Труженики Кургана и Дзуун-Мода уже давно установили между собой прямые, откровенные связи. Представители курганских предприятий, колхозов, совхозов уже много раз бывали в братской стране, а молодые посланцы Центрального аймака учатся у нас в Шмаковском сельском профессионально-техническом училище. Секретарь Курганского обкома КПСС П. А. Матвеев написал книгу о братской Монголии и назвал ее «Навстречу солнцу». Книгу эту высоко оценили наши друзья — побратимы.
В канун славных дат в истории нашей братской Монголии — полувекового юбилея III съезда МНРП и провозглашения МНР в стране прошел месячник монголо-советской дружбы. По сложившейся доброй традиции труженики Центрального аймака во второй раз провели «Курганскую неделю». Позднее об этих днях так расскажет секретарь комитета партии Центрального аймака МНР товарищ Х. Билгээ в областной газете «Советское Зауралье»:
«Во всех сомонах и госхозах состоялось торжественное открытие недели. В аймачном центре — городе Дзуун-Моде в открытии участвовала делегация Курганской области. Руководитель лекторской группы обкома КПСС, кандидат философских наук В. А. Сорокин и член союза писателей СССР В. Ф. Потанин выступали с очень интересными лекциями и беседами в городе Дзуун-Моде, в госхозах Батсумбэре, Жаргаланте, Борнууре.
В плане мероприятий недели, организованной обществом монголо-советской дружбы, важное место занимала пропаганда достижений трудящихся Курганской области в коммунистическом строительстве. Этой теме посвящались доклады, вечера, фотовыставки…»
Конечно, приятно и радостно, что товарищ Х. Билгээ нашел добрые слова для нашей делегации и для автора этих строк. Только волненья, поверьте, теперь еще больше. Хочется быстрее, быстрее в дорогу! Только теперь уже по следам своей памяти. Пусть она возьмет с собой наше сердце в свой свободный полет. И давайте доверимся сердцу…
II. Заповедные горыЧеловека к дороге часто побуждает мечта. Иногда побуждает книга. Иногда то и другое вместе. Потому скажу сразу, признаюсь — моя Монголия началась еще с детства. С того раннего благодарного детства, когда к человеку приходят во сне чудесные страны, удивительные цветы и деревья, голубые моря и горы — и все это томит, зовет и волнует.
Свое первое море я увидел в Крыму. Оно лежало у ног — тихое, ровное и, простите, бесцветное. Море было привычное, как лицо соседа, — и я сразу же невзлюбил метафору. Вспомните, сколько стихов и признаний! Чего стоят одни только эти слова — «самое синее в мире Черное море мое». Но я спешил с выводами. Молодость вечно спешит. А годы шли, и мое море становилось воспоминанием, и в душе оживала музыка старых метафор, и море опять походило на чудо, и по-новому снилось и звало к себе. Да, прав был один хороший писатель, который признался: море, как первая любовь… Многие так и чувствуют море.
А как люди чувствуют горы? Люди едут к ним за тысячи километров. Люди доверяют им самые высокие тайны. И эти же люди потом уверяют, что горы прекрасны, как море. Они даже лучше моря. Однако какое признание — они даже лучше моря.
Но давайте взглянем на монгольские горы. На Монголию — эту дивную горную страну, средняя абсолютная высота которой 1580 метров над уровнем моря. А мне казалось в свои школьные годы, что Монголия — степная держава, по краям этой степи — Гоби, а посредине — медленные спокойные реки: Керулен и красавица Селенга. Но особенно мучила душу Гоби. И в этой детской душе рождались желтые и золотые картины. Они походили на сказку, они были лучше сказки.
Да вы посудите сами: на желтых зыбких песках качается верблюд. И сам он такой же желтый, почти золотой, и с гордой осанкой. А рядом идет хозяин в белой одежде. Почему в белой? Я и сам не знаю. Может, от солнца… И еще в том детском сне росло вечное дерево — саксаул. Оно походило на орла и одновременно на человека. Походило не внешне, а своим мужеством и призванием. Я уже знал тогда, что корни дерева расходятся на многие сотни метров. Они побеждают песок и находят воду. Вода им нужна для жизни…
Но не сбылась та сказка. Потому что мы не увидели Гоби, не увидели Керулена и красавицы Селенги, не увидели вечного дерева саксаула. Да что сожалеть: страна-то большая, и всю не объедешь. Но зато мы увидели горы!
Горы бывают разные: весенние, летние, зимние. Нас уверяли, что особенно хороши весенние. Горы весной — в тюльпанах, в густой траве, горы дышат и благодарят солнце. А по ущельям тают снега и шумят водопады, сверху — стеной снежные шапки, горы радуются и готовят себя к любви. А потом они спешат отдать все лучшее человеку: и цветы, и травы, и вешнюю воду, — и все это делается таким широким счастливым жестом, что человек не успевает благодарить за любовь.
Но мы увидели зимние горы. Октябрь для Монголии — зимний месяц, потому что ложится снег, дуют ветры и по утрам, на рассвете, приходит настоящий крепкий мороз. И от этого мороза, от ветра в горах потрескивают деревья. И человеку здесь немного тревожно, потому что горы обязывают к высоким думам, а шум деревьев, наоборот, пугает. Да и деревья здесь особенные, другие — горные сосны и ели…
Они растут обычно по южным склонам, они стремятся к вершинам сплошным потоком. Сосна, ель, пихта, береза порой так густо закрывают склоны, что все они словно бы в теплой шубе. И пусть сверху снег, пусть грозный верховой ветер — им все равно не страшно, им все равно тепло и уютно. Как это хорошо. Деревья охраняют горы!
А сами горы охраняют люди. Мы их тоже видели — эти заповедные горы. До поездки в Монголию я бы никому не поверил, что бывают заповедные горы. А здесь я сам их увидел. Они лежали в пяти километрах от Дзуун-Мода. Это, конечно, чудо, это может быть только в стране социализма. Это — народная гордость!
Представьте себе, что все эти горные цепи со всеми своими лесами, животным миром становятся живым музеем, в который должны приходить люди, как в светлый храм, как на праздник. И все это для того, чтобы человек, открывая дверь в храм природы, мог почувствовать себя частицей нашей великой Вселенной, потому что красота, как и Вселенная, — тоже бессмертна. Недаром по этим склонам бродил когда-то молодой Нацагдорж. Эти горы возле Дзуун-Мода — родные горы поэта. Они были для него самой первой и самой последней любовью. Они были свидетелями и участниками вдохновения. И в любое время года — да что года — в любое время дня и коротенькой летней ночи они были по-родному новы, породному милы, прекрасны. Разнообразие — так спасительно для души. Особенно для души поэта, стоящей у дверей великого храма природы. Вначале я так и хотел назвать эти заметки — «В храме природы», но потом раздумал. В слове «храм» вдруг почудилось что-то остывшее, давнее, очень-очень старинное. А ведь горы эти — картина из будущего. Почему будущего? Да потому, что в настоящем многие страны только-только постигают науку об охране природы, делают только первые шаги, а нужно делать их тысячи. Потому пример Монголии — пример для многих.
И сейчас здесь много зрителей и туристов. А по склонам пасутся горные козлы и бараны, а в дальних чащах бродят медведи. Особенные медведи. В последнее время они так осмелели, что спокойно выходят к дороге и наблюдают. А по дороге идут люди, машины, но медведям не страшно, у них притупились инстинкты. Да и зачем страх, если человек пришел к ним как друг, а горы эти — их родная земля, их праматерь. Хорошо, когда доброта земли и доброта души слились воедино…
В центре заповедника — каменный домик. Он, наверное, тоже из детской мечты — так он красив, необычен. А сложен домик всего-навсего из серого дикого камня, но как сложен! Словно бы здесь потрудился большой художник. Так и оказалось — и домик, и все богатство домика создано руками Д. Шагдасурэна. «Спасибо, кудесник! Ты создаешь красоту, твое дело бессмертно…» А в другом месте — «Доброму волшебнику Шагдасурэну — наша сердечная благодарность…» И таких записей в книге отзывов много-много. Записи на монгольском, русском, немецком… И в каждой из них — волнение от этой красоты, от богатства.
Но что это за богатство? О великом кратко не скажешь. Но все же попробуем. Хотя бы два-три примера…
Из крыльев бабочек — этих белых, красных, розовых лепестков — созданы настоящие большие картины. Они рассказывают о монгольской весне или лете, на них снова мы видим горы… Как Шагдасурэн чувствует горы?
У художника горы совсем живые, и кажется, что у них есть свое дыхание, свой голос. Горы в дымке, и эта дымка-голубизна тоже живая. И от того, что в картинах — все отчетливое, живое — и сами горы, и зелень, и воздух — немного грустно, даже печально. Не мог не знать ясновидец-художник, что у всего живого бывает конец, и этот конец отрицает и саму жизнь, и саму красоту, и не оставляет надежд человеку. Но Шагдасурэн — большой человек и такой же большой художник. А настоящий человек знает, что он бессмертен, потому что его дело — наследство — бессмертно. И настоящий художник тоже знает, что сила его полотен никогда не угаснет, потому что истинная красота вечна.
