Я кивнул.
— Скажи там нашим, что мы будем готовы в любой момент. Только пусть прилетают! Сам-то я бы еще придумал, как выбраться, а с моими красавицами — бесполезно!
— Не волнуйтесь! Я все передам.
— Надеюсь, ты все сделаешь, как надо! Ну, мне пора! Генерал обхватил меня, прижал к груди и тут же оттолкнул.
— Подожди-ка! — остановил его я. — Подожди минуту!
Я заскочил в свою каморку и вернулся со своим запасом текилы. В бутылке оставалось грамм триста, но это лучше, чем ничего.
— Держи, я обещал!
— А ты?
Я махнул рукой.
— В Москве выпьем! — проорал генерал, забирая бутылку. — Понял? В Москве!
Таиров расстегнул «молнию» своего бушлата, сунул бутылку за пазуху и шаткой походкой направился к двери. Он был похож на короля Лира в сцене бури.
Как он будет с этой бутылкой? Надо дать ему фляжку!
Фляжку подарила мне на день рождения моя любимая теща Пэгги. У нас с ней очень нежные отношения, и на каждый праздник или просто каждый раз, когда мы с ней видимся — она живет в Хайянис-порте, — у каждого из нас набирается три-четыре штуковины, которые мы купили за это время, вспомнив друг о друге. Фляжка была из специальной стали, в толстой коже благородного коричневого цвета с вытисненными моими инициалами, РА, Пако Аррайя. Когда я был сам собой — ну, почти! — я их не скрывал. А когда, как сейчас, я работал за границей под другим именем, я выдавал их за лейбл фирмы. Ну, что ж! Пэгги придется подарить мне еще одну!
Я стащил со своей лежанки куртку, в которой лежала фляжка, и побежал за Таировым. Я догнал его, когда он уже сел в машину и как раз втягивал ногу внутрь. Он заметил движение и обернулся ко мне. Я махнул ему фляжкой.
Над нашими головами пролетел вертолет и сбросил бомбу на казарму, в нескольких десятках метров. Не знаю, какой урон он нанес цели, но мы удар ощутили. Вокруг, срезая ветки, защелкали осколки.
Я прямо почувствовал, как один из них проник мне в левое плечо. Это было как укус змеи. Меня однажды в Англии ужалила в икру гадюка. У нее зубы очень острые, и они вошли в плоть мягко и быстро, почти безболезненно. Но потом ты ощущаешь боль от этого проникновения в замкнутое пространство тела, а еще чуть позднее в этом месте вспыхивает огонь. Вот и сейчас так было!
Я уже успел отдать фляжку Таирову и теперь освободившейся правой рукой прикоснулся к плечу — моя куртка уже была мокрая от крови. Генерал выскочил наружу, затолкал меня на заднее сиденье и влез с другой стороны.
— В больницу давай! Скорее! — крикнул он.
За рулем, видимо, сидел переводчик — джип дернулся вперед, развернулся в переулке и понесся к больнице.
