С этой стороны дома веранда была без крыши. Я посмотрел на ночное небо, громадой нависшее над горами. Темные тучи на вершинах на мгновение расступились и позволили луне проплыть в разрыве, следуя за одинокой яркой звездой, как за указателем цели.
— Думаю, что у Эрика и Сью так и должно было случиться, — произнес я. — Они полагали, что все это не важно, а обернулось для обоих очень скверно.
— Интересно, будет ли она опять счастливой? — заметила Мэри.
Но я ее не слушал, так как обратил внимание на что-то возле стены дома. Присмотревшись, в свете луны разглядел Сью Шолто. Ее голова по-птичьему склонилась набок, как будто она ждала от кого-то ответа, язык шаловливо высунулся наружу. Под ее покачивающимися ногами зияло три ярда пустого пространства. Тело висело на желтой веревке, завязанной за ушами. Глаза казались крупнее и чернее, чем были при жизни.
Тучи опять сомкнулись и закрыли луну, как темные великаны, сбившиеся на дьявольском шабаше. Но Мэри все же успела, проследив за моим взглядом, увидеть то, что и я.
— Она покончила с собой! — вскрикнула Мэри неестественно высоким голосом. — Я боялась, что с ней случится несчастье. — Она ударяла друг о друга своими сжатыми кулачками, рождая пустой, бесполезный звук. — Мне надо было оставаться с ней.
— Вы не знаете, какая это комната? Отсюда ее не достанешь. — Я жестом указал вверх, и моя рука, выйдя из-под контроля, взлетела выше, чем я хотел. Мы опять посмотрели вверх. Теперь, когда луна зашла, Сью Шолто превратилась в неясную тень, повисшую над нами. В отсвете снизу виднелись только ее ноги, которые почти незаметно шевелились при повороте веревки. На одном ее чулке была дырка, и я смог различить красный блеск ее наманикюренного ногтя.
— Думаю, что это дамская туалетная комната, но не уверена.
— Оставайтесь здесь, вместе с другими. Я поднимусь наверх.
Лейтенанта Саво, корабельного доктора, я разыскал в танцевальном зале. Когда сообщил ему, что увидел, его борода священника вздернулась и успокоилась. Он помчался по лестнице впереди меня.
Дамская туалетная комната состояла из трех смежных помещений: очень хорошо освещенной комнаты, где дамы приводят себя в порядок, с зеркалами и туалетным столиком; самой туалетной комнаты — с одной стороны, и небольшой темной комнаты, в которой ничего не было, кроме нескольких кресел и диванчика, — с другой стороны. На предыдущей вечеринке доктор Саво оказывал в этой комнате помощь одной девушке и поэтому знал, что комната использовалась только в случае болезни или алкогольного отравления кого-либо из гостей.
Я нашел выключатель и увидел, что на этот раз комнату использовали для другой цели. Широкий бугристый диванчик с ситцевой обивкой был придвинут к стене под подоконник единственного окна. За его изогнутые ножки красного дерева был привязан конец желтой веревки, на которой повисла Сью Шолто. Мы втащили ее наверх через открытое окно. Это оказалось нетрудно сделать, но в резком свете старого светильника на потолке было трудно ее рассмотреть. Узел за ухом был завязан неумело, но он сделал свое дело. На ее лице не осталось ничего такого, что мог когда-то любить Эрик Свэнн.
Я пошел в другую комнату, чтобы взять полотенце и прикрыть ей лицо. В дверях центральной комнаты стояла Мэри, очень бледная и оцепеневшая.
— Она мертва, правда?
— Да, не входите туда.
Послышались шаги, и появился Эрик. Цвет его кожи был не лучше, чем у покойника, а глаза выглядели так, как будто он разучился ими моргать.
— Что-нибудь стряслось со Сью?
Мэри посторонилась, и он отстранил меня, даже не сознавая этого. Было бы неблагородно избавлять его от кошмаров. Он сказал при виде мертвой женщины:
— Дорогая, тебе не надо было делать этого. Я бы сделал для тебя все.
Потом он лег на пол рядом с ней и зарылся лицом в ее волосы, которые рассыпались по пыльному полу. Скупой плач мужчины является плохой имитацией мелодичных причитаний женщины, но его воздействие более ужасно. Надрывные рыдания породили в моей душе жалость и ужас. Я захлопнул дверь, чтобы Мэри не видела всего этого.
— Где она достала веревку? — спросил я.
— Веревка есть в каждой верхней комнате. Смотрите. — Она показала на крючок рядом с окном туалетной комнаты, где кольцами висела еще одна желтая веревка. У меня возникло инстинктивное желание схватить ее и сжечь.
— Господи, зачем же они здесь развешивают подобные вещи?
— Это на случай пожара. Единственное средство.
— Полагаю, они дают вам вместе с обедом яд на всякий пожарный случай. Вдруг вы захотите принять глоток или два между блюдами, подобно Сократу!
— Не разговаривайте так много и, ради всего святого, не старайтесь острить, — устало произнесла Мэри. — В отличие от меня, вы почти не знали Сью. — Ее шея согнулась, как стебель увядшего цветка, и я совершенно ничего не мог для нее сделать.
Младший офицер с черно-белой повязкой берегового патруля вошел в комнату, сопровождаемый четырьмя или пятью любопытными, их лица выражали явное нетерпение. Я подумал о шакалах, которые питаются падалью. Среди них была миссис Мерривелл, а также управляющий евроазиатской компанией, напряженный и заикающийся.
Молодой человек, представлявший береговой патруль, казался очень взволнованным.
— Сэр, моя фамилия Бейкер, — сказал он. — Я правильно понимаю, что здесь произошел очень неприятный несчастный случай?
— Проходите в соседнюю комнату. Молва иногда преувеличивает.
— Никакого несчастного случая, — пролаяла миссис Мерривелл. — Я не верю в самоубийство. Этот ужасный негр находился здесь. Я видела, как он выходил отсюда.
— Когда это было? — спросил Бейкер. — И о ком вы говорите, мадам?
— Об этом ужасном черном официанте, у которого помятые уши. Он перепугал бы меня до смерти, если бы я не знала, как обращаться с черномазыми. Думаю, что он изнасиловал девушку и вздернул ее, чтобы скрыть преступление.
Бейкер посмотрел на меня, а потом на дверь в другую комнату. Я кивнул, и он приоткрыл дверь настолько, чтобы пройти. Мгновение спустя дверь опять открылась, и оттуда неловко вышел Эрик, как будто подталкиваемый сзади. Он посмотрел на небольшую толпу возле дверей, как начинающий актер на своих первых зрителей. А я заявил всем, что если они хотят ждать, то могут сделать это в зале. Мэри поднялась и вышла вместе с другими.
— Какое вы имеете право распоряжаться, молодой человек? — обратилась ко мне миссис Мерривелл.
Я захлопнул дверь перед ее носом.
Эрик присел возле туалетного столика на стул, покрытый дешевыми желтыми лентами. Он посмотрел на себя в зеркало очень пристально, как будто видел свое лицо в первый раз. Беда творит поразительные метаморфозы, так было и на этот раз. Ему не понравилось его лицо, и он отвернулся.
— Я плохо выгляжу, — произнес Эрик еле слышным голосом.
— Это верно.
— Сэм, как ты думаешь, почему она это сделала?
— Не знаю. Я только что познакомился с ней.
— Не могла ли она покончить с собой потому, что любила меня? Я хочу сказать: потому, что я не мог на ней жениться?
— Может быть. Но если так оно и было, никогда не позволяй себе гордиться этим.
— Ты сегодня какой-то чопорный, — протянул Эрик с нот кой жалости к себе.
— Я обнаружил ее. Если это ты помог поместить ее туда, где я нашел, то не жди от меня дружеского участия. Если ты ни при чем, то мне жаль тебя. В любом случае сочувствую.
— Завтра я буду в порядке, — заверил Эрик. Но он произнес это так, как будто знал, что некоторые картины очень медленно тускнеют даже на солнце.
Доктор Саво вышел из внутренней комнаты вместе с Бейкером, который постарел на год или два.
— Нет никаких признаков нападения на нее, — сообщил доктор. — Пара ссадин на спине, но они могли появиться, когда она выбиралась из окна или когда ударилась о стену после падения. Странно, что этого никто не увидел и не услышал. Обычно в таких случаях начинаются ужасные конвульсии.
— Спасибо, сэр, — сказал Бейкер. — Мне надо вызвать гражданскую полицию, и думаю, что они проведут следствие. Раньше я ни с чем подобным не сталкивался. Была пара случаев, когда сильно избивали ребят, но...
— Забудьте об этом, если сможете, — посоветовал Саво. — Это я хорошо усвоил в медицинском училище.
Из зала донеслись громкие голоса, там разгорелся горячий спор. Я открыл дверь и увидел негра Лэнда, который стоял в зале в окружении небольшой группы под предводительством миссис Мерривелл. Он стоял прямо под лампой, свисавшей с потолка, и я впервые как следует рассмотрел его. Ушные раковины скручены и истрепаны, как лепестки роз после ливня с градом; курносый, приплюснутый нос; глаза, похожие на яркие черные щели между подушечками отмершей кожи; голова старого боксера, могучая, со шрамами, как будто использовавшаяся когда-то в качестве тренировочной груши и готовая, казалось, к дальнейшему использованию; мощная шея. Но в его позе мощи не было. Плечи опустились, а живот вздымался при дыхании. Крупные руки полу сжаты и повернуты ладонями к свету, который отражался на их полированной темно-розовой поверхности. Он походил на затравленного медведя, окруженного собачьей стаей.
