ГЛАВА 4
В десять часов вечера Бьянка Медина вышла из своей частной квартиры на улице Тронше, села в свой серебристый Escalade в сопровождении полной охраны и в тишине проехала десятиминутную поездку до ресторана, отмеченного двумя звездами Мишлен на улице Лорда Байрона.
Здесь метрдотель проводил ее в богато украшенный отдельный зал, дверь была закрыта, и она поужинала в одиночестве.
Ну, не совсем один.
Трое из пяти ее помощников сидели за двумя другими столами в комнате, четвертый мужчина находился сразу за дверью в главный обеденный зал, а пятый — за Эскаладой снаружи.
Мужчины вокруг нее не смотрели в глаза Бьянке, а она им. Между подзащитной и кем-либо из ее подзащитных было мало разговоров и вообще никакого реального разговора. У детали и принципала были напряженные отношения, которые, казалось, никто из них не стремился исправить.
Бьянка сидела за своим столом при свечах, потягивала бокал шампанского и ковырялась в салате без заправки. В качестве альтернативы она откусила от своей еды и пролистала французский Vogue, который достала из сумочки. Бьянка была родом из Испании, но свободно говорила по-французски и по-английски, прожив в Париже и Нью-Йорке, работая моделью, почти десять лет деля свое время между двумя модными мекками, прежде чем почти тремя годами ранее уйти на пенсию.
Ее официантом был красивый мужчина лет двадцати пяти, на несколько лет моложе ее и в тысячу раз более жизнерадостный и разговорчивый, и он был явно очарован угрюмой красавицей в дорогих украшениях и многочисленной охраной. Он пытался флиртовать с ней при каждой возможности, показывая, что его не пугает ни ее великолепие, ни грубые мужчины, окружавшие ее.
Бьянка проигнорировала его первые попытки завязать светскую беседу, но этот Казанова был не из тех, кто принимает отказ в качестве ответа, поэтому, чем более резкой она становилась, тем больше ему хотелось пробиться сквозь ее жесткую внешность.
Убирая ее тарелку с салатом и ставя на место столовое серебро, он спросил: «Ты в городе в отпуске?»
«Работаю», - сказала она, даже не отрывая взгляда от Vogue.
«Конечно. Вы должны быть здесь на Неделе моды».
Она не ответила.
«Супермодель. Я бы наверняка узнал вас, если бы проводил больше времени за журналами о знаменитостях».
Ничего.
После паузы официант наклонился немного ближе. «Мадам… Я просто должен сказать это».
Она перевернула страницу в своем журнале. «Нет, месье… Что бы это ни было, вы этого не делаете».
Симпатичный официант снова заколебался, удивленный замечанием, но пришел в себя. Он почему-то не понял намека на то, что Бьянка была не из тех женщин, с которыми можно играть. «Прости меня, но хотя я понимаю, почему такая настоящая красавица, как ты, должна быть хорошо защищена, я не понимаю, почему ты не можешь просто слегка улыбнуться. Обедать в одиночестве всегда грустно, c'est vrai, но идеальная женщина в идеальном ресторане в идеальном городе должна, по крайней мере, попытаться найти способ быть счастливой».
Бьянка только сейчас подняла глаза от журнала, но не для того, чтобы посмотреть на француза. Вместо этого она просто взглянула на Шейлиша, руководителя ее службы безопасности, сидящего в одиночестве за освещенным свечами столом у двери в столовую. Она знала, что он, безусловно, слышал обмен репликами, потому что Шейлиш ничего не упустил.
Шейлиш, в свою очередь, посмотрел на двух своих людей, и Бьянка переключила свое внимание на официанта. По-французски она сказала: «Уходи. Возвращайся с едой или не возвращайся вообще».
Официант привык к женщинам, изображающим недотрогу, но он явно не привык к такому жестокому отказу. После секундной паузы он коротко поклонился и, развернувшись на каблуках, направился к двери.
Шейлиш сердито посмотрел на официанта, когда молодой человек проходил мимо. Когда Бьянка начала снова заглядывать в свой журнал, она увидела, что двое ее телохранителей встали — без сомнения, из-за взгляда их босса — и последовали за молодым человеком к двери.
Десять секунд спустя она услышала восклицание на кухне, затем звон тарелок и стаканов.
Она могла представить себе эту сцену. Официант был либо прижат к стене, либо лежал на полу, и ему было больно. Она представила, что симпатичного мужчину отправят домой на вечер, возможно, для лечения синяка под глазом или воспаленного плечевого сустава.
Окружавшим ее охранникам, персоналу ресторана и, конечно же, официанту с уязвленным телом и гордостью Бьянка Медина казалась холодной и жестокой сукой, но, насколько она была обеспокоена, она оказала потенциальному Лотарио услугу. Если бы она проявила к нему хоть какой-то интерес, дала ему какой-то зеленый свет, который придал бы ему смелости продолжать свои попытки соблазнения, люди из «Медины», вероятно, взяли бы на себя смелость отправить официанта в больницу с раздробленными костями и выбитыми зубами.
За последние несколько лет Бьянка поняла, что самое доброе, что она могла сделать для своих ближних, — это часто поощрять их просто проходить мимо нее, не бросая мимолетного взгляда.
Через несколько минут новый официант, на этот раз постарше, с невыразительным выражением лица и почти кататоническим выражением, появился с ее основным блюдом — кокосом в вине и соусом в серебряной лодочке сбоку. Он поставил его перед ней с быстрым и небрежным «приятного аппетита», а затем ушел.
Бьянка Медина потянулась за вилкой и ножом; она выбросила из головы руку какого-то молодого официанта и больше о нем не вспоминала.
* * *
В полночь «Эскалейд» остановился перед аркой на улице Тронше, 7, и Бьянка Медина вернулась в свой номер площадью три тысячи квадратных футов на пятом этаже. Пока один из мужчин в темном костюме оставался в вестибюле, четверо других вошли в номер вместе с ней. Они заняли свои позиции в гостиной, кухне и комнатах для гостей, в то время как она вошла в главную спальню одна, никому не сказав ни слова.
Она улетит домой завтра, но не раньше полудня, и она знала, что ее охрана не позволит ей пойти куда-либо, кроме как позавтракать перед отправкой в аэропорт. Это означало, что она могла спокойно спать, поэтому она немного задержалась в своей комнате. Она просмотрела остаток своего журнала, лежа на кровати, затем провела несколько минут, стоя на балконе и глядя на передний двор отеля. Она посмотрела на единственную порцию бренди в большом графине из свинцового хрусталя на тумбочке у кровати, затем налила порцию в бокал, оставленный там для нее. Она выпила сладкую жидкость, пока еще раз просматривала свой журнал. А затем, вскоре после часа ночи, она достала дополнительное одеяло из бельевого шкафа рядом с дверью в ванную, забралась в постель и выключила свет на прикроватном столике рядом с ней.
Через несколько секунд она начала плакать.
* * *
Ты, блядь, серьезно?
Придворный Джентри стоял на коленях всего в двадцати футах от него, наблюдая за женщиной через щель между двумя жалюзи в дверце бельевого шкафа, тонкая струйка пота блестела в тонком луче лунного света, пробегавшем по его лбу. Он снял нижнюю полку в шкафу, чтобы поместиться там на коленях, а затем плотно втиснулся в маленькое и темное пространство и накрыл свое тело парой больших подушек. И он был рад, что сделал это, потому что, когда его цель открыла дверь, чтобы взять дополнительное одеяло, он смог оставаться спрятанным под средней полкой и вне поля ее зрения.
