Они мчались над пустынными равнинами юго-восточной Туркмении, мимо небольших городов с непроизносимыми названиями. Кызыл-Атрек, Гум-Даг, Кызыл-Арбат. На юге виднелись горы Копетдаг, ряд острых пиков на границе Туркменистана и Ирана. Через иллюминатор вертолета можно было разглядеть русла высохших рек и козьи тропы, пересекающие пустыни и горы. Молави глядел на пейзажи, пытаясь не заснуть, но не смог и все-таки отключился. Это бегство подействовало на него как успокаивающий наркотик, и он спал сном приговоренного, получившего помилование.
Самолет, в котором летели Гарри Паппас и Эдриан Уинклер, приземлился в аэропорту Ашхабада и зарулил в дальний конец площадки, в стороне от бизнес-терминала. У полосы их поджидал зеленовато-голубой «мерседес», у которого стояли охранники в штатском. Когда Гарри и Эдриан сошли по трапу, их встретил туркмен, который отвел их к машине. Сам он сел спереди, рядом с водителем, посадив пассажиров из Европы сзади. Автомобиль выехал за пределы аэропорта, минуя таможню, паспортный контроль и VIP-зал.
Утро едва началось, город пробуждался ото сна. Эта столица государства выглядела так, будто ее возвели за одну ночь. В новых кварталах сверкали белым мрамором дворцы государственных учреждений и роскошные частные дома, похожие на дорогие игрушки. Они были выстроены в стиле турецкого неоклассицизма, с величественными колоннами и золотыми куполами. Это было символом постоянства, того, что люди, выросшие кочевниками, желали видеть в своей столице и чего добились, когда выяснилось, что у них под ногами пятые по величине запасы мирового газа и они могут позволить себе строить все, что вздумается.
Прежний правитель страны, скромно именовавший себя Туркменбаши, «глава туркмен», даровал свое имя практически всем этим величественным зданиям и даже позволил воздвигнуть свою золоченую статую посреди города. В постаменте смонтировали двигатель, и в течение всего светового дня монумент поворачивался лицом к солнцу.
— Я сплю? — спросил Гарри. — Все это больше похоже на Диснейленд в турецком стиле.
— Меня тоже впечатляет, старина. Никогда здесь не был. И вряд ли побываю еще раз.
— Красиво, но до полного уродства.
— Тсс! — сказал Эдриан, кивая в сторону сидящего на переднем сиденье сотрудника службы безопасности. — Не забывай, мы же гости в доме баши.
«Мерседес» ехал через город в южном направлении. Они миновали самые странные здания, возведенные, чтобы удовлетворить причудливые прихоти прежнего правителя. Государственное издательство, выстроенное в виде открытой книги. Министерство здравоохранения, настоящий небоскреб в форме кадуцея, жезла, обвитого двумя змеями, символа медицины. В десятке миль впереди виднелись горы Копетдага, возвышающиеся над равниной. Здания стояли так, чтобы не мешать обзору. Они миновали «Президент-отель», предназначенный исключительно для личных гостей баши, а затем и президентский дворец. Проехав еще с милю, они оказались у ворот поместья, окруженного высокой оградой. Охранник на воротах поговорил с сотрудником службы безопасности на переднем сиденье и открыл шлагбаум. Они подъехали к беломраморному дому, и в этот момент его двери открылись. Создавалось впечатление, что вся эта поездка происходит по мановению руки невидимого дирижера.
— Это и есть конспиративная квартира, вернее, дом? — спросил Паппас. — Остается только неоновую вывеску повесить.
— Мы в полицейском государстве, Гарри. Здесь все безопасно и конспиративно. Боже мой, тут размер ВВП — государственная тайна. Если тебе говорят, что все надежно, значит, так и есть.
— Ты позаботился о звукозаписывающей аппаратуре?
— Мои люди все сделали. Пока ты будешь говорить с ним, мы сможем непрерывно вести запись. Ее передадут через спутник в Лондон, так что не потребуется сохранять ее здесь.
— Ты поставил защиту от прослушивания?
— В общем, да. Нe слишком сложную, но с кодированием через «белый шум». Все будет в полном порядке. Местные не станут продавать нас Тегерану, слишком велики ставки в этой игре.
Паппас с сомнением покачал головой, но расспрашивать о прочих деталях мер безопасности было поздно. У него не в первый раз возникло ощущение, что Эдриан рискует сверх меры, если только ему не известно что-то такое, чего не знает сам Гарри.
Когда приехали Гарри и Эдриан, Карим Молави сидел в хорошо обставленной комнате. Он пил чай и читал «Сайентифик америкэн», один из научных журналов, которые оставили ему на столике. Кроме него, в комнате никого не было. Джеки и ее товарищи куда-то ушли, возможно, чтобы поесть, поспать или поупражняться в стрельбе.
Эдриан поглядел на иранца через замочную скважину и подумал, что тот в полном порядке. Было решено, что первый допрос проведет только Гарри. Позади Молави, за огромным окном из зеркального стекла, были видны горы, отделяющие молодого ученого от его родины.
Паппас вошел в комнату, впервые взглянув на человека, до сих пор бывшего для него лишь адресом электронной почты. Молави оказался более крупного телосложения, чем он ожидал, и моложе. У него было смуглое красивое лицо с выдающимся носом и густые черные волосы. Он явно умен, собран и уверен в себе. Непонятно, как такой смог рискнуть всем, чтобы связаться с ними.
— Меня зовут Гарри, — начал Паппас. — Я работаю в Центральном разведывательном управлении. Это я получал те письма, которые вы отправили нам, и несу личную ответственность за работу с вами перед нашим правительством. Для меня большая честь наконец встретиться с вами.
Он протянул руку Молави, и тот мягко пожал ее, почти погладил.
— Благодарю вас, сэр, — тихо ответил Молави на безупречном английском.
— Теперь вы довольны? У вас есть все, в чем вы нуждаетесь?
— О да, сэр. Люди, которые пришли мне на помощь, они словно из сказки. Я думал, так бывает только в кино. Я так понимаю, они — англичане.
— Да. Британцы работают с нами. Мы свернули горы, чтобы найти вас и вывезти из страны.
— Даже не знаю, что ответить, сэр. Вы прибыли ко мне издалека, вы помогли мне так, будто вы — очень важная персона, а я — ваш ребенок.
— Что ж, сынок, так тому и быть. Нам надо о многом поговорить.
Паппас не собирался называть его так, но это вырвалось у него само, и, похоже, не зря.
— Да, сэр, конечно же.
— Ты готов? Может, тебе лучше сначала поесть?
— О нет, сэр, меня покормили завтраком, и он был чудесен.
— Не называй меня «сэр», — с улыбкой сказал Гарри. — Я здесь в роли твоего друга и советчика, а не начальника. Если тебе что-то не понравится, ты можешь в любой момент уйти.
— У меня все прекрасно, сэр. Да и куда мне уходить? Я же все понимаю. Готов ответить на ваши вопросы.
Паппас начал с общей информации, как это делают все разведчики. Полное имя, имена родителей, адреса, информация о ближайших родственниках, места работы, поездки за границу. По списку, как при врачебном осмотре, собрать воедино основные события жизни. Надо было суммировать и проверить все это не только для того, чтобы убедиться в искренности намерений Молави, но и чтобы понять, кто он и на что рассчитывает.
В этом плане Гарри был представителем старой школы разведчиков. Он думал, что основой работы с агентом служит понимание того, что данный человек хочет получить от их взаимоотношений. Потом можно попробовать обеспечить это или, по крайней мере, сделать вид, что пытаешься. Когда Молави начал рассказывать о своей семье, Гарри обратил внимание на его настроение и решил предпринять первую попытку личного контакта.
— Расскажи мне о своем отце.
— Что тут рассказывать? Великий человек, так никогда и не получивший того, чего заслуживал. Он презирал шаха и верил в революцию, но когда увидел, во что все это превратилось, стал презирать и ее. Иран полон несчастными людьми, подобными моему отцу.
— Я так понимаю, что он не получил никаких почестей за свои заслуги перед революцией, — сказал Гарри, внимательно глядя на молодого человека.
— Нет. Ему дали пенсию и право на бесплатное медицинское обслуживание, поскольку он подвергся пыткам в САВАК. Но он был всего лишь университетским профессором-литературоведом. Верил в воображаемое. Какая от него польза?
— Ты почтил его, — тихо сказал Паппас.
— Извините, что?
— Ты почтил его, Карим. Тем, кем ты стал, и что ты делаешь. В особенности — проявив отвагу и оказавшись здесь.
Иранец склонил голову. Гарри не видел, плачет ли он, но подозревал, что так оно и есть. Паппас решился на следующий шаг. В руководствах по агентурной работе это именуется «закрепить связь», но такой термин и близко не может описать тонкого искусства установления личных отношений между людьми, занятыми таким делом, как разведка.
— У меня был сын, твой ровесник, — еле слышно сказал Гарри.
