— Внезапные?
— У нее уйма интересов, требующих внимания. Франко-швейцарский музей в Гренобле, художественная галерея в Амстердаме, памятник героям Сопротивления в Булонь-сюр-Мер, дурацкая океанографическая конференция в Марселе. Ее мы обсуждали весьма бурно. Она была мне нужна в Париже: мне предстояло присутствовать на дипломатическом приеме, и я хотел, чтобы она меня сопровождала. Она не осталась. Словно ей приказывали быть в определенное время в определенном месте.
Гренобль — возле швейцарской границы, в часе от Цюриха. Амстердам. Булонь-сюр-Мер — на берегу Ла-Манша, в часе от Лондона. Марсель… Карлос.
— Когда была конференция в Марселе? — спросил Джейсон.
— Кажется, в августе прошлого года. Ближе к концу месяца.
— 26 августа в пять часов вечера в Марселе был убит посол Говард Леланд.
— Да, я знаю, — сказал Вийер. — Вы говорили об этом. Я сочувствую смерти этого человека, но не его убеждениям. — Старик осекся и взглянул на Борна. — Боже, — прошептал он. — Она была с ним. Карлос вызвал ее, и она поехала к нему. Она подчинилась.
— Я не заходил так далеко, — проговорил Джейсон. — Я клянусь вам, я думал, она — связная, «слепая» связная. Я не заходил так далеко.
Из горла старика внезапно вырвался вопль, полный ненависти и боли. Он закрыл лицо руками, запрокинул голову и зарыдал.
Борн не пошевелился, он ничего не мог поделать.
— Мне так жаль, — сказал он.
Генерал взял себя в руки.
— Мне тоже, — выговорил он наконец. — Простите меня.
— Вам не за что извиняться.
— Есть за что. Не будем больше об этом. Я сделаю то, что должно быть сделано.
— Что именно?
Старик выпрямился, сжав челюсти.
— Вы можете об этом спрашивать?
— Я вынужден.
— Совершить то, что она совершила, — все равно что убить моего ребенка, которого не она выносила. Она притворялась, что ей дорога его память. А на самом деле была и остается соучастницей убийства. И все это время совершала второе предательство — изменяя стране, которой я служу всю жизнь.
— Вы собираетесь ее убить?
— Я собираюсь ее убить. Она скажет мне правду и умрет.
— Она будет все отрицать.
— Сомневаюсь.
— Это безумие!
— Молодой человек, более полувека я борюсь с врагами Франции, даже если они французы. Правда будет сказана.
— Что, вы думаете, она станет делать? Выслушает вас и спокойно признает свою вину?
— Спокойно она ничего не сделает. Но признается.
— С какой стати?
— Потому что, когда я обвиню ее, она попытается убить меня. А это и будет доказательством, не так ли?
— Вы пойдете на такой риск?
— Я вынужден.
— А если она не станет пытаться?
— Это будет доказательством совсем другого, — сказал Вийер. — В таком крайне маловероятном случае я бы на вашем месте позаботился о флангах, мсье. — Он покачал головой. — Этого не случится. Мы оба это знаем, я даже лучше, чем вы.
— Послушайте меня, — настаивал Джейсон. — Вы сказали: «прежде я должен вспомнить о сыне». Так вспомните! Ищите убийцу, а не сообщницу. Она причинила вам огромную боль, но он еще большую. Схватите человека, который убил вашего сына! В конце концов в ваших руках будут оба. Не объясняйтесь с ней пока. Используйте то, что знаете, против Карлоса. Выходите на охоту вместе со мной. Никто еще не подбирался к нему так близко.
— Вы просите больше, чем я могу дать, — сказал старик.
— Нет, если вы думаете о сыне. Если о себе, то конечно. Но нет, если об улице Бак.
— Вы чрезвычайно жестоки, мсье.
— Я прав, и вы это знаете.
Высоко в ночном небе проплыли облака, на мгновение заслонив луну. Мрак был непроглядным, Джейсон поежился. Старый солдат заговорил, в его голосе звучала покорность.
— Да, вы правы. Чрезвычайно жестоки и чрезвычайно правы. Остановить нужно убийцу, а не потаскуху. Как мы будем действовать вместе? Как охотиться?
Борн с облегчением прикрыл глаза.
— Ничего не предпринимайте, Карлос наверняка ищет меня по всему Парижу. Я убил его людей, обнаружил «дупло», разоблачил связного. Я слишком близко к нему подобрался. Если только мы оба не ошибаемся, вам будут звонить все чаще и чаще. Я об этом позабочусь.
— Как?
— Перехвачу нескольких служащих «Классиков». Продавцов, эту Лавье, может, Бержерона и, конечно, телефонного оператора. Они будут говорить. И я буду. Ваш телефон будет занят беспрерывно.
— А я что? Мне что делать?
— Оставайтесь дома, скажитесь нездоровым. И когда зазвонит этот телефон, держитесь рядом. Слушайте, о чем говорят, пытайтесь разгадать шифровки, спрашивайте у слуг, что им сказали. Можете даже слушать по параллельному аппарату. Если услышите что-нибудь, отлично, но скорее всего не услышите. Звонящий будет знать, что вы рядом. Но вы нарушите связь. И в зависимости от того, какое место занимает ваша жена…
— Потаскуха, — перебил старый солдат.
— …занимает в иерархии Карлоса, может быть, нам даже удастся выманить его.
— И снова я спрашиваю: как?
— Нарушится цепочка сообщений. Надежнейшему связному будут мешать. Он потребует встречи с вашей женой.
— Едва ли он обозначит свое местопребывание.
— Ей — придется. — Борн остановился, ему пришла в голову другая возможность. — Если урон достаточно велик, кто-то, кого вы не знаете, позвонит или придет в ваш дом, и вскоре за тем вашей жене понадобится куда-то уехать. Когда это произойдет, настаивайте, чтобы она оставила телефон, по которому можно ей позвонить. Настаивайте на этом. Вы не пытаетесь уговорить ее остаться, но у вас непременно должна быть возможность с ней связаться. Говорите все что угодно — опирайтесь на отношения, которые она сама строила. Скажите, что это очень важный военный вопрос, который вы не можете обсуждать, пока не разберетесь. Но что вы хотели бы посоветоваться с ней, прежде чем примете решение. Она может клюнуть.
— И что это даст?
— Она скажет вам, где будет. Может, где будет Карлос. Если не он, то его приближенные. Тогда сообщите мне. Я дам вам название гостиницы и номер комнаты. Фамилия, под которой я зарегистрировался, вымышленная, не обращайте на нее внимания.
— Почему вы не назовете свое настоящее имя?
— Потому что если вы его упомянете — сознательно или нет — вы труп.
— Я еще не выжил из ума.
— Нет. Но пережили тяжелый удар. Наверное, тяжелейший для человека. Вы вольны рисковать своей жизнью, я — не могу.
— Вы странный человек, мсье.
— Да. Если меня не окажется, когда вы позвоните, ответит женщина. Она будет знать, где я. Мы уговоримся о времени для сообщений.
— Женщина? — Генерал отпрянул. — Вы ничего не говорили о женщине или о ком бы то ни было другом.
— Никого другого нет. Без нее меня бы не было в живых. Карлос охотится на нас обоих, он пытался убить нас обоих.
— Она знает обо мне?
— Да. Она и сказала, что это невозможно. Что вы не можете быть связаны с Карлосом. Я думал иначе.
— Может, мы с ней познакомимся.
— Едва ли. Пока Карлоса не схватят — если его возможно схватить, — нас не должны видеть вместе с вами. С кем угодно, только не с вами. А потом — если будет потом, — возможно, вы сами не захотите, чтобы вас видели с нами. Со мной. Я ничего не скрываю.
— Я понимаю это и уважаю. В любом случае поблагодарите от меня эту женщину.
Борн кивнул.
— Вы уверены, что ваша частная линия не прослушивается?
— Совершенно. Ее постоянно проверяют, все телефоны военного советника проверяют.
— Когда будете знать, что звоню я, снимите трубку и дважды прокашляйтесь. Я пойму, что это вы. Если по какой-то причине вы не сможете говорить, попросите меня позвонить утром вашему секретарю. Я перезвоню через десять минут. Какой номер?
Генерал продиктовал номер и спросил:
— Ваш отель?
— «Террас». Улица Мэтр, Монмартр. Комната 420.
— Когда вы начнете?
— Как можно скорее. Сегодня в полдень.
— Будьте как волк на охоте. — Подавшись вперед, генерал словно отдавал распоряжения своему офицеру. — Разите мгновенно.
— Она была просто прелесть, я непременно должна как-то ее отблагодарить, — захлебывалась Мари в телефонную трубку. — И этот молодой человек, он так помог! Платье имело оглушительный успех! Я так признательна.
— По вашему описанию, мадам, — ответил вежливый голос оператора в «Классиках», — я могу заключить, что вы имеете в виду Жанин и Клода.
— Да, конечно. Жанин и Клод, теперь я вспомнила. Я отправлю каждому записочку с маленьким сувениром. А вы, случайно, не знаете их фамилии? Знаете, как-то невежливо написать на конвертах просто «Жанин» или «Клоду», Будто слугам, вам не кажется? Вы можете спросить у Жаклин.
— В этом нет необходимости, мадам. Я знаю их. И если мне будет позволено заметить, мадам столь же деликатна, сколь щедра. Жанин Дольбер и Клод Ореаль.
