Блондинка за секретарским столом была женственной и элегантной.
Она подняла глаза и подарила мне ослепительную улыбку, которая, согласно секретарской шкале, означала следующее: я не знаю этого типа, но нужно соблюдать некоторую осторожность, чем черт не шутит, вдруг он окажется важной персоной.
– Я вас слушаю, – сказала она.
– Мое имя – Рик Холман, – представился я.
– Чем могу быть вам полезна, мистер Холман?
– У меня назначена встреча с мистером Монтегю – Акселем Монтегю.
Ее глаза расширились от мгновенного удивления, потом я почти услышал щелчок, когда она переключилась на другое отношение ко мне.
– Конечно, мистер Холман. Секунду, пожалуйста! Она наклонилась вперед, чтобы взять телефонную трубку, и ее полные груди ясно обозначились под тонкой шелковой блузкой.
– Мисс Пил? – спросила она в трубку. – Пришел мистер Холман.
Я пробыл в Голливуде достаточно долго и хорошо представлял себе мир кино, но впервые должен был встретиться с человеком, стоящим на такой недосягаемой высоте.
Откуда-то появилась девица и пригласила меня с собой. Поднявшись с ней на третий этаж, я поступил в распоряжение привлекательной блондинки, занимающей пост у лифта. Когда я вошел в кабину, она нажала кнопку и мягко улыбнулась мне на прощанье.
На пятом этаже приятная, но равнодушная девушка с прямыми каштановыми волосами провела меня через приемную, где работали полдюжины стенографисток, в кабинет личного секретаря мистера Монтегю.
– Мисс Пил!
Мисс Пил было около сорока пяти лет, и выглядела она хорошо одетым манекеном.
– Мистер Холман, – сказала она уверенным голосом, – мистер Монтегю ждет вас, но он хочет, чтобы прежде я выяснила пару деталей.
– Отлично, – кивнул я.
– Вопрос о вашем гонораре, – продолжала она. – Мистер Монтегю испытывает определенную неприязнь к обсуждению заключаемых контрактов, условий и тому подобных вещей.
– Я всегда говорил, что деньги весьма вульгарный предмет, – пробормотал я.
Она закурила сигарету.
– Мистер Монтегю, естественно, нанимает только первоклассных работников, – быстро сказала она. – Мы знаем вашу репутацию высокого специалиста, мистер Холман. Соглашение должно быть абсолютно конфиденциальным, и мистер Монтегю надеется, что вы используете все свое время и энергию, независимо от того, как долго это продлится.
– При такого рода требованиях мистер Холман рассчитывает, что мистер Монтегю уплатит за работу крупную сумму, – усмехнулся я.
– Двадцать пять тысяч долларов, – ответила она. – Это превосходит ваши ожидания?
– Очевидно, у мистера Монтегю – при его королевском положении – и проблема королевская?
– Вы иронизируете, не так ли, мистер Холман? – сухо заметила она. – Я вижу, что вы неглупы, к тому же вас, видимо, нелегко напугать. Полагаю, плата соответствует проблеме.
– А именно? – спросил я.
– Мистер Монтегю объяснит вашу задачу, – сказала она. – Дверь прямо перед вами. Входите, мистер Холман, и не нервничайте.
– Мисс Пил, – сказал я, вежливо улыбаясь, – последний раз я нервничал летом 1955 года.
Из кабинета мисс Пил двойная дверь вела в кабинет мистера Монтегю. Человек, который лично руководил судьбами крупнейшей киноимперии западного побережья, сидел за столом, стоящим в углублении у окна. Он, вероятно, занимался решением шахматной задачи за доской с костяными фигурами.
Аксель Монтегю был живой легендой своего времени. Даже враги признавали его гениальность. Он был высоким мужчиной и еще сохранял атлетическое сложение. Его волосы были густыми и вьющимися, металлического цвета, а глаза были чуть темнее. Аккуратные светлые усы повторяли изгиб полных губ. На нем был темный костюм.
– Садитесь, пожалуйста, мистер Холман, – спокойно сказал он.
На мгновение мне показалось, что Акселю Монтегю давно чужды какие-либо чувства и эмоции. Я сел в кожаное кресло и приготовился слушать.
– Мисс Пил позаботилась обо всех деталях, я полагаю? – спросил он.
– Кроме парочки мелких, – ответил я.
– Они так важны?
– О чем идет речь? И соглашусь ли я взяться за это дело? – Я пожал плечами. – Для меня эти вопросы важны, мистер Монтегю.
– Вы услышите, о чем идет речь. – Он говорил резко. – Но не вздумайте отказываться, Холман, если хотите работать в той же области. Я знаю, что вы специализировались на постановочном бизнесе.
– Насколько я понял из ваших слов, мистер Монтегю, смысл сказанного можно изложить проще: если я откажусь, вы вышвырнете меня из кинопромышленности, верно?
– Не думайте, что я не смогу этого сделать, – заявил он.
– Ни на секунду так не подумал, – согласился я. – За последние три года я добился прочного положения специального консультанта для мира искусства, и вряд ли похороню все свои достижения ради дешевого удовольствия сказать «нет» Акселю Монтегю.
– Естественно, – хмыкнул он. – Вы не глупец, Холман, и я удивляюсь тому, что вы начали с таких глупых вопросов.
Он встал, прошел к стене и нажал на кнопку. Внезапно яркий свет высветил рисунок на стене. Это был портрет молодой девушки с темными волосами и темными глазами. Нежные черты и красивый оттенок кожи придавала ее лицу кукольное выражение, нарушаемое только изгибом полных чувственных губ.
– Моя дочь Дженнифер, – тихо сказал Монтегю. – Ей было девятнадцать, когда писали этот портрет.
– Она очень красива, – откровенно сказал я.
– Это было три года назад.
Он осторожно опустился на стул. Раздался щелчок, и внезапно портрет снова потемнел. Монтегю несколько секунд изучал мое лицо, затем опустил голову, устремив невидящий взгляд на шахматы.
– Она всегда была трудным ребенком, – пробормотал он. – Совершенно самостоятельна, с сильным характером. С очень раннего возраста умела защищать себя. Через год после того, как был написан этот портрет, она убежала из дома и в Неваде тайно вышла замуж. Думаю, она рассчитывала вернуться домой с триумфом, ведя на поводу своего мужа. Вся затея была абсолютно абсурдна. Человек, за которого она вышла замуж, был охотником за приданым, и я говорил ей об этом еще за три недели до того, как понял, что у нее это серьезнее, чем я думал. Но это типично для Дженнифер – ставить людей перед свершившимся фактом, когда уже ничего нельзя сделать. Но на этот раз я кое-что предпринял.
Он достал сигарету из серебряного портсигара и закурил.
– Я уехал в туристическую поездку в Европу на три месяца за день до того, как новобрачная и ее муж прибыли домой. Мой дворецкий передал Дженнифер записку от меня, потом захлопнул дверь перед их носом. Записка была короткая. Я сообщал, что коли уж моим мнением пренебрегли, она для меня умерла. Выдача денег на ее содержание прекращается. С того момента, как я получил телеграмму о ее замужестве, ее личные вещи вышвырнуты из дома. Она больше не войдет в мой дом. – Указав на портрет, он добавил: – С тех пора я больше не освещал этот портрет ни разу – до сегодняшнего дня.
– Это было два года назад?
– Да, – он быстро кивнул.
– И теперь вы хотите, чтобы я нашел вашу дочь, мистер Монтегю?
– Нет, – сказал он. – Я сам нашел ее прошлой ночью, случайно, в статье на одной из последних страниц вечерней газеты. Она в морге, Холман. Ее нашли мертвой на берегу севернее Малибу, около восьми часов утра.
– Вы думаете, что причина смерти не обязательно несчастный случай, и хотите, чтобы я выяснил все обстоятельства?
– Не пытайтесь угадать мои мысли, Холман. Мне нет дела до того, как она умерла. Несчастный случай, самоубийство – какое это имеет значение? Единственная вещь, которую я хочу знать, как она провела последние два года после своего замужества. С того момента, как умерла ее мать, – Дженнифер было тогда только четыре года – и до самого ухода я знал каждый ее шаг. Но последние два года – чистая страница, которую вы должны заполнить для меня во всех подробностях, начиная с того дня, когда мой дворецкий отдал ей записку, и до вчерашнего утра, когда нашли ее тело, вынесенное на берег.
– Хорошо, – сказал я безразличным голосом. – Я свяжусь с полицией...
– Запрещаю вам делать это! – прорычал он. – Я не хочу, чтобы мое имя было связано с ней каким-либо образом. Она пользовалась девичьей фамилией моей жены – Холт. Ее опознали, согласно газетным сообщениям, как Дженни Холт, работавшую официанткой в каком-то сомнительном кафе! Только трое знают ее истинное лицо – я, мисс Пил и теперь вы. – Его глаза сверкнули. – Усвойте это, Холман. Если кто-нибудь узнает, что эта официантка – дочь Акселя Монтегю, вы пожалеете, что родились на свет!
– Я отлично понял вас, мистер Монтегю, – кивнул я. – Значит, раз я не могу работать с полицией, единственный путь – встретиться с человеком, который пару лет назад в качестве новобрачного стоял перед вашим домом.
