– Джонни, тебе все-таки не следует так умничать, ведь все еще может повернуться в худшую для тебя сторону.
– Это я уже слышал. Тебе бы следовало обзавестись копами порасторопней. Эти уж больно завалящие.
– Что-то ты совсем распоясался. Кстати, откуда ты так хорошо разбираешься в копах? Я заказал коктейль и сандвич.
– И все-таки, советую убрать их от меня подальше. Когда предъявишь мне обвинение в убийстве, вот тогда делай, что хочешь, а до этого брось свои штучки. Он чуть не взбесился.
– Мне ничего не надо предъявлять, все и так известно!
– Что ж, дело твое, но если интересно, то могу сообщить, что никого я не убивал.
Линдсей оскалил зубы. Глаза его закатились под лоб. Он дрожал от бешенства. Я покончил со своим сандвичем, запил его коктейлем и, протянув руку, вытащил сигарету из его пачки.
– Когда-нибудь… если у тебя появится такая возможность, можешь проверить меня на «детекторе лжи». Я ничуть не обижусь.
Он перестал терзать соломинку, глаза его широко раскрылись, и я увидел, наконец, что они у него синие. До него не дошел смысл моих слов, но я поднялся и вышел.
Национальный банк Линкасла помещался в белом каменном здании, протянувшемся чуть ли не на полквартала в самом центре города. Я вошел туда за несколько минут до закрытия, когда в зале почти никого не было, и не прошло и двух секунд, как почувствовал, что вокруг меня воцарилось молчание. Потом я заметил, что охранник в форме старается вытащить свое оружие. Я поздоровался первым, и он, оставив свои попытки, судорожно сглотнул и неуверенно произнес:
– Джонни?
– А кто же еще? Где мистер Гарднер?
– У себя в кабинете.
– Может, передашь, что я хочу его видеть? Ему не слишком поправилась моя просьба, но он все же потянулся к телефону на стене. Но не успел он снять трубку, как дверь за его спиной отворилась, и на пороге возник человек, который не мог быть никем иным, как президентом банка. Я двинулся к нему навстречу.
– Здравствуйте, мистер Гарднер!
На его физиономии отразилось удивление. Хэвис Гарднер был высоким стройным мужчиной с седеющими волосами, словно сошедший с рекламного объявления. Правда, сейчас он больше напоминал ребенка, впервые в жизни попавшего в цирк и способного лишь глазеть по сторонам.
– Хотел бы поговорить с вами наедине, – спокойно сказали.
– Из всех хладнокровных негодяев… – удивление на его лице сменилось яростью.
– Да, мистер Гарднер, я именно такой. И все же хочу поговорить с вами с глазу на глаз. На всякий случай, хочу сообщить, что полиции известно о моем пребывании в городе. Так будем говорить?
Он плотно сжал губы.
– У меня заседание правления. – Я ухмыльнулся, а он стиснул руки. – Впрочем, его можно ненадолго отложить.
Кабинет Гарднера был обставлен, как и подобает кабинету банковского деятеля: красное дерево и плюш. Он не предложил мне сесть, но я не стал ждать приглашения и уселся сам. Очевидно, начинать разговор предстояло мне.
– Я ищу Веру Уэнст. Как вы думаете, мистер Гарднер, где она может быть?
Вместо ответа он снял трубку и попросил соединить его с полицией. Выслушав ответ на вопрос, почему я явился к нему в банк, он сразу повесил трубку.
– Так вы, значит, считаете, что выкрутились? – прошипел он.
– Да, я так считаю. Теперь поговорим о Вере.
С минуту Гарднер внимательно разглядывал меня, переводя взгляд снизу вверх.
– Разумеется, я понятия не имею, где она. И знаете, что бы я сделал на вашем месте?
– Перерезал бы себе глотку? Замолчите и слушайте. Я и цента никогда не брал из этого заведения. Да, действительно, я сбежал, но это мое личное дело.
Он поспешно отступил на несколько шагов к своему огромному столу.
– Что это вы говорите, Макбрайд?
– Говорю, что меня ловко запутали. Все было специально подстроено, ясно?
– Нет.
– В таком случае объясню иначе. Почему именно меня обвиняют в присвоении этих двухсот тысяч долларов?
Гарднер никак не мог решиться, следует ли ему изумиться или забеспокоиться. Он несколько минут внимательно изучал свои руки, как будто видел их впервые, а потом снова взглянул на меня.
– Знаете, Макбрайд, если бы закон наложил на вас карающую длань, я бы даже не стал обсуждать этот вопрос. Но то, что вы добровольно вернулись сюда, заставляет меня отнестись к этому делу несколько иначе.
– Так и следует поступать. Ведь до сих пор меня еще никто не выслушал.
– Что же именно вы хотите сказать?
– Сперва вы расскажите, как это все произошло.
– Я теперь и сам не знаю, что думать. Доступ к этим расчетным книгам имела только мисс Уэнст, однако она никогда не прикасалась к ним. Но однажды я увидел их у нее и удивился, чего это ради она извлекла их из сейфа. Она объяснила, что вы хотели на них взглянуть. Я заинтересовался и решил тоже поглядеть книги. И тут же обнаружил следы подлога.
– Сколько денег недоставало?
– Двести одну тысячу сорок восемь долларов, – произнес он таким тоном, точно был удивлен, что я об этом спрашиваю.
– Понятно, а что произошло дальше?
– Я отправил вас и мисс Уэнст в отпуск, а сам связался с районным прокурором, который прислал в банк ревизора. Таким образом обнаружилась недостача, и все улики были против вас.
– Очень мило со стороны прокурора и ревизора, – заметил я.
– Макбрайд… почему вы скрылись?
Я и сам хотел бы это понять. Знай я, почему Джонни сбежал, все проблемы разрешились бы тут же.
– Да просто струсил, вот и все, – я неопределенно пожал плечами. – Но теперь вернулся, так что начнем все сначала.
– Вы вернулись, чтобы оправдаться?
– А зачем же еще?
Он откинулся на спинку стула и скрестил на груди руки.
– Просто невероятно, и я не знаю, верить вам или нет.
– Это уж вам решать.
– Если… учтите, если вы говорите правду, я, конечно, хочу, чтобы вы смыли с себя это пятно. Пока что у меня нет сомнений в вашей виновности. Но мне тоже случалось ошибаться, и я всегда был готов признать свою вину. Так что на этот раз я воздержусь от каких бы то ни было суждений, пока все окончательно не прояснится. И употреблю все имеющиеся в моем распоряжении средства, чтобы установить истину. Однако пока все улики против вас. Может быть, укажете нам, с чего все-таки следует начинать?
– Найдите Веру Уэнст. Ей вес известно.
– Вы знаете, что с ней произошло?
– Кое-что слышал. Может, и вы слышали? Сначала она связалась с Сорво, а затем исчезла.
– В таком случае, вам известно столько же, сколько и мне.
– Вы будете ее искать?
– Разумеется. По крайней мере, ее будет искать страховая компания, а я их немедленно уведомлю.
– Когда она ушла отсюда, то что-нибудь оставила? Бумаги или какие-нибудь письма?
– Ничего. Ящики ее стола были совершенно пусты. С тех пор она нам не писала и не обращалась за рекомендациями. С секунду я смотрел на него.
– Понимаете, а я ведь соскучился по банку. Не разрешите ли вы взглянуть на мое прежнее рабочее место?
– Не понимаю, зачем… – недовольно проворчал он.
– Просто хочется после пятилетнего отсутствия увидеть старое место…
Ему все это не понравилось, но, в конце концов, для отказа не было причин. Мы прошли с ним по длинному коридору, миновали две зарешеченные двери и вошли в будочку кассира, которая выглядела точно так же, как и любая другая в любом банке мира.
На табурете спиной к нам сидел какой-то парень. Перед ним лежали пачки бумажных денег, а рядом стояли три саквояжа с монетами. Прямо у него под ногами я увидел кнопку вызова полиции. Другая такая же находилась на уровне колена. Из-под крышки стола торчала рукоятка револьвера – там была оборудована специальная полочка. Под нашими пристальными взглядами парень засуетился, занервничал, уронил на пол никелевую монетку и полез ее искать. Мы вышли из будки.
– Все-таки мне непонятно… – проронил Гарднер.
– Обыкновенная сентиментальность, – пробормотал я. Черта с два сентиментальность. Мне было жаль Джонни. Даже если он и совершил преступление, его нетрудно понять: чтобы вырваться из этой клетки, можно пойти на все. И теперь я понимал, почему он предпочел труд на свежем воздухе: пусть его мочил дождь, пусть он был постоянно в грязи, пусть его часто ругали, но зато вокруг был простор, а он был свободен.
Гарднер проводил меня до самого выхода из банка и, пока охранник отпирал дверь, спросил:
– Вы, конечно, будете все это время в городе?
Я ухмыльнулся, подумав о том, что кто-то непременно умрет прежде, чем я уберусь отсюда, если, конечно, вообще уберусь, и ответил:
– Разумеется.
На табличке значилось:
«ЛИНКАСЛСКАЯ ДЕЛОВАЯ ГРУППА»
Табличка была бронзовая, в рамке из красного дерева. Офис занимал первый этаж большого здания. В просторный холл выходило множество дверей. Я выбрал одну, на мой взгляд наиболее солидную, вошел и очутился в огромной комнате, с рядами скамеек по стенам, на которых сидело два десятка мужчин и какая-то старая грымза. Все они бросали взгляды на секретаршу. На Девице было настолько узкое и низко вырезанное платье, что ее груди торчали вперед, словно кулаки боксера в боевой стойке. Она сидела, скрестив ножки. Я подошел к столу и небрежно проронил:
