из Ирака, — посмеиваясь, уже в полный голос рассказывал Зоров. — На базу их не протащишь. И алкоголь там не приветствуется.
— Вот так и спалил меня, — вздохнул Горюнов. — Чего мы будем куковать в модуле, как три кукушки, не уместившиеся в одних часах? Переночуем, искупаемся и поедем в Хмеймим. Может, уже эксперты из Москвы прилетят. Хотя нового мы ничего не узнаем. Разве что спецы поработают с видеозаписью, чтобы морды этих упырей увеличить.
Квартира в Латакии оказалась в замызганной пятиэтажке, на четвертом этаже. Во дворе сидели соседи, шумно приветствовавшие по-арабски Горюнова, которого называли Кабиром. Он пожал им руки, передав Егорову пакеты с продуктами, которые они купили по дороге в маленьком магазинчике.
— Чего они хохочут? — негромко поинтересовался у Зорова Василий.
— Говорят, что он гостеприимный хозяин. Меня они знают, — Мирон тоже заговорил по-арабски, и раздался новый взрыв хохота.
Один из сирийцев метнулся в подъезд и вынес в тазу штук шесть рыбин, кажется, сибаса. Таз перекочевал в руки Мирона. Он брезгливо морщился, глядя на вяло толкавшихся лбами друг о друга рыбин, но вежливо улыбался. Кабир дал денег рыбаку. Как успел заметить Егоров, с десяток зеленых тысячных купюр сирийских фунтов. Юноша обрадовался.
— Это примерно тысяча триста на наши деньги, — пояснил Мирон. — Пошли, я хоть душ приму. А то ощущение, что песок забрался даже в мозг и шуршит между извилинами.
— Были бы извилины, а песок начистит их до блеска, — начал снова шутить Горюнов. Пообщавшись с сирийцами, он вроде начал оттаивать.
В маленькой квартирке из двух комнат, где пахло, как в казарме, оружейной смазкой, табаком, кофе и одеколоном, Петр ушел на кухню и принялся готовить рыбу, ловко разделав ее десантным ножом.
Василий, сонный, встал в очередь в ванную, прислонившись спиной к бетонной стене, где было чуть прохладнее. Над дверью ванной располагалось матовое зеленое стекло, на котором мелькали блики воды.
Старенький кондиционер только включили, и он тарахтел, как трактор, поставляя в квартиру пока теплый воздух с привкусом мокрой пыли. Его тут отродясь не чистили, и можно схватить легионеллёз. Но Егоров старался об этом не думать и пресечь поток кровавых картинок, ползущих по сетчатке прикрытых глаз так же, как ползли по стеклу над ванной водяные блики.
После душа слегка прояснилось в голове. Можно было почувствовать, что ты человек и что ты живой человек, а не лежишь там вместе с парнями в той воронке, как в братской могиле. И эта мысль «Я жив!» вызвала такой зверский аппетит, что Василий умял целую рыбину, даже не заметив костей.
— Котяра, — по-отечески похвалил Горюнов удовлетворенно и выставил на стол бутылку арака.
— Я не буду эту анисовую дрянь! — возразил Зоров, деликатно выкладывающий частокол из костей по краю тарелки.
— А есть и нашенская, — не растерялся полковник и бухнул непочатую бутылку, выудив ее из-под стола.
— Не пей с ним, — посоветовал Мирон. — Его не перепьешь.
— Да я и не задавался такой целью. — Василий хлопнул рюмку водки, заел ее салатом из помидоров и огурцов, нарубленных крупно, от души с луком и дольками зеленых мандаринов.
К удивлению майора, Горюнов купил целый пакет мандаринов с абсолютно зеленой шкуркой, но, как выяснилось, спелых и поразительно сладких. Уже начинался сезон цитрусовых. Пока сегодня мотались по городам и весям Сирии, Егоров видел много зацветших деревьев, покрытых фиолетовыми, розовыми и белыми цветами, мясистыми и наполнявшими воздух дурманящим ароматом.
— Я на боковую, — с трудом произнес он.
Глаза слипались. Вася добрел до спальника, расстеленного на полу, плюхнулся на него, повернулся к стене и тут же засопел.
— Младенец! — сказал о нем Петр. — Выпить не с кем. — Он закупорил бутылку и спрятал ее в холодильник.
— Любишь ты кого-нибудь напоить, а потом сидеть напротив и в глаза заглядывать. Что за удовольствие? — с затаенной обидой выдал Мирон. — Сам ведь как слон толстокожий. Все правила нарушаешь, плевать тебе на конспирацию, законы контрразведки. Живешь как нелегал до сих пор. Все соседи знают, что ты сюда русских водишь. Донесет кто-нибудь боевикам. Накроют тебя здесь…
— Пошли спать, утонченная натура.
Зоров занял плацдарм на диване, Горюнов, черный от загара, морской звездочкой раскинулся на большой кровати в спальне на белой простыне на правах хозяина. К звукам кондиционера присоединилось акапелльное похрапывание.
* * *
Через два дня после приезда Егорова в Сирию турки прекратили боевые действия. А уже двадцать второго октября был заключен меморандум между Россией и Турцией о совместном русско-турецком патрулировании буферной зоны, отведении курдов из нее, но уже под контролем России и с гарантией безопасности.
А тем временем сирийцы все больше восстанавливают контроль над собственной территорией. Только еще остаются американские базы на нефтяных месторождениях, где американцы приросли, как навозные жуки, и тянут ресурсы из чужих недр. Все в русле старых и недобрых ковбойских фильмов, пропагандирующих силу и наглость.
В отместку за неудачу в реализации сепаратных договоренностей Штаты в эти же октябрьские дни признали геноцид армянского народа турками, чего не делали десятилетиями. Нажали на очередную больную мозоль Турции.
Октябрь 2019 года. Москва
У Егорова перед глазами еще стоял пляж Сахра абъяд с белыми слоистыми скалами, расположенными по берегу и торчащими прямо из бирюзового моря, как куски слоеного торта. Там под ногами хрустела галька вперемешку с ракушками и клешнями крабов. Попадались и опустевшие панцири морских черепах, словно им надоела война, они сняли камуфлированные доспехи и голышом ушли купаться.
Но больше всего на берегу валялось мусора. Когда-то красивое, место отдыха опустело и заросло банками из-под газировки, пакетами и еще бог знает чем.
