Глава 5
В камине музыкального салона весело горели несколько поленьев, на его полке красовался белый меланхоличный бюст Бетховена. Значительную часть просторной комнаты занимал большой рояль. На пюпитре стояли открытые ноты, а другие лежали на табурете, что показывало, что инструментом часто пользовались. Стены покрывали голубые шелковые обои, а квадрат окна обрамлял уголок сада с апельсиновыми и лимонными деревьями.
Едва они вошли в зал, как там появилась герцогиня. Она была небольшого роста, возраст и отсутствие вычурности превратили ее малопривлекательность в достоинство. Она излучала ум, энергию и упорство и говорила с андалузским акцентом и врожденной грацией. Непосредственность и наивность заставляли ее совершать многочисленные ошибки и невинные промахи, которым радовались знакомые, а самые близкие ее нежно за них любили. Нетрудно представить, что эта женщина была центром дома.
- Добро пожаловать в дом и особенно в эту комнату, мое убежище и святилище, - сказала она звонким и певучим голосом, почти с горячностью. - Мой муж живет живописью, а я музыкой. Так что мы никогда не спорим. Он любит неизменное, а я проходящее. Вы любите музыку, сеньор...?
- Уайтлендс.
- Иисусе, до чего же у вас странные имена! А как вас назвали при крещении?
- Энтони.
- Антоньито? Это уже лучше.
- Сеньор Уайтлендс, - сказал герцог снисходительным тоном, но не без учтивости - эксперт по испанской живописи, о коей мы уже переговорили, и друг Педро Тичера. Он приехал прямо из Англии, чтобы взглянуть на нашу скромную коллекцию, но поскольку время вышло, я предложил ему остаться на обед. Гильермо не вернулся?
- Только что, как мне сказал Хулиан, но поскольку выглядел как разбойник, то поднялся наверх, чтобы помыться и надеть чистую одежду.
В тот же миг вошла Лили в сопровождении девушки, которую представили англичанину как Викторию Фрасциску Эухению Марию дель Валье и Мартинес де Алькантара, маркизу де Корнелла, но все называли ее Пакита, дочь герцога и старшую сестру Лили. Она была высокой, с правильными чертами лица и похожа на мать, что парадоксальным образом делало ее привлекательной. Не улыбнувшись, она пожала протянутую гостем руку и кивнула ему твердо и быстро, почти по-мужски. Потом она отошла в угол салона и стала листать иллюстрированный журнал. Хотя на ней и не было зеленого платья, Энтони Уайтлендс спросил себя, не эта ли нелюдимая девушка является той самой загадочной женщиной, которую он видел раньше в саду в компании неизвестного молодого человека. Тем временем к нему подошла Лили и взяла за руку с бесцеремонной детской уверенностью. Когда англичанин обратил на нее внимание, она сказала:
- Прости за то, что я наговорила. Я не хотела тебя обидеть.
- О, нет ничего обидного в том, чтобы быть похожим на Лесли Говарда.
Девочка покраснела и отпустила его руку.
- Лили, дай Антоньито спокойно выпить хереса, - сказала герцогиня.
- Она мне не мешает, - пробормотал он в свою очередь и покраснел.
Болезненного и простоватого вида горничная со сросшимися бровями громко объявила, что обед подан. Все поставили бокалы и направились в столовую. Забыв о протоколе, Пакита подошла к Энтони и взяла его под руку.
- Вы и правда так хорошо разбираетесь в живописи? - без экивоков спросила она. - Вам нравится Пикассо?
- О, - поспешно ответил англичанин, немного озадаченный такой лобовой атакой. - Пикассо обладает большим талантом, без сомнений. Но, по правде говоря, его произведения меня не вдохновляют, как и прочая современная живопись. Я понимаю кубизм и абстракционизм с точки зрения техники, но не понимаю, куда они хотят нас привести. Если, конечно, искусство вообще может куда-то привести. Вы и правда сторонница авангарда?
- Нет, как и старой школы. Я принадлежу к музыкальной части семьи. Живопись мне кажется скучной.
- Не понимаю. Ведь вы живете в окружении великолепных картин.
- Хотите сказать, что я - всего лишь избалованная девчонка?
- Нет, что вы, ничего подобного я не говорил. И кроме того, с моей стороны это было бы преждевременно, я едва вас знаю.
- Я думала, что ваша профессия - с первого взгляда отличать фальшивое от настоящего.
- Ах, я понял, вы надо мной подшучиваете, сеньорита Пакита.
- Пожалуй, что да, сеньор Антоньито.
Замешательство англичанина росло. По его расчетам, Пакита, должно быть, уже слегка вышла из того возраста, когда девушка из хорошей семьи, особенно если она привлекательна, умна и грациозна, обычно выходит замуж или, по меньшей мере, обручается. Напротив, в данном случае, совершенно очевидно, девушка имела обыкновение подчеркивать чье-то ханжество или вести себя с преувеличенной дерзостью и независимостью, не оставляя сомнений в том, что не вышла замуж по собственной воле. Поэтому Энтони почуял, что в саркастическом тоне привлекательной девушки, в чьей компании он входил в это мгновение в столовую особняка, есть какая-то загадочная причина.
Стол легко мог бы вместить тридцать гостей, хотя сейчас на одном его конце стояли всего семь приборов. В потолка свисали две люстры, а стены украшали старинные портреты, которые привлекли внимание Энтони, тут же забывшего о подшутившей над ним загадочной женщине. Без сомнений, это была семейная галерея предков, начиная с придворных портретов XVII века, выполненных в манере ван Дейка, до сухого академизма начала XX века.
Рассматривая их, Энтони в очередной раз убедился, что испанская аристократия никогда не позволяла себе излишнюю манерность, которая укоренилась в остальной Европе. С надменной решительностью она отвергала безвкусные украшения и косметику, и более всего непропорционально большие парики, которые плохо подходили к смуглым, аскетическим и мрачным лицам. В лучшем случае они соглашались заплести волосы в косичку, оставаясь столь же грубыми и плохо одетыми, как и юноши с картин. Энтони восхищался этой благородной непримиримостью и, мысленно сравнив слащавые английские портреты щеголей в расшитых камзолах, с нарумяненными щеками и волосами до плеч с персонажами Гойи - грубыми, изможденными, грязными, но наделенными одновременно и человеческими, и божественными чертами, снова уверился, что занял правильную сторону в этом споре.
Они сели за стол впятером, оставив один стул и прибор для отсутствующего брата и еще один - по левую руку от герцогини. Она подала знак мужу, что всё в порядке, после чего тот сел и склонил голову. Все за исключением Энтони Уайтлендса последовали его примеру, и герцог благословил пищу, которую они собирались вкусить. Когда он закончил и все подняли головы, Лили спросила, благословляют ли трапезу протестанты. Отец побранил дочь за бестактность, но англичанин дружелюбно ответил, что протестанты очень любят молитвы и цитируют отрывки из Библии по любому поводу и в любое время.
- Но англиканцы никогда не благословляют пищу, и в качестве справедливого наказания, в Англии очень плохая кухня.
Появление угрюмого священника превратило эту безобидную шутку в непочтительность. Прежде чем представиться, падре Родриго бросил на англичанина инквизиторский взгляд, выражающий инстинктивную неприязнь к его словам. Это был человек среднего возраста, коренастый, с жесткими волосами и насупленным видом, жирные пятна на его сутане свидетельствовали о презрении ее хозяина к мирской суете.
Напряженность сняли вошедшая служанка с супницей и буквально наступающий ей на пятки только что принявший ванну и переодевшийся юноша с зачесанными назад волосами. Он поцеловал мать в лоб и протянул гостю руку.
- Это мой сын Гильермо, - с оттенком гордости сказал герцог.
Гильермо был привлекательным юношей. Он тоже пошел в мать, но его манеры, как и у многих красивых, богатых и умных молодых людей, носили следы бессознательной дерзости. Он выглядел взволнованным и начал пылко рассказывать о том, что случилось. В это самое утро, когда солнце уже стояло высоко, усталые и окоченевшие от холода охотники и сопровождавший их егерь въехали в небольшой поселок в поисках чего-нибудь съестного - тарелки бульона или еще чего-нибудь горячего, чтобы взбодриться.
Добравшись до площади, где рассчитывали найти трактир, они обнаружили там оркестр, который тут же заиграл "Интернационал", а все жители городка оживленно выкрикивали угрозы перед зданием мэрии и перед церковью, несмотря на то, что церковь была закрыта на засов, а на балконе мэрии развевался трехцветный флаг.
Охотникам потребовалось некоторое время, чтобы осознать опасность, и этих мгновений оказалось достаточно, чтобы жители направили внимание на группу молодых сеньоров. Один из охотников хотел опустить руку на лежащее сбоку ружье, но ему помешал егерь, человек в возрасте и опытный. Спокойно, но не вызывающе охотники начали шаг за шагом отступать и в результате оказались там, откуда пришли. Удалившись на пару километров, они оглянулись и увидели столб дыма, сделав вывод, что толпа подожгла церковь, последовав примеру многих испанских городов.
