— Ах, вот вы о чем! Ну и шутник! Мы учились с Костей в одном институте, про таких людей говорят — «однокашник»…
— Еще одна идиома, — сказал Дэйв. — Вы позволите мне сразу записать…
— Записывайте, да поскорее. Идемте на веранду, там вас ждут гости и виски. И режиссер Сагайдаенко, из Одессы.
— О, Сагайдаенко! Интересный мастер. Но я имею времени в обрез и приехал только сказать, что не могу провести у вас вечер. Один коктейль — и пора ехать.
Соня подхватила Дэйва под руку и увлекла к веранде.
— Кто это? — спросил Колотов у Вигрдорчика, когда они стояли с коктейлями в дальнем углу.
— Дэйв? Рубаха-парень! Веселяга и поддавальщик. Он то ли дипломат, то ли аккредитованный в Москве представитель западного пресс-агентства. Хорошо знает и кино, и театр, и по части литературы мастак. Сигареты достает, любое пойло… Одним словом, хаммер. Тебя Соха познакомила?
— Успела.
— Тогда можешь торчать, любую импортягу через Дэйва достанешь.
— А ему какой в этом интерес?
— А общение? С загадочной русской душой общение? Сейчас, брат, на Западе к нашей душе повышенный интерес, за это валютой платят. А Дэйв вроде книгу пишет…
— И скольким бутылкам виски эквивалентна твоя душа, Валя?
— Ну, ты брось эти намеки. Я просто использую эту «Horse face»[11] — и все. А до моей души ему не добраться, не на того напал:
— Смотри, Валя, такие дяди ничего даром не дают.
— Чересчур бдительным стал ты в своем Павлограде.
— Павлодаре.
— Ну в нем… Знаем мы и про наведение мостов, и про деидеологизацию… У нас во Дворце такие зубры международное положение читают, что только держись. А как же мирное сосуществование? Ведь не означает оно, что мы зверем на них должны смотреть? Так что, брат, мы дело знаем туго.
— Ну-ну, — только и ответил Вигрдорчику Колотов, что еще он мог сказать.
Дэйв выпил свой коктейль, простился со всеми и уехал. Костя успел заметить, что он передал одесскому кинорежиссеру визитную карточку, одессит согласно покивал головой и бережно спрятал кусочек картона в желтый объемистый бумажник.
В воротах появились еще две пары. В одном из парней Колотов узнал молодого актера, снявшегося недавно в многосерийном фильме о гражданской войне, узнал несмотря на то, что экранный кавалерист-буденновец отпустил длинные пряди волос, лежавшие на плечах модного пиджака с блестящими пуговицами. Остальные были Колотову неизвестны.
— Женихом был Марины Бойко, — шепнула про актера Сонечка Ромова. — Вот дуреха, отказалась от него, уехала в свою трубу. А его к премии представляют.
— Как она? — спросил Костя. — Ты вроде переписываешься с нею?
— Давно не писала, только на днях отправила ей письмо. Дэйв тоже вот про Марину спрашивал.
— Дэйв? А он-то причем?
— О, Костик! Тут такая романтика! У них ведь любовь была.
— У Марины и у этого типа? Откуда они знают друг друга?
— Марина на последнем курсе с ним познакомилась, в Доме кино. Ты знаешь, он даже жениться на ней хотел.
— Выдумываешь!
— Точно! Наверно, она и этому вот красавчику отказала из-за Дэйва. А потом вдруг взяла и уехала в свою Тмутаракань. Правда, когда в Москву приезжала, встречалась с Дэйвом у нас на даче.
— Интересно, — сказал Костя, — такие у вас тут бывают интересные дела.
Сонечка убежала помогать домработнице накрывать большой стол. Теперь все гости были в сборе. Можно было начинать симпозиум.
Он затянулся едва ли не до рассвета. Костя Колотов уложил перепившего Вигрдорчика спать, и сам пропустил последнюю электричку.
Наиболее крепким из гостей оказался режиссер Сагайдаенко. Поднявшееся солнце застало его и Костю Колотова сидящими на ступеньках крыльца перед пустой бутылкой виски.
„Хватит убийств на пляже!“Начальник горотдела обвел собравшихся тяжелым взглядом. Глаза его были красными, воспаленными. В отличие от Корды Юрий Алексеевич выглядел свежим и бодрым.
«Устал Алексей, — подумал он о начальнике горотдела. — Так нельзя: работать на распыл. Понятно, два убийства, Москва не дает покоя звонками, депешами… И все же надо уговорить его выспаться».
— Я собрал вас, товарищи, для того, чтобы подвести предварительные итоги, — начал Корда, — и выработать, наконец, самые эффективные способы ведения этого дела, которое должно же когда-нибудь быть сдвинуто с мертвой точки, черт возьми! Хватит, довольно убийств на пляже!
«Опять не сдержался, — подумал Юрий Алексеевич. — Нет, положительно он нуждается в отдыхе…»
— Итак, что мы имеем? — продолжал Корда.
Он сумел уловить укоризненный взгляд Леденева и, взяв себя в руки, заметным образом успокоился.
— Два убийства — вот что мы имеем в первую очередь. И утечку материалов из секретной лаборатории. Судя по обстоятельствам дела, можно взять за основу такую версию. Марина Бойко, являясь вражеским агентом, установила связь с кем-то из лиц, имеющих доступ к закрытым материалам. Официально таких лиц трое. Заведующий лабораторией Горшков, инженер Травин и сам автор открытия, инженер Кравченко. Кто из них? А, может быть, есть и четвертый, о котором мы и не подозреваем?
— Автора, пожалуй, можно исключить, — заметил Владимир Кирюшин, один из самых молодых сотрудников отдела.
Все поворотились к нему, и Кирюшин покраснел, глянул на Леденева, под руководством которого участвовал в этом деле.
Юрий Алексеевич кивнул.
— Резонно, — произнес он. — Но Кравченко мог проявить неосторожность…
— Это мы учитываем, — сказал Корда, — и потому тщательно изучаем окружение всех троих. Пока ничего путного не получили. Но пойдем дальше. Режиссер Бойко получает все необходимые материалы, теперь она должна передать их «Иксу». Либо хозяину, либо его связнику. Но ее охватывает раскаяние. Она пытается сообщить нам обо всем, пишет, вернее начинает писать, заявление, затем отправляется на пляж, где ее убивают. Почему? Можно предположить, что ее шефы узнали о колебаниях агента. Возможно, она пригрозила «им» разоблачением. Все это нам предстоит узнать. Вопрос: знали ли «они» о том, что материалы находятся у Бойко? У Юрия Алексеевича есть одно соображение, на котором он предполагает построить расследование. Слово товарищу Леденеву.
— Мне думается, что о передаче материалов Бойко «им» ничего не известно, — сказал Юрий Алексеевич. — Ночной визит не в счет. Могли искать улики связи Марины с нами, могли искать и доказательства того, что она дрогнула, заколебалась. И они бы нашли их, эти едва начатые заявления в наш адрес… За результатами осмотра «они», разумеется, тщательно следили, и когда увидели, что легенда с несчастным случаем у них прошла, а это ваша заслуга, товарищи, то успокоились. И теперь… Но прежде чем я расскажу о своих соображениях, мне хотелось бы, чтоб Алексей Николаевич продолжил рассказ о предполагаемом развертывании дальнейших событий.
— Со вторым убийством дело обстоит еще туманнее, нежели с первым, — вздохнул начальник городского отдела. — Посудите сами, товарищи. Смерть Игоря Киселева не дает нам ни одной прямой зацепки. Если по делу об убийстве Марины Бойко мы можем перекинуть мостик к обнаруженным в ее квартире документам, то убийство Киселева в равной степени может быть и политическим, и заурядно уголовным. Что подводит нас под первый вариант? То, что Киселев обнаружил, якобы, как тонула Марина Бойко. Это раз. Теперь я все больше склоняюсь к мысли о том, что в этой части Киселев лгал, все было иначе. Второе. Его личные связи с погибшей. По уголовной версии наиболее достоверной причиной является ревность одного из многочисленных трубежских рогоносцев, ставших таковыми по милости этого красавчика. Эта версия по-прежнему тщательно исследуется товарищами из уголовного розыска. Параллельно смотрят они и другие возможности, близкие им по роду работы. Но пока оставим это в стороне. Связан ли Игорь Киселев с первым преступлением? Является ли он «их» сообщником, которого убрали по непонятным еще для нас причинам? Или Киселев и есть убийца Бойко, уничтоженный для запутывания следов, по принципу «Мавр сделал свое дело, мавр может уйти…»? А может быть, это именно он приходил в ту ночь к Марине и наказан за то, что струсил, не выполнил задания? Не оказался ли Киселев таким же колеблющимся, как и убитая женщина? Ведь не исключено, что мог оказать свое влияние на поведение Киселева и насильственный характер смерти Бойко… Все могло быть. Что скажете, товарищи? Поделитесь своими соображениями.
Первым взял слово заместитель Корды, С. А. Иванцов, седой высокий человек, опытный работник, невозмутимый, спокойный. Леденев вспомнил, что в этом году заместитель готовится уйти на пенсию, с сорок первого года все воюет и воюет этот смершевец…
Сергей Александрович разобрал все выдвинутые шефом положения, согласился считать оба убийства связанными между собой, предложил ряд мер по установлению канала утечки закрытых материалов из лаборатории. Дельно он выступал. «Есть еще порох в пороховнице, — отметил Леденев про себя, — не оскудели сметливостью старые кадры».
