Ознакомительная версия.
— Просим, просим! — сказала Клеопатра.
— Накануне Второй мировой войны служба военной информации итальянской армии имела в своем составе пятый отдел, который занимался радиоперехватом и дешифровкой секретной переписки иностранных государств, — начал тост Валерий Михайлович. — Руководил отделом генерал Гамба, специалист по лингвистике и криптографии. Его сотрудники сумели вскрыть военные шифры многих европейских государств, и в том числе Югославии, с которой у Италии были крайне напряженные отношения ввиду давнего спора из-за Триеста. В составе югославской армии в ту пору было тридцать дивизий, которые своей выучкой превосходили армию Италии. В 1941 году во время боевых действий на Балканах итальянские войска прочно увязли в Греции. Греки держались мужественно и упорно. Организация и боевой дух итальянской армии оставляли желать лучшего. И все в Европе понимали, если Белград проведет в южном направлении крупную наступательную операцию, то сбросит итальянцев в море.
— Чуть покороче, — шепнул Виктор Сергеевич своему другу.
— В апреле две югославские дивизии начали продвижение к наиболее уязвимому участку итальянской обороны. У итальянцев не было резервов, положение их казалось безнадежным. Но Гамба предложил своему командованию одну идею. Его сотрудники, используя хорошо знакомые им армейские шифры югославов, составили фальшивые радиограммы от имени генерала Симовича на имя командиров наступавших югославских дивизий, предписывающие последним срочно вернуться в казармы. Эта коварная уловка возымела самые роковые последствия для армии Югославии. Связь между командными структурами и частями была утрачена, армия потеряла управление, и уже через неделю Югославия капитулировала. И это все благодаря одному человеку. Так вот, я о том, что государства, имеющие профессиональную разведку и ценящие своих сотрудников, имеют дополнительный шанс в выживании…
Тут Ухналев перевел дух, хотел сказать еще что-то, но Корбалевич перебил его:
— За это и выпьем, — произнес он.
Все облегченно припали к стопкам и бокалу, а Ухналев поморщился (видимо, он не закончил тост), однако делать было нечего. Он махом опрокинул свою рюмку в рот и сел.
Потом были еще тосты. Был разговор, но веселье не заладилось. Старики, сославшись на нездоровье, попросили Корбалевича вызвать им такси.
Таксист вскоре отзвонился, но сказал, что не может найти их на дачных участках, и они поплелись к выходу из дачного кооператива.
Корбалевич пошел их провожать.
— Леня, — сказал ему Ухналев, — ты почему наше «дело» не уничтожил, и его инспекция у тебя в сейфе обнаружила?
— Не знаю, — ответил Корбалевич, — какое-то затмение нашло. А вы откуда про дело знаете?
— Мы лежали в нашем госпитале, — пояснил Ухналев, — а там, если быть очень внимательным, многое узнать можно.
— Эт-то точно, — ответил Корбалевич.
— Ты как сейчас? — спросил его Виктор Сергеевич. — В отпуске?
— Да, — ответил Корбалевич. — Поскольку я не был в отпуске два года, теперь до августа свободен.
— Ты не переживай, наверное, такое должно быть в жизни каждого опера. Найдет затмение и все.
— Затмение — не беда, — вмешался в разговор Виктор Сергеевич. — Возможно, это сигнал к смене деятельности.
— Возможно… — ответил Корбалевич. — А вот и ваше такси. И почему-то опять желтое.
Но не только цвет такси был непривычным, таксист вышел из машины и распахнул дверку для пассажиров. Он был одет в кожаную куртку, на голове его была фуражка — что-то среднее между конфедераткой и головным убором американских полицейских.
Старики сели в машину на заднее сиденье, помахали Корбалевичу и тут же заспорили.
— Любишь ты, — сказал Виктор Сергеевич, — приводить примеры из жизни визави, а не лучше ли вспомнить, что-нибудь свое, родное?
— Я как раз об этом и хотел сказать, — заявил Ухналев, — так вы мне не дали.
— Это потому, что ты свой лимит времени выбрал. Начал бы с родного, все было бы иначе. Кстати о чем ты хотел сказать?
— О том, что 22 июня сорок первого года диверсанты Скорцени организовали налет на здание НКВД в Бресте и похитили шифры и машинки.
— А почему я об этом не знаю?
— Об этом никто не знает, потому что этот факт не красит тех, кто позволил им это сделать… Хотя стыдиться этого не надо. Противник переиграл нас на каком-то отрезке времени. Вот и все. Это надо признать и работать дальше.
— Да кто же против? — сказал Виктор Петрович.
— Я, — бесцеремонно вмешался в их разговор таксист. — Вы, судя по вашим рассуждениям, сталинисты?
— А ты либерал? — с полоборота завелся Ухналев.
— Я не либерал, — произнес таксист, — я представитель электората с самостоятельным мышлением. И я не люблю человека, который уничтожал свой народ.
— Останови машину, — сказал ему Ухналев.
Таксист снизил скорость и остановил машину у обочины дороги.
Ухналев с трудом вылез из машины и подал руку Виктору Сергеевичу. Тот тоже выбрался наружу.
— А деньги? — спросил водитель.
Ухналев обошел машину и, рискуя быть сбитым проезжающими автомобилями, встал возле открытого окна водителя.
— Возьми, — сказал он, бросив водителю пять тысяч рублей. — И запомни: Сталина ненавидят не потому, что он «уничтожал свой народ», а потому, что попытался сломать шею тем, кто хотел этот народ окончательно уничтожить.
Таксист плавно тронул машину с места и вскоре скрылся из вида.
— Ну что будем делать, горячий ты парень? — спросил Виктор Сергеевич, имитируя эстонский акцент. — Пойдем пешко-ом?
— Поймаем другую машину, — сказал Ухналев, — с нормальным таксистом, мозги которого не промыты вражеской пропагандой.
И он стал «голосовать».
Вскоре возле них остановилась приличная иномарка.
— Нам в город, на Столетова, — сказал Ухналев.
— Любой каприз за ваши деньги, — произнес водитель, — поскольку я не таксист, то двойная цена, и Столетова у ваших ног.
— Молодец, — сказал Ухналев, когда машина въезжала в город, — не бросил на обочине дороги стариков разведчиков.
— Стариков разбойников? — не расслышал водитель.
— Пусть будет так, — сказал Ухналев. — Так даже злее, с некоторым куражом.
Так они разговаривали до тех пор, пока водитель не привез их на улицу Столетова.
— Может, зайдешь ко мне? — спросил Ухналев Виктора Сергеевича. — Выпьем еще за успех нашего безнадежного дела.
— Нет, не могу подводить жену, она и так измочалилась, пока я в госпитале лежал.
— Ну, как знаешь, — сказал Ухналев и достал из кармана десять тысяч.
Но водитель остановил его.
— Я с разбойников, — сказал он, — денег не беру.
— Тогда этого «разбойника», — улыбнулся Ухналев, — в Войсковой переулок.
Тем временем одногруппники на даче допили бутылку. Клеопатра убрала со стола и ушла в дом, а Корбалевич с Клавдием пошли гулять по дачному поселку.
Когда они отошли от дачи на порядочное расстояние, Клавдий спросил:
— Леня, у тебя неприятности?
— Знаешь, в одном шпионском фильме руководитель иностранной разведки сказал: «Неприятности, это когда жена застает тебя в постели с любовницей…»
— А-а, так у тебя провал?
— Нет, завал…
Корбалевич. Первое сентября 1999-го
Я вхожу в проходную своей альма-матер. Прапорщик на входе долго изучает мои документы. Все правильно, я здесь впервые. Это к старым сотрудникам у него другое отношение: глянул в корочки и сразу же вернул их владельцу.
Прохожу во внутренний дворик, поднимаюсь на третий этаж нового здания, вхожу в кабинет. Мой коллега уже на службе, он сидит за столом и что-то пишет. Потом обращает свой взор на меня.
— Ну, ты миллимитровщик, — говорит он. — Сейчас без пяти девять, а у нас принято слышать звонок на занятия возле аудитории.
Он смотрит в расписание и говорит:
— У тебя двадцать вторая.
Спускаюсь этажом ниже, останавливаюсь возле дверей, на которых табличка «22». Ба! Да это они же вторые от края, а это значит, что именно здесь девятнадцать лет назад я начинал свою учебу. Все повторяется, только на другом уровне.
Вхожу в класс, слышу команду дежурного: «Товарищи офицеры!»
Группа с грохотом, вскакивает со своих мест, приветствуя меня, а дежурный начинает доклад. Я останавливаю его движением руки.
Затем сажусь за преподавательский стол, беру в руки список курсантов, смотрю поверх него на тех, кто сидит передо мной.
«Только бы не сморозить какую-нибудь глупость или банальность, — думаю я, — ведь именно она на всю жизнь останется в их памяти».
— Здравствуйте, — говорю я им. — Меня зовут Леонид Андреевич. На время вашей учебы в нашем Институте «благородных девиц» я буду вашей классной дамой…
Ознакомительная версия.
