— Да, разве не так?
— А как быть с Хаблером в Вашингтоне? Ведь ясно как Божий день, что Рети его не убивал, Коллетт.
— Он мог и подстроить это, если Хаблер знал, что произошло. Советы могли это сделать. Опять же, может, это было просто совпадением и к Барри не имело никакого отношения.
— Может быть. Еще какие-нибудь версии у тебя есть?
— Не отмахивайся от моих слов, Джо. Не обращайся со мною как со школьницей, что блюет заговорами после плохих фильмов, которых она насмотрелась по телевизору.
— Э-э, Коллетт, осади! Я ведь из своих буду, я в белой шляпе хожу, не забыла? Я — друг.
Ей захотелось спросить, а так ли это, но она сдержалась. Вместо того попросила сигарету.
— Ты ж не куришь.
— Баловалась когда-то, когда школьницей была и смотрела плохие фильмы по телевизору. Есть закурить?
— Ага, возьми в бардачке. Время от времени и меня тянет на сигареты.
Она открыла бардачок, пошарила внутри, нашла помятую пачку «кэмела» и вытащила из нее сигарету. Бреслин поднес ей огонь. Она закашлялась, выпустила дым, сделала еще затяжку, швырнула сигарету в окно и спросила:
— Ты считаешь, что Эрик Эдвардс двойной агент?
— Да.
— Думаешь, он убил Барри?
— Велик шанс, что он.
— Зачем ему это понадобилось? Он ведь любил ее.
— Свою шкуру спасал.
— Что ты имеешь в виду?
— Барри знала, что он двойной агент.
— Потому что ей об этом Толкер сказал?
— Нет, потому что она об этом сказала Толкеру. — Джо перегнулся через сиденье и взял Коллетт за руку.
— Скажи, Коллетт, ты способна спокойно перенести кое-что по-настоящему крутое?
— Крутое? Прошедшая неделя не очень-то меня ласкала, Джо, как думаешь?
— Думаю, что не очень. — Он помолчал, вновь с помощью трубки оттянул несколько секунд, потом сказал: — Твоя подруга Барри сведения тоже сдавала.
— Сдавала? Ты это о чем? Сдавала кому?
— Противнику. В этом она была с Эдвардсом заодно.
— Джо, знаешь!..
— Эй-эй, ты хоть по крайней мере дослушай меня.
Кэйхилл, и не подумав дослушать, тут же выпалила:
— Если в этом она была заодно с Эдвардсом, тогда зачем ей понадобилось отправляться в Венгрию, чтобы засветить его?
— Доводилось слышать про отвергнутую, униженную женщину?
— К Барри это не относится.
— Почему же?
— Потому что… она ничего такого не сделала бы.
Теперь уже в ее словах таилась лишь малая толика уверенности. А в голове же крутилось одно: какого рода контроль способен некто вроде Джейсона Толкера установить над таким хорошим объектом, как Барри Мэйер. К этому добавлялось и прочитанное в книге Эстабрукса об изменении «визуальности» для того, чтобы заставить людей совершать поступки, чуждые их природному характеру и морали.
— А что, если Толкер запрограммировал ее явиться с рассказом об Эрике Эдвардсе из-за… ну, не знаю, из-за ревности, злобы, из-за того, чтобы себя обезопасить? Может, Толкер двойной агент и использовал Барри как прикрытие. Может, он натравил Барри на Эдвардса.
— Ага, Коллетт, может. Кто натравил тебя на Толкера?
— Я не…
— Или другими словами: с чего это ты стеной стоишь, защищая Эдвардса?
— И этого я тоже не делаю, Джо.
— А я думаю, что делаешь.
— Еще раз подумай — и перестань считать меня истеричкой, защищающей своего любовника не на жизнь, а на смерть. Я женщина, Джо, и я агент ЦРУ. И знаешь, я хороша и в этом, и в другом.
— Коллетт, может быть…
— Ничего не может быть, Джо. Вы со Стэном упаковали все, как вам кажется, аккуратненько — ни тебе свисающих концов, ни тебе сомнений. Почему? Почему так чертовски важно разобраться с убийством Барри, переложив вину на Эдвардса? — Он вскинул брови, будто говоря: «Опять ты за свое». Коллетт покачала головой. — Меня это не устраивает, ничуть не устраивает, Джо.
— Крайне досадно, — тихо произнес он.
— Почему?
— Потому, что такое отношение помешает тебе выполнить следующее задание.
Она недоуменно уставилась на него и в конце концов выговорила:
— Какое задание?
— Ликвидировать Эрика Эдвардса.
Кэйхилл открыла было рот, но не могла вымолвить ни словечка.
— Ты, надеюсь, понимаешь, о чем я говорю?
— Ликвидировать Эрика? Убить его?
— Да.
Дальнейшее едва ли не выразило то, что было у Кэйхилл на уме, тем не менее это случилось, она разразилась хохотом. Бреслин тоже расхохотался, заливаясь до тех пор, пока она не умолкла.
— Они требуют этого без шуток, — сказал он.
— Они?
— Наверху.
— Они… они велели тебе дать мне задание убить его?
— Угу.
— Почему мне?
— Ты можешь приблизиться к нему.
— То же может и бездна других людей.
— С тобой, Коллетт, все легче и аккуратнее.
— И как «они» предлагают мне это сделать?
— Выбор твой. Утром отправляйся в техотдел, выбери себе оружие.
— Понятно, — сказала она. — И что потом?
— Ты про то, что после того, как дело будет сделано?
— Точно.
— Ничего. Дело кончено, двойной агент «Банановой Шипучке» больше не грозит, а мы можем возвращаться к нормальной жизни, что получится не очень скоро. «Банановая Шипучка» вот-вот хлопнет пробкой.
— Для меня возврат к нормальной жизни имеется в виду здесь, в Будапеште?
— Если захочешь. По традиции всякий, кто проводит мокрое дело, получает право выбрать последующее занятие по своему усмотрению, вплоть до отпуска с отстранением от дел — оплаченного, разумеется.
— Джо, ты прости, но… — Коллетт снова зашлась в хохоте, однако веселья не получилось, и на сей раз Джо ее не поддержал. Вместо этого он запыхал трубкой, дожидаясь, пока уляжется ее нервическая — абсолютно необходимая — реакция.
— Они всерьез, Коллетт.
— Что они всерьез, я уверена. Это мне все хиханьки. — Помолчав, она спросила: — Джо, ведь это они яхту рванули, да? — И, не получив от него ответа, добавила: — Эрик знал об этом.
И опять Джо ничего не ответил.
— На той яхте я была, Джо.
— Это не наша работа.
— Я тебе не верю.
— Это советские устроили.
— Зачем им это понадобилось, если он был на их стороне?
Плечи Бреслина дернулись.
— Может, он стал больше денег требовать. Может, они решили, что он им плохие сведения поставляет. Может, им не понравилось, что он кутит напропалую с прелестным агентом ЦРУ.
Кэйхилл медленно покачала головой:
— Ты знаешь, в чем вся прелесть, Джо?
— В чем?
— В том, что «они» означает одних и тех же людей… Советы, ЦРУ… все едино: та же мораль, та же этика, те же игры.
— Избавь меня от речей о моральном сходстве, Коллетт. Для меня они звук пустой, и ты это знаешь. Наше дело — оберегать систему, которая добра и порядочна. Их система есть зло. И вот что я тебе скажу. Хочешь на это дело по-своему смотреть — держи это между нами. Больше никому. За такое по головке…
— Да пошли они к черту!
— Как знаешь. Я передал тебе задание. Принимаешь?
— Да.
— Слушай, Коллетт, ты отдаешь себе отчет?..
— Джо, я же сказала: сделаю. Речи больше не нужны.
— Ты и впрямь это сделаешь?
— Да, я и впрямь сделаю это.
— Когда?
— Завтра отправляюсь.
— У меня такое чувство…
— Джо, отвези меня домой.
— Коллетт, если у тебя есть хоть какое-то сомнение, советую тебе выспаться и решить на свежую голову.
— Так и сделаю. Спать я буду просто превосходно.
— Отчего?
— Что отчего?
— Отчего вдруг желание убить Эдвардса?
— Оттого… Я кадровая. Работаю в ЦРУ. Делаю что велят. Совершенно ясно, что это на благо страны, моей страны. Кто-то должен это сделать. Поехали.
Бреслин остановил машину возле ее дома и сказал:
— Заходи утром, поговорим.
— Зачем?
— Еще немножко потолкуем об этом.
— Нужды нет. Предупредишь техотдел, что я зайду?
Вздохнув, он выговорил:
— Да.
— Хочешь знать, Джо?
— Что?
— Впервые с тех пор, как в ЦРУ пришла, я чувствую себя игроком в команде.
Утром она проснулась, чувствуя себя удивительно отдохнувшей и посвежевшей. Голову не ломило ни от реактивного прыжка через время, ни от полночных разговоров, ни от выпитого. Скоренько обмывшись в душе, Кэйхилл надела ворсистый костюм из шерстяного твида с вишневой водолазкой и вызвала такси. Спустя полчаса она вошла в дверь главного входа посольства Соединенных Штатов на Сшабадшаг-тер, предъявила пропуск охраннику из службы безопасности, который хорошо ее знал, и была впущена во внутренний вестибюль, откуда прямиком направилась в транспортный отдел. Там заказала билет на дневной рейс «Малев» в Лондон с пересадкой на самолет, вылетавший вечером следующего дня рейсом на Нью-Йорк.
— Доброе утро, Джо, — живо приветствовала она Бреслина, когда они встретились в холле.
