Он замолчал, прикурил сигарету и сверился с часами. Время было позднее. Это заставило его осознать, как же он устал. Остальные тоже были бледны и с темными кругами под глазами. Он вздохнул и продолжил.
- Господа, как я только что сказал, мы находимся на краю пропасти. Сейчас никто не решится двигаться дальше. Но чтобы повергнуть страну в пучину бедствий хватит и малейшего толчка. И я убежден, что этот толчок, если он случится, будет последствием незначительного в историческом плане события, чего-то, что будущие поколения сочтут курьезным, им придется его преувеличивать, чтобы понять, почему страна погрузилась в братоубийственную войну, которой могла избежать. И эта картина не выходит у меня из головы, черт возьми.
Он сделал длинную паузу и добавил:
- Сейчас, как я вам сказал, мы ничего не можем сделать. Тем не менее, ничто нам не мешает попросить присутствующего здесь сеньора Уайтлендса продолжить расследование самостоятельно. Он сообщил нам о своем намерении вернуться в Лондон как можно скорее, и принимая во внимание всё произошедшее, это желание кажется мне весьма разумным. Даже в качестве главы правительства я не осмелился бы предлагать ему отложить отъезд до того, пока он не проведет последнюю встречу с герцогом де ла Игуаладой. Но если бы он это сделал, то, возможно, смог бы выяснить что-то новое, что помогло бы нам разгадать эту тайну.
Не сумев сдержать растущее раздражение, подполковник Марранон прервал его резким тоном.
- Со всем должным уважением, но мне это не кажется хорошей идеей. Это очень рискованная миссия. Эти люди ни перед чем ни остановятся, я уже потерял одного сотрудника. Этого бы не случилось, если бы мы не столкнулись с угрозой мятежа, черт возьми.
Энтони почувствовал легкое волнение, решив, возможно ошибочно, что подполковник беспокоился о его безопасности. Ответил дон Алонсо Майоль.
- Он ведь англичанин, они не осмелятся.
- Эти осмелятся на что угодно. Педро Тичер тоже был англичанином. И посольство не будет себя компрометировать из-за отдельного любителя лезть в чужие дела. На нас же, наоборот, это может навлечь серьезные проблемы.
Тут вмешался Асанья.
- Всё имеет свои преимущества и недостатки, этот спор бесполезен. Последнее слово за сеньором Уайтлендсом.
Сеньор Уайтлендс тем временем уже принял решение, вызвав тем самым недоумение у всех и, в первую очередь, у самого себя.
- Я пойду в этот дом, - объявил он, - кажется вам это уместным, или нет. Я понял, что не могу уехать и бросить всё, как есть. Я имею в виду картину. Я эксперт в искусстве, у меня есть репутация. Это значит больше, нежели здравый смысл.
Он умолчал о других причинах, потому что они не входили в компетенцию присутствующих.
- Я буду держать вас в курсе, насколько смогу, - продолжил он. - И не беспокойтесь о посольстве. Я ничего им не скажу и не обращусь туда. Я хорошо знаю, что они не будут меня слушать.
Встреча завершилась. Прощание было коротким. Все хотели спать. Англичанина довезли на машине до площади Ангела, чтобы последний участок он проделал один и никто не увидел, кто его сопровождает. Портье спал на своем стуле, положив голову на руки, лежащие на стойке. Энтони не стал его будить, взял ключ и поднялся в номер. Из-за усталости он ничуть не удивился, обнаружив в кровати мирно спящую Тоньину. Он разделся и лег. Тоньина приоткрыла глаза и, не говоря ни слова, приняла его, заменив нежностью неопытность своего юного возраста. После эмоциональных всплесков и падений из-за Пакиты и Лили эти простые ласки оказали на него целительное действие.
Следующий день Энтони Уайтлендс начал с чего-то похожего на установившийся, несмотря на короткое пребывание в Мадриде, ритуал - позавтракал в привычном кафе, быстро просмотрел ежедневные газеты и неторопливо направился к особняку на Кастильском бульваре. Дворецкий открыл дверь с обычной угрюмостью. В поведении цыгана не было ни удивления, ни враждебности, словно яростная охота накануне вечером существовала только в воображении англичанина.
- Будьте добры, пройдите в приемную и подождите, пока я сообщу герцогу.
Вновь оказавшись наедине со "Смертью Актеона", Энтони спрашивал себя, как написал бы эту драматическую сцену Веласкес, если бы картину заказали ему, а не Тициану. Вдохновленный роскошным и величественным порядком, который установила и укрепила дрейфующая Венецианская республика, Тициан обратился к накопленной со времен эпохи Возрождения богатой классической культуре, чтобы изобразить иррациональное и чрезмерное наказание, наложенное смущенной богиней, символизирующее безграничную власть.
В этой сцене Диана доминировала, как безжалостные силы, которые подкашивают человека - как болезнь, как война, как нездоровые страсти. Веласкес не игнорировал правящие миром бедствия, но отказывался запечатлеть их на полотне. Он наверняка выбрал бы случайного свидетеля несчастной судьбы Актеона и отразил бы на его лице удивление, ужас или безразличие перед лицом кошмарного происшествия, которое он увидел и до сих пор хранит в памяти, не понимая и не зная, как поведать миру о его значении и уроках.
И словно бы через вереницу событий его тоже вела насмешливая судьба, размышления Энтони прервал голос, одновременно робкий и веселый.
- Тони, ты вернулся! Благодарение Господу! Опасность миновала?
- Не знаю, Лили. Но я должен был прийти, любой ценой.
- Из-за меня?
- Не хочу тебя обманывать, не ты причина моего появления здесь. И раз уж мы встретились, то давай воспользуемся этим, что прояснить то, что вчера произошло.
Лили приблизилась к англичанину и приложила ладонь к губам.
- Ничего не говори. Вы, протестанты, считаете, что обязаны говорить гадости. Думаете, что нечто горькое, неприятное или жестокое обязательно должно оказаться правдой. Но это совсем не так. Чудеса и сказки про фей - это не обман, а просто иллюзия. Возможно, небеса - это то же самое, лишь иллюзия. И всё же она помогает нам жить. Истина не может быть разрушенной иллюзией. И я не прошу у тебя никакого объяснения, ни в чем не виню и не собираюсь тебе ничего объяснять. Но меня не покидает надежда, Тони. Не сегодня и не завтра, но, может быть, однажды всё переменится. Тогда, если я выживу и ты меня позовешь, я отправлюсь куда скажешь и сделаю всё, что попросишь. А до этого мгновения, реального или воображаемого, я лишь прошу тебя о молчании. Ничего никому не рассказывай. Договорились?
Прежде чем он успел ответить, в приемную вошел дон Альваро дель Валье, герцог де ла Игуалада, в сопровождении дворецкого. Поскольку в поведение обоих не было заметно никакой робости, Энтони неожиданно смутился. До сей поры решение явиться в особняк и встретиться с герцогом на его территории было таким же твердым, как и предыдущей ночью, когда он принял его в кабинете министра внутренних дел, однако теперь он не мог объяснить причину своего появления и не знал, с чего начать. Герцог тоже, похоже, не понимал, как себя вести. Наконец, герцог решил спросить прямо:
- Зачем вы пришли, сеньор Уайтлендс?
Такая ясность расчистила путь для Энтони.
- Сеньор герцог, я пришел получить то, что вы мне должны.
Лили по-прежнему осталась в приемной. С появлением герцога дворецкий направился к выходу, но бдительно задержался у двери, не в состоянии оставить англичанина, находящегося в таком затруднительном положении. Заметив это, герцог бросил на него успокаивающий и понимающий взгляд.
- Вполне справедливо, - ответил он. - Пройдемте в мой кабинет. Там нас никто не побеспокоит.
Дворецкий понял намек и кивнул.
Когда Энтони вошел в кабинет, его глаза невольно обратились к окну, в которое он впервые увидел в саду Пакиту в сопровождении таинственного кавалера. В том самом саду, где она мимолётно обняла его, и там, где он застал её несколько дней спустя, впавшую в отчаяние. Теперь, купаясь в теплых лучах утреннего солнца, сад казался заброшенным. Стая воробьев порхала между землёй и ветвями деревьев. Двое мужчин сели, как и в предыдущий раз. Энтони немедленно взял слово.
- Когда меня попросили сюда приехать, мне предложили гонорар, а впоследствии вы сами подтвердили данное обещание несколько раз. С самого начала я пытался выполнить свою задачу, и думаю, что сделал это, насколько было возможно, со всей отдачей, преданностью и профессионализмом. Получить вознаграждение не только честно, но достойно. Специалисты имеют право на оплату труда, и мы должны защищать это право на благо всех представителей профессии. Я не одобряю дилетантов: отказ от вознаграждения предполагает отказ от ответственности. Вы, господин герцог, в соответствии со своим положением, думаете и действуете по другим критериям, но я уверен, что вы понимаете и одобряете мои слова.
- Можете в этом не сомневаться.
