Руденко не было несколько минут. Затем он быстро сел на водительское место.
В солнцезащитных очках с тонкими чертами загорелого лица, он сам здорово походил на киприота, выглядел моложавым, хотя Ермилов решил для себя, что они примерно ровесники. Черные волнистые волосы, с легкой сединой на висках Руденко укладывал каким-то гелем, они выглядели влажными, словно только после душа.
— Пристегнись! — бросил он так, словно они знакомы лет двадцать и расставались ненадолго.
— Ты что, гонки собираешься устраивать? — Олег испытывал неловкость в присутствии этого парня.
Руденко фыркнул и глянул в зеркало заднего вида.
— Еще чего! Здесь просто здорово штрафуют за непристегнутого пассажира.
Но с места тронулся довольно резво и начал петлять по узким улицам города. Молча, сосредоточенно, явно пытаясь сбросить «хвост» в виде черного «форда». Они выехали на трассу из города, тут Руденко притопил педаль газа насколько позволял скоростной режим. Правил он явно не нарушал. Ермилова позабавила ситуация, когда, даже участвуя в преследовании, ни объект, ни «хвост» не нарушали правил.
Наконец Руденко вздохнул, свернул с главной дороги, и они стали углубляться в горы по серпантину. Черной машины сзади Олег уже не видел.
— Ну, ты умелец! — сказал, наконец, Алексей. — Где ты подцепил такого настойчивого? Я мог бы подумать, что я «хвост» привел. Они за мной ездят. Знают, конечно, ху из ху. А на тебя чего польстились? Ты по чью душу?
— Есть у вас торгпред — Дедов Юрий Леонидович.
— Ай-яй-яй, что же наш Юрочка натворил? Какую статью ему шьешь, начальник?
Ермилов удивленно посмотрел на него сбоку. Но ни тени иронии на лице Руденко не обнаружил. Пожал плечами, однако ответил:
— Двести восемьдесят пятую. Может, и сто пятьдесят девятую.
— Вообще, он настойчивый. Услужливый, но себе на уме. Довольно давно работает здесь. Приехал заместителем торгпреда, но после гибели торгпреда в автомобильной катастрофе назначен на его должность распоряжением из Москвы. До Кипра несколько лет был в Португалии. В связях, порочащих его, не замечен, во всяком случае, не попадался. С местными бизнесменами видится, но это по его должности в порядке вещей. Часто бывает в порту. Я с ним плотно никогда не общался.
— Ты так, навскидку, обо всех посольских знаешь?
— На том сижу. — Руденко въехал в маленький городок, скорее даже деревню, но с каменными домами и булыжными улочками, узкими настолько, что машина едва не чиркала боковыми зеркалами по стенам домов и задевала свисающие со стен плющ и цветы. Со встречной машиной не разъехались бы. — Арестовывать будешь?
— Не здесь, конечно. Когда он возвращается?
— Через полмесяца. Я так понимаю, у тебя уже есть основания для задержания?
— Усилить хотелось бы, — вспомнил фразу из хорошего советского фильма Ермилов.
Машина выбралась из городка и снова поехала по узкой дороге. Слева — обрыв, вдалеке — не слишком высокие горы, справа — деревья и склон горы из белых камней. Наконец Руденко въехал через полукруглую арку и остановил машину во дворе с несколькими двухэтажными продолговатыми зданиями.
— Монастырь Святого Минаса. Здесь редко бывают посторонние. Это, кстати, женский монастырь. Тут в основном бабульки. Выращивают оливки, виноград, курочек разводят. — В подтверждение этих слов закричал петух за сетчатой оградкой во дворе. С навеса рядом с загоном для кур свисали гроздья незрелого винограда.
— Еще зелен виноград, — задумчиво проговорил Олег, выбираясь из машины и разминая ноги и спину. Ему было тесновато в этом авто.
Ермилова поразила тишина и умиротворение, разлитое в горном чистейшем воздухе. В арке ворот, как в раме, в легкой дымке виднелись небо и горы.
Мужчины прошли во внутренний дворик, заставленный горшками с цветущими растениями. В воздухе стоял необыкновенный аромат. В продолговатой арке между внешним двором и этим, маленьким, внутренним, сидели на скамье несколько старых полноватых монашек в черном облачении. Руденко сказал им что-то по-гречески, они дружно закивали и заулыбались.
Из внутреннего двора Алексей и Олег прошли в храм и сели на деревянные, отполированные за десятилетия стулья с высокими спинками и высоко расположенными подлокотниками, на которые прихожане опирались, когда во время молитвы вставали. Темный, старинный иконостас украшала причудливая резьба. Большая икона Святого Минаса висела в правом торце иконостаса, завешанная благодарственными кулончиками и цепочками прихожан, молитвы которых были услышаны. Святой на коне, с копьем в руках и в развевающемся плаще, с копной кудрявых волос выглядел добродушным.
— Хорошо здесь, — вздохнул Руденко. — Тихо, безлюдно. Ничьих рыл не видно. Мне кажется, в раю так должно быть — тихо и пустынно.
Ермилов взглянул на него, но снова так и не понял, насколько Алексей серьезен.
— Что ты хочешь о нем узнать? Ведь тебя волнует что-то конкретное?
— Его собственность здесь, на Кипре. Есть ли она? Все, что на него оформлено. Может, бизнес. Чем занимается его жена? Она ведь тут, с ним?
— И она, и дочь. Ей, кажется, лет шестнадцать. Сын еще у него, но тот вроде учится в Испании.
— Это любопытно, — протянул Олег. — Насколько я понимаю, учеба за границей дело платное.
— Ну, бывает частичная оплата. Тут копать нет смысла… Жена, кстати, не работает, — припомнил Алексей информацию из личного дела торгпреда. — Странно другое. В Португалии, где он был до Кипра, работал наш Юрочка старшим специалистом в торгпредстве. Прямо скажем, невысокая должность. Затем, во второй заезд в Лиссабон, — экспертом. Португальский он знает, но лучше английский. Здесь по-английски говорят все, поэтому проблем с общением у него нет. Но после той должности сразу прыг-скок и зам торгпреда и потом торгпред. С дипломатическим паспортом.
— Блат? — Ермилов отчего-то вспомнил фото старичка из Внешторга, которого сфотографировал Вячеслав на выходе из загородного дома, зарегистрированного на Дедова.
— Вне всяких сомнений. Вообще, насколько я помню, Дедов был партсекретарем в Плехановском. И оттуда шагнул в международную торговлю. Нехило, да? И зашагал бодро, динамично. Сейчас весь из себя важный, Нервный, правда, какой-то… Бабьи сплетни, но моя жена говорила, что их соседка слышит через стену постоянные домашние скандалы. А он как-то слишком зависим эмоционально от жены. Давит она на него… Знаешь, какие бабы бывают, из мужиков веревки вьют, — Руденко вздохнул, видимо, о чем-то личном. — Она у него красивая. Двое детей, почти взрослые, а она эффектная. Ради такой в лепешку разобьешься. Роковая дамочка, просто-таки любимый персонаж Достоевского — Настасья Филипповна советского пошиба… Значит, закрыть Юрочку решили? Заказ на него поступил, что ли? Ну, чего ты закаменел? У нас ведь как обычно? Разрешают разрабатывать коррупционеров, когда они кому-то дорожку перебежали.
— Устарели твои представления, — сухо заметил Ермилов. — Сейчас не девяностые, да и я «заказухами» никогда не занимался.
— Брось! — Руденко снял солнцезащитные очки, обнаружив темно-коричневые глаза, такие усталые, что они сразу прибавили ему лет восемь. — Я буду рад, если все поменяется. На Россию работаю, а не на себя.
Слова не прозвучали пафосно, а скорее грустно, ведь до последнего времени, уже лет десять, России словно бы и не нужны были такие верные люди.
«Господи, хоть бы что-то наконец изменилось, — подумал Ермилов, глядя на икону Святого воина Минаса. — Иначе служить зачем? Продержались девяностые, как на штормующей лодчонке, едва не сожрали друг друга от голода и ненависти. Неужели не выгребем теперь к берегу?»
— Сегодня суббота, — Руденко надел солнцезащитные очки. — Попробую заняться твоим Юрочкой, — он снова вздохнул. — Насколько я понимаю, нельзя потревожить товарища торгпреда? Пускай спит безмятежно.
— До времени ареста, — кивнул Олег. — А что со слежкой мне делать?
— Кстати, ты говорил, что тебя окружает много новых знакомых, а не только этот, с мотоциклом.
— Этот тип — раз, — загнул палец Ермилов, — всю ночь трезвонили в номер и молчали в трубку — два, и в море ко мне пристал какой-то киприот, говорящий по-русски и рвавшийся со мной отобедать, — три. Он работает в офисе прессы и информации Кипра.
— Ага. Там есть ребята из местных спецслужб. Но почему ты? Им нужны прокурорские работники? Списки милицейских, прокурорских и особенно наших у местных и у «сисовцев» есть. Повели тебя от аэропорта. Тут одно из двух — либо попытаются выяснить истинную цель приезда, либо хотят вербовать, а значит, можно ожидать провокаций.
— Но пасаран, — нервно отшутился Ермилов.
— Пасаран, пасаран, — пошутил в ответ Алексей. — Смотри в оба. Ты человек опытный. Дипломатической неприкосновенности у тебя нет, поэтому осторожнее. Ты же видел сегодня бывшую тюрьму наших друзей англичан? Здание, конечно, древнее, но методы получения информации все те же. Где хитростью, где просто-напросто выбьют. Не нравится мне эта возня. Не характерно как-то… Пойдем.
