Хамелеон Борн не сумел поменять цвет. Это было бы ложью, а здесь, с Мари, невозможно притворство.
— Нам надо отдохнуть, — сказал он. — Немного поспать. Впереди длинный день.
Они любили друг друга — нежно, самозабвенно, в теплом уюте постели. И было мгновение, дурацкое мгновение, когда нужно было найти друг друга, и они засмеялись. Тихо, сначала даже смущенно, но затем осознали, что и это мгновение — часть чего-то очень глубокого, возникшего между ними. И когда мгновение миновало, они обнялись еще неудержимее, исполненные решимости отогнать жуткие звуки и кошмарные картины темного мира, завертевшего их в своих вихрях. Они вдруг вырвались из этого мира, окунувшись в другой, лучший, где мрак сменили солнце и голубая вода. Они стремились к нему неистово, неудержимо, и вырвались, и нашли его.
Усталые, они заснули, рука в руке.
Борн проснулся первым, — его разбудили звуки уличного движения снизу. Он взглянул на часы: было десять минут второго пополудни. Они проспали почти пять часов, — может быть, меньше, чем нужно, но достаточно. Впереди был действительно длинный день. Что им предстоит, Борн не представлял, он знал лишь два телефонных номера, которые должны привести к третьему. В Нью-Йорк.
Он повернулся к Мари, которая спокойно дышала во сне, ее лицо на подушке — чудесное, милое лицо, с приоткрывшимися губами — было совсем близко от его губ. Он поцеловал ее, и она потянулась к нему, не раскрывая глаз.
— Ты — лягушонок, а я сделаю тебя принцем, — пробормотала она сонно. — Или там было наоборот?
— Это не входит в мои должностные обязанности.
— В таком случае оставайся лягушонком. Попрыгай, лягушонок. Покажи мне, как ты прыгаешь.
— Никаких прыжков, пока меня не покормят мухами.
— Лягушки едят мух! Да, наверное. Бр-р-р, ужас.
— Ну давай, открывай глазки. Нам обоим пора прыгать. Пора начинать охоту.
Она поморгала и взглянула на него.
— Охоту на кого?
— На меня, — ответил он.
Из телефонной будки на улице Лафайетт некто Бригс позвонил в Цюрих. Борн исходил из того, что Жаклин Лавье не замедлила разослать тревожные сигналы; один из них должен был достичь Цюриха.
Когда раздался ответный гудок в Швейцарии, на другом конце провода, Джейсон обернулся и передал трубку Мари. Она знала, что сказать.
Но не успела; международная телефонистка сообщила:
— Мы сожалеем, но номер, который вы заказали, больше не работает.
— Но он работал совсем недавно, — возразила Мари. — Это срочный разговор. Может, у абонента есть другой номер?
— Этот телефон больше не обслуживается, мадам. Запасного номера также нет.
— Наверное, мне дали неправильный номер. Это очень срочно. Не могли бы вы назвать мне абонента, за которым числился этот номер?
— Боюсь, это невозможно, мадам.
— Я же сказала: это срочно! Пожалуйста, пригласите старшего телефониста.
— Он не сможет помочь вам. Этот номер не подлежит разглашению. Всего доброго, мадам.
Связь прервалась.
— Телефон отсоединен, — сказала Мари.
— Ты слишком долго это выясняла, — ответил Борн, выглядывая на улицу. — Пойдем-ка отсюда.
— Ты думаешь, они могли нас выследить? Здесь? В Париже? В обычной уличной будке?
— За три минуты можно определить телефонную станцию и район. За четыре — сузить территорию поисков до полудюжины кварталов.
— Откуда ты знаешь?
— Хотел бы я ответить. Пошли.
— Джейсон, почему бы не выждать? И не понаблюдать?
— Потому что я не знаю, за кем наблюдать, а они — знают. У них фотография, они могут загрести людей со всей округи.
— Но я не имею ничего общего с фотографией в газете.
— Не ты. Я. Пошли!
Они быстро зашагали прочь, смешавшись с толпой, дошли до бульвара Малерб в десяти кварталах, нашли телефонную будку, относящуюся к другой телефонной станции. На сей раз можно было обойтись без операторов, номер был парижский. Мари вошла одна, она приготовилась ко всему. Но то, что она услышала, ошеломило ее:
— Резиденция генерала Вийера. Добрый день, вас слушают… Алло? Алло?
Какое-то мгновение Мари не могла выговорить ни слова. Она стояла уставившись на телефонную трубку.
— Извините, — прошептала она наконец. — Я ошиблась. — И повесила трубку.
— Что случилось? — спросил Борн, открывая дверь. — Что? Кто отвечал?
— Это невероятно, — ответила она. — Я попала в резиденцию одного из самых могущественных людей во Франции.
— Андре Франсуа Вийер, — повторила Мари, закуривая. Они вернулись в номер, чтобы осмыслить ошеломляющую новость. — Выпускник Сен-Сир, герой Второй мировой, легенда Сопротивления, до своей неудачи в Алжире — бесспорный преемник де Голля. Джейсон, то, что такой человек связан с Карлосом, невероятно.
— Однако он связан. Поверь.
— Просто в голове не укладывается. Вийерами с незапамятных времен гордится Франция, их история восходит к семнадцатому веку. Сегодня он высокопоставленный депутат Национального собрания — политически один из крайне правых, несомненно, но человек в высшей степени законопослушный. Это все равно что связать имена Дугласа Макартура и мелкого мафиози. Как это возможно?
— Давай подумаем. С чего начался его разрыв с де Голлем?
— С Алжира. В начале шестидесятых Вийер состоял в ОАС — Организации алжирских военных Салана. Они выступали против Эвианских соглашений, полагая, что Алжир принадлежит Франции по праву.
— «Бешеные алжирские полковники», — сказал Борн, не зная, откуда взялись эти слова и почему он их произнес.
— Это что-то тебе говорит?
— Должно говорить, но я не знаю что.
— Думай, — сказала Мари. — Почему ты можешь мешать «бешеным полковникам»? Скажи мне первое, что приходит тебе в голову. Быстро!
Джейсон растерянно взглянул на нее, потом вдруг возникли слова:
— …Бомбежки… просачивание. Провокаторы, механизмы.
— Почему?
— Не знаю.
— Какие-то решения должны были приниматься на основе того, что ты выяснишь?
— Наверное.
— Какие именно? Ты должен был решать какие?
— Подрыв.
— Что это значит? Подрыв?
— Не знаю! Не могу больше думать.
— Ну, хорошо… хорошо. Вернемся к этому, если будет время.
— Времени не будет. Давай вернемся к Вийеру. Что было после Алжира?
— Нечто вроде примирения с де Голлем; Вийер напрямую не был замешан в терроризме. Он вернулся во Францию, был встречен с почетом — борец за проигранное, но достойное дело. Получил обратно свою должность, дослужился до генерала и ушел в политику.
— Так он действующий политик?
— Скорее представительствующий, заслуженный государственный муж. Все еще — убежденный милитарист, все еще кипит по поводу снизившейся боеспособности Франции.
— Говард Леланд, — проговорил вдруг Джейсон. — Вот она, связь с Карлосом.
— Каким образом? Почему?
— Леланд был убит потому, что препятствовал экспорту оружия в Африку и на Ближний Восток. Больше нам ничего и не требуется.
— Невероятно, человек такого масштаба… — Голос Мари пресекся; она была поражена внезапным воспоминанием. — …Его сын был убит пять или шесть лет назад. Это было политическое убийство.
— Расскажи.
— Его машина взорвалась на улице Бак. Все газеты писали об этом. Действующим политиком был как раз он, такой же консерватор, как отец, ярый противник социалистов и коммунистов. Член парламента, обструкционист там, где дело касалось правительственных расходов, но очень популярен. Обаятельный аристократ.
— А кто его убил?
— Поговаривали, что коммунистические фанатики. Ему удалось отклонить в парламенте какие-то законодательные акты, выгодные крайнему левому крылу. После его убийства парламентская оппозиция распалась, и эти законы были приняты. Многие думают, что именно поэтому генерал Вийер оставил военную службу и вошел в состав Национального собрания. Это-то и странно, это-то и невероятно. В конце концов, убили его сына, казалось бы, уж он-то никогда в жизни не пожелает иметь дела с профессиональными убийцами.
— Тут есть кое-что еще. Ты сказала, что его приняли с почетом, так как напрямую он никогда в терроризме замешан не был.
— А если и был, — перебила Мари, — это давно похоронено и забыто. Здесь политикам прощают проявления страсти, будь то страна или постель. И не забывай, он национальный герой.
— Но не забывай и ты: террорист всегда террорист.
— Не могу согласиться. Люди меняются.
— Не во всем. Ни один террорист не забудет своих подвигов; он живет только ими.
— Откуда тебе знать?
— Я не уверен, что хочу сейчас об этом задумываться.
— Тогда не задумывайся.
— Зато я уверен в своих выводах относительно Вийера. — Борн потянулся к тумбочке за телефонной книгой. — Посмотрим, есть ли здесь его телефон или этот номер частный. Мне понадобится адрес.
