что оперативники вместе с главным инженером подготовились к этой ситуации, когда вражеский агент будет спешить. И ему в сейфе подготовили «подарок», проделали за него всю работу. Пакет, большая папка с бросающейся в глаза надписью «Изменения и внесенные дополнения на 15.12.1943 по модели “Ла-7”, прототипы: 12 376, 24 566, 48 112…»
Лыков уставился на этот пакет, лихорадочно зашептал, водя пальцем по строчкам на пакете, выведенным плакатным пером и чертежной тушью. Он шептал, что пакет как раз то, что нужно, его же подготовили для правительственной комиссии, наверное, чтобы везти в Москву. Это удача, это сказочная удача. С блестящими глазами, схватив папку, он, как больной лихорадкой, почти крикнул: «Уходим, надо уходить!»
По замыслу Карева, группу у выхода в районе проходной должны разобщить. Обязательно разобщить, чтобы Лыков вывел группу на шпиона или на тех, кто отвезет его к врагу. Вряд ли Гриб станет связываться с врагами страны. Его волнуют только деньги. Но в Грибе ошибся даже Карев.
Гриб сидел на заднем сиденье легковушки и смотрел вперед на завод, Вофан топтался возле машины, чтобы не слышать, о чем разговаривают двое на заднем сиденье. Где-то там, на втором этаже крайнего корпуса, где размещалось ОКБ-21, слышались выстрелы.
– Как он попал на завод, вы же напоили его! – зло бросил Гриб своему собеседнику.
– Вы, русские, пьете, не зная меры. У вас даже поговорка есть про бездонную бочку, – проворчал собеседник. – Когда я ушел, этот капитан на ногах стоять не мог.
– Уходить надо, повяжут нас тут! – дернулся Гриб, но тут в бок ему уперся ствол пистолета.
– Документы! – с угрозой приказал человек с пистолетом. – Забыл, Гриб, что все это ради документов, которые я должен получить с завода? Сиди, и твои люди будут сражаться и помогать выбраться моему человеку с документами.
– Да ты что! – заорал Гриб, чувствуя, как у него леденеет все внутри. – Да это же в открытую! Они же теперь знают, что вы что-то похитили, они же изменят, новое сделают, раз вы прознали!
– Дурак, никто, ни одно конструкторское бюро не сможет за такой короткий срок изменить чертежи, внести такие изменения, чтобы они пошли в серию. На это уйдут недели, месяцы или больше. А за это время наша авиация нанесет такой урон советскому воздушному флоту, что он не успеет оправиться. Нет, Гриб, война еще покатится назад, к Москве, к Сибири!
И вдруг стрельба началась и вокруг. Из машины было видно, как бандиты, прячась за машинами, за деревьями, пытаются отстреливаться от бойцов НКВД. Гриб вцепился в руку собеседника и заорал, что надо бежать. И тогда немец с силой ударил его в лицо рукояткой пистолета. Вофан выхватил пистолет, но выстрелить не успел. Несколько пуль одна за другой попали в его огромное неуклюжее тело, и каждый раз уголовник корчился и сгибался, а потом повалился на бок в снег.
Немец быстро перебрался на переднее сиденье, не церемонясь и наступая на тело оглушенного Гриба. Он включил скорость и рванул машину с места вдоль улицы. Две пули попали в стекло, и оно разлетелось. Еще одна прошила дверку, но не задела немца. Он гнал и гнал машину к перекрестку, туда, где виднелся разрушенный после пожара многоэтажный дом. Бормоча себе под нос ругательства на немецком языке, он вдавил в пол педаль акселератора и левой рукой приоткрыл дверку. «Ничего, пока они разберутся, чей труп в машине, я буду далеко».
На повороте он повернул руль, направляя машину в стену, и выпрыгнул из автомобиля на снег. Прокатившись несколько шагов, немец вскочил на ноги и побежал. Оглянувшись, он снова зло выругался. Машина не ударилась в стену, она завязла в сугробе и торчала у стены, дымя выхлопной трубой. А Гриб от сильного толчка пришел в себя, снег задувал в открытую дверь, немца в машине не было. Зло скаля зубы, Гриб сжал в руке пистолет, пытаясь выбраться из машины. И когда он наконец встал на ноги, то увидел бегущего к нему молодого человека в грязной ватной фуфайке и с непокрытой головой.
– А, суки! – заорал высоким фальцетом Гриб и дважды выстрелил в бегущего к нему оперативника.
Филонов поскользнулся и упал, разбив коленку. Он почувствовал, что пуля прошла, прорвав фуфайку, всего в сантиметре от его бока. Он поднял руку, упер локоть в снег и старательно прицелился в убегающего бандита. Выстрел! Второй! Третий! Фигура в черном пальто вскинула руки и ничком рухнула в снег. Поднявшись на ноги, Павел захромал в сторону бандита. Пинком отбросил выпавший из руки Гриба пистолет. Потом присел и перевернул тело на спину. Злобные глаза мертвеца уставились в небо, а рот все еще кривился, как будто Гриб пытался выкрикнуть проклятья тем, кто сломал его мечту о сладком будущем, сытом и теплом, как южное солнце.
– Сдох, собака! – прошептал Филонов. – Все сдохнете! И вы, и хозяева ваши фашистские. Сволочи, Родину предаете!
Он бежал по битому кирпичу, интуитивно выбирая дорогу, перебегая через комнаты, перепрыгивая через горы кирпича, спускаясь и поднимаясь по лестницам. Он слышал за собой шаги и никак не мог оторваться от преследователей. «Нужно остановиться, притаиться и пристрелить этих двух, – подумал немец. – И тогда смогу уйти. Никто, кроме этих двух, не видел, что я выпрыгнул из машины. Гриба надо было убить, а я понадеялся, что он сдохнет».
Он выстрелил, и человек исчез за углом. Немец снова побежал, петляя и стараясь сделать крюк, чтобы выйти своим преследователям в тыл. Двое их там, всего двое! Пристрелить и тогда бежать, тогда меня не найдут. Есть еще документы, есть где укрыться на несколько дней, пока не стихнет вся эта суета. Пуля ударилась в камень возле его ног, и немец едва не упал. А это уже опасно, стреляют по ногам. Чтобы не ушел! Он повернулся, увидел старую консервную банку, подобрал ее и бросил в коридор справа. Банка покатилась, и ее звук разнесся по пустому зданию. Тут в коридоре появился человек, и немец разрядил в него остатки патронов из пистолетной обоймы.
Бросив пустой пистолет, он вытащил из кармана второй. Не возьмете вы меня. Сил не хватит. Нет у вас такой подготовки, не умеете вы. Не тягаться вам со мной… Хрустнул кирпич справа, и немец тут же выстрелил на звук и метнулся в дверной проем, но сразу же столкнулся с человеком, который ударом кулака оглушил его и повалил на пол. Выкрикивая немецкие ругательства, хрипя и дергаясь, он пытался вырваться, но сильные руки давили и давили,
