— Не спится.
Мило присел на край кровати. Он мог проделать все прямо сейчас, пока напарник был в туалете, но Эйннер нравился ему, и Мило не хотел ставить коллегу в унизительное положение.
— Эй!
— Что?
— А ты как в мою комнату залез?
Вот дерьмо!
Мило быстро шагнул к туалету, рванул дверь и врезал ногой по руке, уже державшей пистолет. «Макаров» выстрелил — в тесном помещении хлопок прозвучал оглушительно громко, — пуля ушла в стену над ванной, и Эйннер начал подниматься со стульчака, не успев подтянуть брюки. Мило заставил его сесть сильным, сверху вниз, ударом локтем по плечу и тут же резко ткнул ладонью в подбородок. Затылок глухо стукнулся о стену. Пистолет полетел на пол.
Он еще раз ударил Эйннера головой о стену. Турист захрипел, глаза с проступившими красными прожилками выкатились, губы шевельнулись. Наверное, он хотел что-то сказать — Мило не дал ему такой возможности, врезав локтем по горлу, и подобрал пистолет.
Он знал, что делает парню больно, но ничего другого не оставалось — Эйннера требовалось отключить хотя бы на несколько минут. Мило сорвал занавеску — с перекладины посыпались колечки — и расстелил ее на полу в ванной.
Когда он вернулся, Эйннер, тяжело сопя, пытался подняться.
— Не надо, — предупредил Мило и погрозил пистолетом.
Эйннер вроде бы успокоился, понимая, что уже был бы мертв, если бы это предусматривалось планом, но снова забеспокоился, когда Мило рывком сорвал его с унитаза и потащил за собой из туалета. Сил, однако, хватало только на то, чтобы бессильно шевелить руками и тихонько постанывать. Рубашка сбилась на грудь, штаны сползли ниже колен, а маршрут отмечала вонючая коричневая полоска.
Самое неприятное и самое унизительное. Мило оторвал кусок клеящейся ленты и обмотал ею сначала запястья Эйннера, затем ноги. Потом, отдуваясь, затащил его на штору.
— Что… — просипел Турист.
— Не беспокойся.
Он запахнул край шторы, накрыв концом его лицо.
— Что…
Мило отвернул уголок. За несколько секунд лицо у Эйннера успело побагроветь — так организм отреагировал на мысль задохнуться в пластиковом мешке.
— Все будет хорошо, — Мило запахнул другой край и оторвал зубами еще один кусок ленты. — Послушай меня, Джеймс. Мне нужно уходить, но я должен быть уверен, что ты не увяжешься за мной. Ты ведь хороший Турист, и мне вряд ли удалось бы сбить тебя со следа. Пришлось пойти на такую вот меру. Ты полежишь, а я уйду. Понял?
Эйннер уже сумел восстановить дыхание.
— Понял, — прохрипел он, моргая от боли в перебитом горле.
— Мне не хочется это делать, и я бы не поступил с тобой так, если бы не крайняя необходимость.
— Что сказал Угримов?
Мило уже открыл было рот, но вовремя остановился.
— Джеймс, тебе это знать ни к чему. По крайней мере сейчас. Не хочу, чтобы Фицхью узнал кое-что раньше времени.
Эйннер поморгал ему влажными глазами.
— Ладно.
Мило налепил ему на рот кусочек ленты, потом поднялся и остатком рулона обмотал Эйннера поверх шторы, от плеч до лодыжек, чтобы тот не смог высунуть даже палец. Он старался делать все аккуратно, не причиняя коллеге боли, но с пластиковой занавеской и клейкой лентой на комфорт рассчитывать трудно. Да и оставлял он Эйннера не в самом приятном положении — со спущенными штанами, завернутым в перепачканную дерьмом штору и с грязной задницей. Больше всего бедняга хотел бы сейчас посчитаться за унижение.
Закончив, Мило перетащил его к кровати. Эйннер уже пришел в себя, взгляд его прояснился, глаза над серой лентой горели ненавистью. Мило показал ему пистолет и положил оружие в ящик комода, потом стянул с кровати матрас и укрыл им Туриста с таким расчетом, чтобы любые издаваемые звуки гасли в тюфяке. Пусть полежит до прихода уборщицы.
В бумажнике Эйннера он обнаружил швейцарские франки на сумму примерно в шесть сотен долларов и сунул их в карман, посмотрел на ключи от машины, но забирать их не стал. Потом, не говоря ни слова, взял рюкзак и вышел из номера.
В международный аэропорт Женевы Мило добрался не скоро, сменив два такси и не обнаружив ничего подозрительного. Табло предлагало рейс 2443 «Эр Франс» с отправлением в половине седьмого. Он купил билет за 1200 долларов, воспользовавшись кредитной карточкой на имя Долана. За время часовой стоянки в аэропорту Шарля де Голля Мило успел испытать приступ паники — ему вдруг привиделись подпухшие глаза Рене Бернье.
Уже в воздухе из памяти всплыли слова Эйннера: «Мне достаточно того, что говорит Том. Когда Том на линии, он для меня бог».
Получая приказ, Турист никогда не спрашивает, что и почему. Бог приказал Трипплхорну сопровождать Энджелу в Париже, а Эйннеру снимать их вместе. Бог приказал Трипплхорну встретиться с полковником И Леном — может быть, он всего лишь попросил у китайца сигарету. Бог приказал ему же договориться с коварным русским бизнесменом, чтобы тот клал деньги на определенные банковские счета. Потом бог распорядился, чтобы он связался со знаменитым киллером и указывал, кого и когда нужно убрать. Бог повелел подменить снотворное в квартире у Энджелы и установить отравленную иглу на стуле в миланском кафе, чтобы Тигр, твердо веруя в Христианскую науку, медленно умер, так и не раскрыв никому тайну личности Трипплхорна.
И винить во всем этом самого Трипплхорна не стоило. Он был всего лишь послушным Иовом при боге Грейнджере, и именно бог был творцом всего.
В понедельник утром Мило сошел с самолета в аэропорту Кеннеди — скованный, напряженный, поминутно озираясь. Тем не менее, отстояв в длиннющей, огибающей колонны очереди, напомнившей о недавнем посещении «Дисней уорлда», Лайонел Долан пересек границу Соединенных Штатов без каких-либо проблем. Он взял напрокат машину «шевроле», заплатив за нее строгому, с прыщавым лицом молодому человеку, и некоторое время постоял на тротуаре, вертя на пальце ключи. Тут и там сгибающиеся под тяжестью огромных сумок путешественники обсуждали цены с водителями автобусов. Подъезжали и отъезжали такси. Неподалеку маячили экипированные рациями полицейские. Но никто, насколько можно было судить, не обращал внимания на мужчину лет сорока, то и дело нервно потирающему подбородок и беспокойно поглядывающему по сторонам. Через пару минут он направился к парковочной стоянке.
Первым делом Мило хотел забрать вещи из гаража: деньги, кредитные карточки, старые документы и кое-какое оружие. Однако, отъехав от аэропорта, он сначала повернул на север, в сторону Нью-Рошели, а потом на запад, в направлении Патерсона. Какие бы возможности ни предлагал первый вариант, приходилось учитывать, что тайник, возможно, раскрыт. Мило знал, что за последние годы совершил немало ошибок и попросту наделал глупостей, и уже не сомневался, что несколько широкоплечих парней из Компании поджидают его у Стингер-сторидж: один за кассой и двое-трое в черном внедорожнике с включенным на полную кондиционером.
Ехал он быстро, но осторожно. После поворота на юг до озера осталось не больше часа. Ждет ли его Грейнджер? Скорее всего, старик допускает такую возможность. Обращался ли Том в Компанию с просьбой выделить охрану? На этот вопрос ответа не было. Оставалось только гадать да стараться не привлечь к себе внимание дорожной полиции Нью-Джерси.
С обеих сторон шоссе обступили холмы. Приезжая иногда всей семьей на уик-энд к Грейнджерам, они неизменно удивлялись тому, как практически нетронутая природа могла сохраниться в такой близи от Манхэттена. Жизнь в городе приучала к мысли, что весь мир сотворен исключительно из бетона, стекла и стали. Лес воспринимался почти как чудо. Нечто подобное Мило испытал шесть лет назад, в начале пути, закончившегося встречей с Тиной и Стефани, когда по дороге в Портороз он подумал, что горы, пожалуй, единственное место, где сохраняется естественное равновесие.
Теперь, постарев, Мило уже не верил заманчивым обещаниям новых мест. В бытность Туристом он еще не знал, что география — это люди, что без них природа лишена характера. Хорошо там, где семья.
По этой самой дороге они втроем приезжали к Тому и Терри, когда та была еще жива. Перепады настроения случались у Терри часто, ее как будто бросало из крайности в крайность: она то была готова пригласить к себе весь мир — пить, болтать и веселиться, то искала здесь уединения и не желала видеть даже мужа. В первом случае лучшей хозяйки было не найти, и Тина всегда откликалась на приглашение с радостью, возможно, еще и потому, что в доме у озера ее ждала теплая, дружеская атмосфера, рассеивавшая тоску по оставшейся в Техасе семье.
Том, Терри, Тина и Техас. Ох уж эти «Т». Мило усмехнулся, вспомнив замечание Тины насчет Патрика и Полы в Париже.
На протяжении нескольких месяцев Тина сопровождала Терри, когда та отправлялась на сеансы химиотерапии, и даже стала кем-то вроде ее наперсницы. Когда состояние ухудшилось и даже самые заядлые оптимисты признали, что битва проиграна, Терри сделала крутой поворот: замкнулась, ушла в себя и даже разговор по телефону нередко обрывала на середине предложения. Не хотела, чтобы Тина страдала вместе с ней до самого конца.
