Вытирая пот носовым платком, я подхожу к открытому окну и закрываю его. С этой стороны нечего особенно бояться. Окно выходит в хорошо продуваемый дворик, а напротив возвышается глухая стена. Покончив с окном, я отправляюсь обследовать дверь, выходящую на лестничную площадку. Она была закрыта на ключ, но ключа в замке нет. Он висит на своем гвозде у косяка. Я закрываю дверь и подпираю ее табуреткой. Превозмогая тошноту, я возвращаюсь в смертоносную столовую.
Затем я прохожу в спальню, пропитанную запахом духов и кокетливо убранную, если не считать разобранной постели и валяющегося на полу платья. Из-за своей обветшалой обстановки столовая имеет устаревший вид. В этой же комнате почти все современное. Ну, вроде того. В зеркальном шкафу, который я обследую, имеется целая коллекция женских тряпок, и некоторые из них, в частности желто-голубой ансамбль с геометрическими мотивами в стиле «оп-арт», слишком узки для такой Юноны, какой была Кристин. Обернув руку намокшим от пота платком, я выдвигаю ящики секретера. Они пусты. Может, так оно всегда и было, а может быть, и нет. Редко случается, чтобы все ящички были абсолютно пусты. Всегда найдутся две-три пустяковины, которые надо туда засунуть.
Моя прогулка приводит меня на кухню, где царствует плита, которая топится углем. Ко мне, Ландрю[9]. Не было ли сожжено содержимое ящиков? Вооружившись кочергой, я ворошу полный остывшей золы очаг и извлекаю из него кусок ткани, уцелевшей от огня. Кусок величиной с пол-ладони, не больше. После того как я стряхнул с него покрывавший его пепел, передо мной предстало нечто серое с тонкими голубоватыми полосками. Если не ошибаюсь, кусочек костюма Аньес Дакоста.
Я сую его в карман, уничтожаю все следы своего присутствия и сматываюсь, оставив дверь приоткрытой, повешенную– на ее позвякивающей виселице и мух – при исполнении своей омерзительной пляски.
Я спускаюсь по лестнице, никого не встретив и не слыша иных звуков, кроме резвящегося вокруг ветра. Меня сопровождает только запах туалета.
Спустившись вниз и вновь перейдя на легальное положение, я взламываю почтовый ящик парикмахерши. Возможно, она получала интересные письма. Там только одно письмо. Скомкав его, я смываюсь без дальнейших проволочек.
Чуть позже, в машине, я извлекаю из конверта, отправленного из Лурда и, судя по всему, сегодня доставленного по адресу, открытку со старинным видом на фасад воспитательного дома строгого режима в Аньяне (Эро). На ее обратной стороне я читаю:
«Дорогая кузина, надеюсь, что в этом месяце ты не надуешь меня с бабками. Мне не на что покупать продукты. Когда хочется шамать, я имею обыкновение открывать рот. Это может стать затруднительным. Как ты находишь этот «вид»? Я его откопала во время наряда на уборку, на чердаке. Забавно. Целую тебя
Мод».
Первый вывод, который напрашивался сам собой после прочтения этой писульки, заключался в том, что у адресата была довольно странная кузина. Эта самая Мод, должно быть, пребывает в заведении наподобие воспитательного дома в Аньяне для женщин. И она угрожает раскрыть это, если не получит деньжат на пропитание. Похоже на то, что речь идет о ежемесячном пособии. Остается выяснить, имеет ли это какое-нибудь отношение к исчезновению Аньес Дакоста и всем прочим странностям.
Я убираю конверт и открытку, выхожу из машины и отправляюсь в ближайшее бистро: попытаюсь дозвониться до Дорвиля. Одновременно я потягиваю мартини, чтобы прийти в себя от впечатлений. Никто не отвечает, и я прекращаю попытки. Стараюсь сообразить, стоит или не стоит предупредить фараонов о том, что их ждет на улице Бра-де-Фер, и также оставляю эту мысль. Мне нужно время, чтобы поразмыслить.
Я снова сажусь за руль и возвращаюсь в «Литтораль».
Сегодня снова дежурит посыльный Жерар. Он идет мне навстречу, зевая на ходу. На нем еще сказывается эффект проглоченного сегодня ночью виски.
– Тут г-н Дельма хочет вас видеть,– говорит он, указывая в глубину холла, где виднеется высокая фигура человека в светлом костюме и в ореоле шляпы, с фотоаппаратом наперевес. Вид у него самый что ни на есть непринужденный.– Г-н Дельма – репортер из «Эко дю Лангедок».
– Я бы сказал, что конфиденциальная информация распространяется здесь довольно быстро, не так ли? Что с моим приятелем Брюера?
– Он передал, что не выйдет сегодня на работу. Я заходил узнать, как его дела. Сегодня ночью мы немножко перебрали, помните?
Он одаривает меня понимающей ухмылкой сообщника, потом, растопырив пальцы наподобие когтей птицы, в которых она держит крупное яйцо, он подносит руку к правому глазу.
– О! У него такой фингал под глазом! Как будто он врезался в дверной косяк.
– А может, ему кто-нибудь двинул как следует?
– Вряд ли. Где бы это?
Я чуть было не ответил: «Да в моей собственной конуре», но сдержался. Это так себе, мыслишка пришла. Если мне и нужно ее проработать, то я сделаю это в компании самого Брюера. Пока же займемся журналистом. Каждый из нас проходит навстречу друг другу половину разделяющей нас дистанции.
– Нестор Бюрма,– представляюсь я.– Вы хотели со мной поговорить?
– Если это вас не затруднит…
Он протягивает мне руку. Мы обмениваемся рукопожатием. Он эдакий миляга, но немного прохиндей.
– Меня зовут Габриэль Дельма. Я из «Эко дю Лангедок».
– Газета, которая, конечно, всегда в курсе всех новостей?
Он улыбается.
– Почему вы так говорите? Потому что я вас здесь жду? Знаете, мы ведь всегда проверяем списки проживающих в крупных отелях, охотясь за путешествующими знаменитостями. Иногда даже сами служащие гостиниц нас информируют об этом. Вот так мы и узнали о вашем присутствии.
– Не от Жерара ли?
– От него. Но мы бы в любом случае это узнали. Короче, Нестор Бюрма, частный детектив,– это уже кое-что. Но вдобавок еще и уроженец этих мест! Наш главный редактор счел, что интервью просто необходимо…– Его улыбка обозначается резче.– А теперь, если вам придется выставить меня вон, пальните в меня из вашей пушки. Моя журналистская честь будет спасена.
– А, так вы разглядели? – говорю я, поправляя свой съехавший пиджак.– Вы, наверное, не в состоянии удержаться от того, чтобы не заглядывать в чужие декольте, какими бы они ни были? Ладно. Что ж, давайте поднимемся ко мне, побеседуем о вашей статейке и пропустим по рюмочке.
Наверху, держа бокал в руке, я сообщаю ему все необходимое, чтобы он мог накропать свою фирменную статью. Он стенографирует мой рассказ.
– И напоследок еще один вопрос,– говорит он, еще больше усугубляя опасный наклон своей шляпы, привинченной у него на макушке.– Вы здесь по делу или в отпуске?
– В отпуске, навестить родных и т. п. Не по делу.
– А! Вот как! А как же тогда ваша пушка?
– По забывчивости. Она всегда со мной, и я настолько к этому привык, что, бывает, купаюсь вместе с ней.
– Ну, значит, так и напишем: в отпуске.
– Так и пишите.
Он смотрит на меня с улыбкой.
– А что это у вас там в области носа, промеж глаз? Как будто удар… солнечный удар.
– Солнечный удар и есть. Видите ли, мы, парижане… я хоть и родился здесь, но я все-таки парижанин… Так вот, у нас, парижан, чрезвычайно чувствительная кожа.
– Конечно, конечно. Значит, пишем: в отпуске.
– Вот-вот. В отпуске. Я забыл вам это сказать.
– Что именно?
– Что я в отпуске. Вы не забудете?
– Я это запишу. Вы позволите вас сфотографировать? Это, конечно, не бог весть как, но освежит статейку.
Он делает снимок со вспышкой.
– Ну что ж, благодарю вас,– говорит он наконец.– Я побегу в свою газетенку отредактировать все это. Материал выйдет завтра утром. Может быть, еще увидимся?
– И не позднее, чем сегодня вечером, если вы свободны и не имеете ничего против моего общества. Мне нравится ваша физиономия, Дельма. Хоть я и родился здесь, верно, но это было так давно, что я себя чувствую как посторонний. Здесь как будто теперь есть ночные кабачки? Вы не могли бы заглянуть со мной в один-другой?
– О! Да это же… замечательно, просто замечательно! Я… я польщен… Я свободен в десять часов. Идет?
– Идет. Заезжайте за мной, я буду на террасе кафе «Риш». Я в отпуске. Этим надо воспользоваться.
– Конечно,– соглашается он, прощаясь.
Он хоть и под мухой, но соображает неплохо. Завтра я ознакомлюсь с его прозой и станет ясно, могу ли я в случае необходимости ему довериться.
Глава IV
Двойная жизнь Аньес
Могу. В статейке, которую он написал, нет никаких подвохов и никаких коварных намеков, ничто в ней не дает оснований хоть на минуту заподозрить, что автор имеет свое особое мнение по поводу отпуска Нестора Бюрма, «нашего замечательного соотечественника, известного детектива» и далее в том же духе. Он отнюдь не дурак, этот Дельма. Кстати, я имел возможность убедиться в этом сегодня ночью, во время нашей скромной великокняжеской прогулки. Он не выставлял меня как ярмарочное диво. Все это заслуживает вознаграждения. Я набираю коммутатор «Литтораль» и прошу соединить меня с номером, который мне на всякий случай оставил молодой журналист.
