Одновременно с налетом на корабли были атакованы аэродромы армейской и флотской авиации. В последние дни в Гонолулу распространились слухи о том, что на всех островах готовится нападение японской «пятой колонны» на военные объекты. Поэтому на всех аэродромах самолеты были установлены аккуратными плотными рядами, чтобы их легче можно было охранять от диверсантов.
Но вместо земных диверсантов нагрянули небесные. Они расстреливали в упор и сжигали на земле самолеты, расставленные так, чтобы служить идеальными мишенями. Аэродромы Хикэм, Эва, Уилер, Канеохэ, Бэлоуз и Халеова превратились в огромные костры, роль хвороста в которых выполняли несколько сот американских самолетов.
Атаки с воздуха продолжались до 9.20. Сделав все, что можно было сделать, японские самолеты улетели. Базы тихоокеанского флота Америки как не бывало. Теперь это бухта, забитая железным ломом и трупами.
Потери еще подсчитываются. Уже известно, что убито и ранено около четырех тысяч моряков и армейцев; потоплено четыре линкора и четыре основательно потрепаны; несколько крейсеров и эсминцев тоже пострадали. Японцы потеряли два десятка самолетов и несколько подлодок. В общем американский флот получил удар в челюсть в первые же секунды схватки. Какое счастье, что двух авианосцев и пяти тяжелых крейсеров нового типа в это утро не оказалось в гавани!
Рассказ Шривера потряс всех. Донахью спросил:
— Сколько взято в плен?
— Кого? — спросил Шривер.
— Японских офицеров и солдат.
— Ни одного. Но по приказу из Вашингтона взяли в плен почти всех местных японских жителей. На них отыгрываются.
— У меня вопрос, Энди, — сказал Уайт. — Здешнее командование было предупреждено о возможности нападения?
Шривер ответил:
— Адмирал Киммел получил двадцать седьмого ноября телеграмму от Старка о том, что переговоры зашли в тупик и что японцы могут предпринять агрессию в отношении Филиппин или владений Англии и Голландии в южных морях.
— А против Пёрл-Харбора? — спросил Пейдж.
— Нападение на базу тихоокеанского флота совсем не предусматривалось.
— У нас считалось… — начал Донахью, но Уайт перебил его:
— И больше не было никаких предупреждений?
Шривер невесело усмехнулся:
— Было. Двадцать девятого ноября генерал Маршалл прислал нам для сведения разведывательную сводку штаба сухопутных войск. В ней говорилось, что в течение ближайших месяцев Япония нападет на Россию.
— Гениальная сводка, — процедил сквозь зубы Пейдж. — За одну эту сводку надо Маршалла, Джероу, Майлса и прочих генералов отдать под суд.
— Значит, никаких предупреждений насчет возможности нападения на Пёрл-Харбор не было? — продолжал допытываться Уайт.
— Были еще два. — Шривер кивнул в сторону Донахью. — Вы, наверное, знаете.
— Знаю, — сказал Донахью. — Как только мы перехватили «магию» о том, что в час дня японцы предъявят нам ультиматум и что из Токио предложили уничтожить шифровальную машинку, генерал Маршалл приказал командующему Гавайским военным округом генерал-майору Шорту принять меры предосторожности. Адмирал Старк, тот вообще не счел нужным предупредить адмирала Киммела…
— Шифровка Маршалла пришла сюда вполне своевременно, — сказал Шривер. — Спустя шесть часов после налета японцев…
— Сволочи! — крикнул тонким голосом Пейдж. — Четыре тысячи убитых и раненых и погибший флот на их совести! Их надо…
— Только без истерики, — остановил его Донахью. — Надо разобраться как следует.
— Да, надо разобраться как следует, — сказал Уайт. — Виновата в первую очередь верхушка нашего армейского и флотского командования.
— Какие-то идиоты вбили себе в голову, что малая глубина Пёрл-Харбора исключает возможность торпедных атак, — сказал Шривер. — Но японцы доказали обратное. Наши линкоры пострадали больше всего от торпед.
— Одни идиоты успокаивали себя, — подхватил Пейдж, — а другие идиоты повторяли это.
— Слушайте вы, Пейдж! — вспыхнул Донахью.
Уайт крикнул:
— Молчи, Уолт! Шривер и Пейдж правы, абсолютно правы! Наши начальники проявили стратегическое недомыслие…
— Политическую и стратегическую слепоту! — крикнул Пейдж.
— Правильно! — сказал Уайт. — Материалов у нас было больше чем достаточно. Подумать только! Ведь мы изо дня в день читали архисекретные японские телеграммы, из которых было видно, что Япония готовится к нападению на нас. Даже самый беспросветный кретин мог понять, что готовится атака, и именно на базу тихоокеанского флота.
— А этого Старк и компания не понимали, — сказал Шривер. — У них был затуманен рассудок. И у вас тоже, Донахью. Не отмахивайтесь. А рассудок у наших шефов был затуманен потому, что они страстно хотели нападения Японии на некую страну» И эта страсть ослепляла их.
Донахью усмехнулся.
— А я распинался перед начальством за вас, Шривер, доказывал, что у вас стопроцентный американский образ мыслей. И добился того, что вас назначили сюда. Но с такими убеждениями, как у вас, неудобно быть в контрразведке.
Шривер отвесил поклон.
— Могу вас успокоить. Я уже подал рапорт, чтобы меня послали на театр военных действий. Сидеть здесь и с храбрым видом допрашивать японских парикмахеров и прачек я не намерен.
Матрос-шофер круто затормозил машину. На дороге стояли офицеры и солдаты в шлемах. Шривер предъявил служебное удостоверение, а Донахью, Уайт и Пейдж — специальные пропуска на Гавайи, выданные им в Вашингтоне. Машина поехала дальше.
Уайт сказал:
— Наши шефы сами сбили себя с толку — ждали другого ветра.
— Но ведь были же сигналы, черт возьми! — крикнул Донахью. — Четвертого и пятого, два дня подряд. Бесспорные сигналы.
— Мы не знаем, в чем дело, — сказал Пейдж. — Надо будет разобраться в этом. Или мы перепутали, или японцы перепутали, или они подсунули нам дезу[17].
— Чушь, — возразил Донахью. — Тогда надо признать, что вся «магия» была дезой.
Шривер мотнул головой.
— Нет, «магия», конечно, не была дезой. Такой вывод абсурден.
— В общем неизвестно, в чем дело, — сказал Уайт. — Но ясно одно: наши стратеги смотрели в другую сторону и подставили Пёрл-Харбор под удар. И все это получилось потому, что они, так же как Трумэн, Тафт, Най и другие, ненавидят Россию и готовы терпеть нацистов.
— Это верно, — подтвердил Шривер. — Они напрягали зрение, чтобы разглядеть во мраке ночи очертания японских бомбардировщиков и авианосцев, подкрадывающихся к Владивостоку, и старались не думать о том, что японцы могут подкрасться в другом направлении…
— Ключ вопроса заключается в отношении к нацистам, — сказал Пейдж. — Наши шефы считают, что гитлеровский рейх им ближе, чем красная Россия.
Донахью пожал плечами.
— Ну и в компанию я попал! Не флотские офицеры, а свихнувшиеся комнатные демагоги с Гринидж-виллидж.
— Не мы свихнулись, а такие, как вы, — отпарировал Шривер. — Мы рассуждаем как нормальные, честные люди, для которых борьба с коричневой чумой — священная обязанность.
— Фюрер и дуче через несколько дней объявят нам войну, это неизбежно. Короче говоря, — Пейдж взмахнул рукой, — я сегодня же подам рапорт. Буду проситься в азиатский флот.
— Я тоже, — сказал Уайт. — «Магия» кончилась. Теперь надо воевать. Поедем на Гуам или Филиппины.
Он наклонился к Шриверу и тихо спросил:
— Что-нибудь выяснили насчет Хаями Марико?
Шривер ответил шепотом:
— Я разговаривал с ее мамашей. Оказывается, за Марико приходил какой-то японец, кажется, студент.
И больше она не возвращалась. Откровенно говоря, боюсь за нее. Не расправился ли с ней Акино.
Уайт схватил Шривера за руку.
— Надо скорей взять Акино!
— Ищем его. Вчера днем взяли генконсула Кита и его помощников. Они говорят, что не знают, кто такой Акино. Не понимаю Уолша. Он поверил этой истории с корейцем-аптекарем и решил, что действительно раскрыл советскую шпионскую организацию. И думал только об этом. Не замечал, что у него под носом орудуют настоящие шпионы. Спасибо Макколла, мы получили от него копию «магии» от третьего декабря— копию телеграммы здешнего генконсула об условных сигналах для подлодок.
— Условные сигналы насчет состояния гавани? — спросил Пейдж.
— Да. Я сразу же установил наблюдение за домами и яхтами в Раникай и Калама и обнаружил подозрительного немца — члена нацистской партии Кю-на. При аресте у него нашли кодированные записи, и он признался во всем. И дочка его — хозяйка косметического салона — тоже японский агент. У Эф-Би-Ай, оказывается, уже давно имелись сведения о Кюне, но на него смотрели сквозь пальцы. Гувера интересуют не нацистские шпионы, а другие…
— Он тоже порядочная… — Пейдж не договорил.
