— Нет, это не он. Он в Сухуме, но в курсе всех событий. Об аресте Жирухина ему в этот же день сообщил Шелия.
— А этот узнал от кого?
— Вечером к нему приезжал из Михайловки заведующий сельмагом. Как только он ушел, Шелия позвонил по телефону, вышел из дома и на набережной встретился с Назимом. Разговаривали минуты две-три и разошлись. Назим пошел домой и больше не выходил.
— А Шелия?
— С ним сложней, — Чиверадзе усмехнулся. — Покрутившись по улицам, он у Союзтранса взял с ходу машину и поехал в Гудауты.
— Машину установили?
— Да. По дороге он заезжал в Афон.
— К монаху?
— В том-то и дело, что нет. Зашел в ресторан, побыл у заведующего минут десять и поехал дальше.
— К Гумбе?
— Да. С машины слез у дома отдыха кожевников, рассчитался с шофером, дал ему двадцать пять рублей. Как только шофер уехал, начал опять крутить по улицам. Ходил, ходил и привел-таки к дому.
— Ну?
— Гумбы не было, но, видимо, оттуда позвонили на работу и он скоро пришел.
— Долго Шелия там был?
— Часа полтора. Потом к дому подошла машина райотдела, и Шелия уехал на ней в Сухум.
Березовский засмеялся.
— Вот это здорово! Машина милиции перевозит диверсанта и шпиона. И учти, не в качестве арестованного, а по личным делам. Забавно! Приехав в Сухум, он, наверно, еще шоферу-милиционеру дал на чай.
Чиверадзе обидчиво поджал губы и промолчал.
— И Назим, и Шелия, и Шегелия исключаются, — нахмурился Березовский и вопросительно посмотрел на своего собеседника. — А Майсурадзе?
— Тоже! Все они в городе. Я с них глаз не спускаю, — пробормотал Иван Александрович. Настроение у него было отвратительное. Одно к одному. Заболел, да еще в такую минуту. «Столько лет работали, готовили — и на тебе! — думал он. — Мало людей, но разве нехватка их может служить оправданием? Вот и результат: Минасян застрелился. Взять Жирухина поторопились. Надо было позволить ему еще «погулять», — сколько интересного он бы дал в эти тревожные для них дни. Да побоялись, как бы чего не вышло. Еще хорошо, что успели предотвратить диверсию», — оправдывал себя Чиверадзе.
— Не будем гадать, подождем настоятеля. Но вот с Бешкардашской ударной группой из двух человек надо что-то делать. И сейчас же! — после долгого молчания продолжал Березовский. — Ты хотел послать туда еще людей?
— Конечно. Я считаю, что ребята успеют вернуться из Афона.
— Ты уж больно точно все рассчитываешь. По секундомеру. Смотри не ошибись. Когда Сандро должен выйти из Константиновки?
— Утром, часов в семь-восемь.
— А прикрывающий?
— Идет следом.
— А кто подготавливал операцию на месте? — поинтересовался Василий Николаевич и сел на кровать.
— Строгов. Часов в десять Сандро будет в Бешкардаше. — Чиверадзе посмотрел на часы. — Сейчас шесть. В восемь отправим людей.
Березовский перебил его.
— Пограничники не участвуют?
— Зачем? Их задача закрыть границу, а это далеко в горах. А вообще связь у нас всегда крепкая.
— Независимо от этого, сегодня после допроса служки и настоятеля начинай аресты. Наблюдение за всеми не снимай до самого конца.
— Конечно!
— Ну, готовь людей на Бешкардаш. Я поеду с ними.
— Это зачем же?
— Не бойся, мешать не буду. Все-таки в случае опасности лишний ствол будет.
В одиннадцатом часу утра к двухэтажному каменному зданию Гудаутского районного отдела милиции подъехала легковая машина. Сидевший рядом с шофером Чиковани поманил пальцем скучавшего без дела дежурного. Оправляя на ходу пояс, милиционер подбежал к автомобилю и, откозыряв, доложил, что начальник у себя. Чиковани, перепрыгивая через ступеньки грязной, захламленной лестницы, поднялся на второй этаж. На площадке и в коридоре было полно стоявших и даже сидевших на корточках людей. Пройдя мимо них, он постучал в одну из дверей с надписью «Начальник». Никто ему не ответил, он открыл дверь и вошел в комнату. В глубине ее за стандартным канцелярским столом сидел начальник районного отдела Гумба, уже пожилой, полный человек, за глаза фамильярно именуемый «бородой». Чиковани приходилось по работе встречаться с ним. После традиционных приветствий Миша доверительно наклонился к Гумбе и, хотя кроме них в комнате никого не было, вполголоса, по секрету, рассказал, что ночью у Приморского была какая-то перестрелка и «хозяин» очень недоволен, что из района ему об этом ничего не сообщили. Встревоженный Гумба ответил, что о перестрелке он знал еще ночью, но посланный им оперативник так ничего и не выяснил. Сейчас в Приморском и Чобанлуке находятся его люди и, как только они вернуться, он сообщит Чиверадзе.
— «Хозяин» сам приехал туда, — сказал Чиковани. — Злой, как черт, недоволен, требует тебя, кричал, что за других работать не будет. Поедем скорей! — закончил он.
Гумба заторопился. Они вышли к машине. Тут Гумба вспомнил, что не взял из сейфа оружие.
— Мы не перепелок стрелять едем, — засмеялся Миша. — Поехали, — поторопил он.
Рядом с шофером лежал какой-то сверток, поэтому они сели на задние места. Быстро проскочив центральную часть городка и спустившись с горы, машина вышла на шоссе. Километра через полтора, у виадука будущей железной дороги Абзианидзе увидел Дробышева и Обловацкого.
— Давай, давай, кацо, по пять рублей с человека, — смеясь крикнул он, тормозя машину.
— Поезжай скорей за «хозяином» в Сухум, — перебил его Дробышев, садясь рядом с шофером. — Сергей, садись назад! — бросил он Обловацкому. Обернувшись, он сказал Гумбе: — А, ты здесь, здоров! Едем, Саша!
— А я зачем? — спросил Гумба, зажатый между 06-ловацким и Чиковани, когда они проехали виадук.
— Чиверадзе сказал, чтобы ты тоже приехал, — усмехнулся Дробышев.
— Нет, ты подожди, я сойду, — неожиданно заволновался Гумба и положил руку на плечо шофера. — Останови машину!
Саша вопросительно посмотрел на Дробышева. Федор Михайлович незаметно толкнул его ногой и удивленно повернулся к «бороде».
— Ты шутишь, что ли? — сказал он.
— Дай сойти, говорю, — уже упрямо повторил Гумба. Кровь отлила от его багрово-красного, винного лица и оно побледнело.
— Видишь, Саша не может остановить машину… и сними руку. Не мешай водителю!
Гумба внезапно навалился на Чиковани, тяжестью тела вжал его в угол и, пытаясь выскочить из машины, рванул дверную ручку. В это же мгновенье Обловацкий схватил его за шею, опрокинул на сиденье. Гумба хотел наотмашь ударить Сергея Яковлевича в лицо, но Миша перехватил его руку. Машина продолжала идти на высокой скорости. Ярость душила Гумбу. Он бросил злобный взгляд на спокойно наблюдавшего за борьбой Дробышева и хрипло спросил:
— Что это значит?
— Успокоился? Вот так-то лучше, — ответил Дробышев. — Оружие есть?
— Нет! — коротко отрезал Гумба.
— Нет оружия, — сказал и Чиковани, — в сейфе оставил!
— Нет есть! — вытаскивая пистолет из заднего кармана брюк продолжавшего сопротивляться «бороды», перебил его Обловацкий и, глядя на Мишу, укоризненно покачал головой: — Эх ты, Шерлок Холмс!
До Афона, отдыхая от утомившей всех схватки, ехали молча, но когда миновали площадь, Гумба попросил отпустить руки.
— Потерпи, выедем на шоссе, отпустим, — пообещал Дробышев.
Не поднимая головы и растирая онемевшие руки, Гумба невнятно пробормотал:
— Что все это значит?
— Ну, если не понял, скажу: ты арестован! Не шуми и не сопротивляйся. Бесцельно, да и для тебя будет лучше!
До конца никто больше не сказал ни слова. Только выйдя из машины и подходя к подъезду со стоявшими у дверей часовыми, Гумба остановился и осмотрелся кругом. Взглянул на каменный мостик, переброшенный через шумящий поток, на обступившие его тонкие стволы кипарисов, на зеленеющие так близко горы, на синее без единого облачка небо.
— Ну пошли. Руки назад! — услышал он резкий голос сзади, тяжело вздохнул и вошел в здание.
В сенях что-то упало и загремело. Сандро повернул голову и заметил, что в темноте мелькнула чья-то тень.
— Ты спрашивал Хуту? — спросил Эмухвари.
— Да, — продолжая сидеть, ответил Сандро.
— Зачем он тебе нужен?
— А ты кто, Хута?
Эмухвари кивнул головой. Тогда Сандро встал, почтительно поклонился и, стараясь сдержать охватившее его волнение, начал рассказывать о поручении, о встрече с Минасяном и перестрелке с неизвестными. Рассказ заинтересовал Эмухвари. Постепенно он все ближе и ближе подходил к столу, у которого стоял Сандро, и, когда тот начал рассказывать о ранении Минасяна, сел на скамейку, Метакса, не желая мешать, вышел из комнаты. Когда Сандро сказал, что Минасян, чувствуя, что ему не уйти, поручил ему отнести письмо сюда, Эмухвари всполошился.
— Его захватили живым?
