Джек Хиггинс
В аду места нет
Мэттью Брейди, блуждавшему в лабиринте полусна-полуяви, когда сознание полно странных, причудливых образов, показалось, что лицо это выплыло из тумана — одно, без тела, светящееся в желтом сиянии фонаря. Однажды увидев, его было уже нелегко забыть — острое, узкое, с высокими скулами и глубоко посаженными, пронзительными глазами.
Брейди чувствовал, как железная спинка скамьи врезалась в шею пониже затылка, и ощущал на лице капельки мелкого дождя. Он закрыл глаза и вздохнул глубже. Когда он снова открыл их, рядом никого не было.
Какое-то судно двигалось по реке ниже Лондонского моста, и гудок рычал в тумане, словно последний из динозавров, неуклюже бредущий сквозь доисторические топи, один в этом чуждом ему мире.
Брейди почудилось в этом нечто похожее с его собственным положением. Он вздрогнул и потянулся за сигаретой. Пачка оказалась почти пуста, но, порывшись в ней, он нащупал сигарету и закурил. Как только он затянулся, Биг Бен пробил два часа ночи; в тумане бой часов звучал как-то странно, приглушенно. Затем все стихло.
Брейди внезапно ощутил себя одиноким и полностью отрезанным от остального мира. Прислонившись к парапету под фонарем, он посмотрел сквозь туман на воду и спросил себя: что же дальше? Ответом ему был лишь второй гудок парохода, идущего к морю, и это походило на прощание.
Он отвернулся, поднял воротник пиджака, и тут вдруг из тумана выбежала девушка и, налетев на него, испуганно вскрикнула. Она принялась вырываться, и он, чуть отстранив ее, придержал и легонько встряхнул.
— Все в порядке, — сказал Брейди. — Не бойтесь.
На ней было старое, спортивного покроя пальто, туго перехваченное в талии, и шарф, по-деревенски повязанный под подбородком. Ей можно было дать лет тридцать — круглолицая, с умным лицом и темными глазами, встревоженными в свете фонаря.
С минуту она пристально вглядывалась в его лицо; потом как будто успокоилась и неуверенно рассмеялась, облокотившись о парапет.
— Там сзади, за мной, был мужчина. Может быть, у него и не было на уме ничего дурного, но он так неожиданно возник из тумана, что я перепугалась и бросилась бежать.
Она прекрасно говорила по-английски, но слегка на иностранный манер. Брейди достал сигареты и предложил ей одну.
— Набережная — не место для женщины в такое время. Есть немало подозрительных личностей, которые любят устраиваться здесь на ночлег.
Спичка вспыхнула ярким неровным пламенем в его сложенных ладонях, и девушка прикурила, выпустив струйку дыма.
— Можете не объяснять мне. Я живу тут рядом, через дорогу. Вечером я была у подруги в Челси. Потом не смогла поймать такси, вот и решила пройтись пешком. — Она засмеялась. — Если уж на то пошло, вы и сами не похожи на человека, который спит на скамейках на набережной.
— Такое может случиться с каждым, — заметил он.
— С каждым — да, но не с вами. Вы ведь не англичанин, правда?
Он покачал головой.
— Я из Бостона, штат Массачуссетс.
— Ах, вот как, американец, — сказала она так, будто это все объясняло.
Брейди попытался улыбнуться.
— Там, дома, у меня есть друзья, которые нашлись бы, что на это ответить.
— Вам далеко идти? — спросила девушка, — или вы собираетесь оставаться здесь до утра?
— Даже не помню, как попал сюда, — сказал он. — Я снимаю номер в гостинице неподалеку от Рассел-сквер. Вот передохну и вернусь туда.
Тяжелые капли дождя падали на них сквозь ветви платанов, и Брейди потуже стянул воротник пиджака на шее, внезапно почувствовав холод. Девушка нахмурилась.
— Послушайте, вам бы нужно пальто. Вы получите воспаление легких.
— У вас есть предложения? — спросил он.
Девушка взяла его под руку.
— Вы можете проводить меня до дому. Я точно помню, что в кладовке у меня висит старый плащ. Вы можете взять его.
Он не стал спорить. Силы, казалось, покинули его, и, когда он шагнул вслед за ней, пары выпитого виски точно снова поднялись, одурманивая его. Туман наваливался на них, толкая рукою ветра; они перешли через дорогу и зашагали по гулкому мощеному тротуару. Дождь непрерывно струился с ветвей, и мимо медленно проехала машина, невидимая в тумане, когда они свернули в проулок.
Он заметил название высоко на стене углового дома, на старинной бело-голубой эмалированной табличке — «Эгбастон Гаденс»; впереди от тумана исходило странное оранжевое свечение. В полутьме неясно виднелся домик ночного сторожа; рядом с ним, в металлической жаровне пылали угли. Брейди мельком заметил смутный силуэт человека, сидевшего в сторожке; лицо его было едва освещено пламенем жаровни.
— Осторожно! — окликнула девушка. — Где-то поблизости должно быть ограждение. Тут чинят газовые трубы.
Брейди шел вплотную за девушкой, пока та огибала металлические поручни, а затем поднималась по маленькой лесенке к двери и шарила в сумочке в поисках ключа. Дом был последним на улице; сразу за ним тянулось кладбище, и в полумраке смутно вырисовывалась высокая колокольня церкви.
Все казалось непрочным, призрачным, будто готовым в любую минуту сорваться и исчезнуть в тумане, и Брейди поспешно прошел за девушкой в парадное, дожидаясь, пока она включит свет.
У стены, у подножия лестницы стоял старый викторианский гардероб, и в его зеркале Брейди увидел, как за спиной у него приоткрылась дверь, и мельком заметил лицо, старое и морщинистое; по обеим сторонам его свисали длинные, словно сосульки, серьги. Он хотел было повернуться, но дверь тут же бесшумно закрылась.
— Кто ваша соседка? — спросил Брейди.
Девушка нахмурилась.
— Соседка? Квартира внизу пустует, так что вы можете не бояться побеспокоить кого-нибудь. Я живу выше, на втором этаже.
Брейди поднялся за ней по лестнице, держась за перила и ощущая какое-то странное головокружение. Конечно, сказывались два дня, проведенные в кабаках, и все же во всем этом было нечто нереальное, фантастическое, и движения его казались замедленными, как во сне.
Дверь ее квартиры была на верхней площадке; она открыла ее и вошла. Обстановка оказалась на удивление хорошей. Толстый ворсистый ковер лежал на полу, а неяркий, лившийся откуда-то свет мягко озарял розоватые стены.
Брейди стоял посреди комнаты и ждал. Девушка сняла пальто и шарф, тронула руками темные, коротко остриженные волосы и шагнула вперед. Он слегка покачнулся, и она положила ладони ему на плечи, поддерживая его.
— Что с вами? — спросила она с тревогой. — Вам нехорошо?
— Ничего страшного; чашка кофе и несколько часов крепкого сна — вот все, что мне нужно.
Девушка была теплая и желанная и стояла так близко к нему… Внезапно весь гнев и обида последних двух дней, казалось, упали с его плеч, словно старая мантия. В конце концов, если смотреть на вещи здраво, существовало лишь одно настоящее лекарство, которое могло ему помочь. Он притянул ее ближе и осторожно поцеловал в губы.
Она ответила, но тут же с силой оттолкнула его, так что он повалился в большое мягкое кресло.
— Простите, — пробормотал он.
— Не глупите.
Девушка подошла к бару с напитками, стоявшему на том конце комнаты, смешала коктейль и принесла ему.
— Глоточек спиртного. Выпейте! Это должно вам помочь. Я пойду, приготовлю кофе. Потом принесу одеяло. Вы можете лечь на тахте.
Прежде, чем он успел что-либо возразить, она вышла на кухню. Брейди вздохнул и откинулся в кресле, давая своим усталым мышцам расслабиться.
Что бы там она не намешала в коктейле, он оказался хорошим — просто отличным. Брейди выпил его в два глотка и потянулся за сигаретой. Пачка была пуста, но на маленьком столике в другом конце комнаты он увидел серебряный портсигар.
Он встал, и комната внезапно поплыла в бесконечность, а столик словно бы оказался по ту сторону перевернутого бинокля. Брейди сделал один неуверенный шаг вперед; бокал выпал из его онемевших пальцев.
Он лежал на спине, и девушка склонилась над ним. Она казалась совершенно спокойной, невозмутимой; дверь у нее за спиной отворилась, потом снова закрылась.
Лицо мужчины, появившегося с ней рядом, было узкое, с глубоко посаженными, пронзительными глазами — лицо из ожившего ночного кошмара, которое Брейди в последний раз видел всплывающим над собою из тумана на набережной.
Он широко раскрыл рот в беззвучном крике, желая предупредить ее, но комната неожиданно закружилась в водовороте цветных огней, затягивая его вниз, в темноту.
Боль, обжигая и накатывая волнами, вынесла его на поверхность из мрака; кто-то равномерно хлестал его по щекам. Рядом слышались какие-то голоса — неясный, бессмысленный гул; затем повернули кран.
Голову его с силой пригнула чья-то мощная рука, и он задохнулся, когда ледяная вода хлынула ему в ноздри. Давление ослабили, и ему удалось глотнуть воздуха, но лишь на минуту. Его голову непрестанно толкали вниз. Когда его снова вытянули, заставив распрямиться, в ушах у него шумело, и он едва мог дышать, но пелена, застилавшая его взгляд, рассеялась.
