Когда подошла официантка, Этридж заказала джин с тоником.
— Я тороплю время, — сказала она. — Сейчас, пожалуй, слишком холодно для летних напитков. Но я сама полна огня, так что могу себе это позволить. Как ты думаешь?
— Воля ваша, миссис Этридж.
— Почему ты не обращаешься ко мне по имени? Шантажисты не должны держаться так официально со своими жертвами. Я же называю тебя — Мэт, и это дается мне легко. Почему же ты не можешь называть меня просто Беверли?
Я пожал плечами, потому что и впрямь не знал, что ответить. Я постарался войти в роль, но плохо понимал при этом, какие чувства к ней испытываю. Я не называл ее Беверли главным образом потому, что очень уж она этого добивалась, но такой ответ лишь вызывал новый вопрос, а не объяснял причину полностью.
Официантка принесла ее заказ. Она затушила сигарету и принялась за джин с тоником. Дышала она глубоко, ее грудь под розовым свитером трепетала.
— Мэт?
— Что?
— Я пыталась придумать какой-нибудь способ раздобыть деньги.
— Отлично.
— Но мне нужно время.
В своей игре я повторял этот ход трижды и неизменно получал один и тот же ответ. Все они были богаты, но никто якобы не мог наскрести нескольких тысяч долларов. Может, экономическое положение страны и в самом деле так ухудшилось, как пишут в газетах?
— Мэт?
— Мне нужны деньги как можно скорее.
— Неужели ты не понимаешь, сукин сын, что я и сама рада была бы отделаться от тебя побыстрее! Но я могу взять всю сумму только у Кермита, а он непременно поинтересуется, на кой черт они мне понадобились. — Она опустила глаза. — Во всяком случае, у него нет лишних денег.
— А я-то думал, что у него больше денег, чем у самого Господа Бога.
Она покачала головой.
— У него очень приличный доход, но основную часть капитала он получит только после того, как ему стукнет тридцать пять.
— И когда же произойдет это великое событие?
— В октябре. Капитал Этриджей может быть разделен лишь по достижении младшим из них тридцати пяти лет.
— А он младший?
— Да, верно. Через шесть месяцев, в октябре, он получит право распоряжаться деньгами. Я уже предупредила его, что хочу иметь свои средства, потому что не могу оставаться всю жизнь в полной зависимости от него. Подобного рода просьбу он может понять и, думаю, пойдет мне навстречу. Я не знаю, какую сумму он мне выделит, но, конечно, она будет больше пятидесяти тысяч долларов. Вот тогда я и смогу рассчитаться с тобой.
— В октябре?
— Да.
— Сомневаюсь, что вы сможете сразу распоряжаться деньгами. Такие дела без бумажной волокиты не обходятся. Понадобится еще по крайней мере шесть месяцев, прежде чем у вас в руках окажутся наличные.
— Ты думаешь, это так затянется?
— Вполне возможно. Если я уступлю вам, мне придется ждать не шесть месяцев, а целый год, а это слишком долго. Даже шесть месяцев — это чересчур. В моем положении, чтоб вы знали, миссис Этридж, и один месяц — слишком большой срок. Чертовски большой срок! Миссис Этридж, я уже говорил, что хочу уехать из города.
— Почему?
— Мне не нравится здешний климат.
— Но ведь уже весна. Впереди лучшие нью-йоркские месяцы, Мэт.
— Все равно здешний климат мне не подходит.
Она закрыла глаза, и я мог спокойно рассмотреть ее. Освещение небольшого зала — свет узких, как свечи, электрических лампочек на фоне крапчатых красных обоев — выгодно подчеркивало ее красоту. Один из мужчин встал с табурета у стойки, прихватил часть отсчитанной ему сдачи и направился к двери. На ходу он бросил какую-то фразу, и одна из женщин громко рассмеялась. Вошел новый посетитель. Кто-то сунул монету в музыкальный автомат, и Лесли Гор запела о том, что этот вечер принадлежит ей и она может плакать, если ей захочется.
— И все-таки ты должен дать мне отсрочку.
— У меня нет такой возможности.
— Почему ты торопишься уехать из Нью-Йорка? Чего-нибудь боишься?
— Того же, что и Орел-Решка.
Она задумчиво кивнула.
— Он сильно нервничал в последнее время. Это очень возбуждало меня.
— Охотно верю.
— Я была не единственной его жертвой. Он это ясно давал понять. Интересно, он передал тебе всех, кто был у него на веревочке, Мэт? Или только меня?
— Хороший вопрос, миссис Этридж.
— Да, мне самой нравится. И кто же его убил, Мэт? Кто-нибудь из этой связки?
— Вы хотите сказать, что он мертв?
— Я читаю газеты.
— Конечно. Ведь иногда там появляются и ваши фотографии.
— Да, и на этот раз мне крупно повезло. Это ты убил его, Мэт?
— Зачем бы мне это делать?
— Чтобы самому получать доход от нашей миленькой компании. Я подумала, это твоя работа. В газете сообщалось, что его выловили из реки. Признайся, ты убил его?
— Нет. Может, это сделали вы?
— Да, конечно. Просто взяла свой маленький лук со стрелами и укокошила его. Послушай, подожди год, и ты получишь двойную сумму. Сто тысяч долларов. Хорошие проценты.
— Я предпочел бы получить наличные, и поскорее, а уж потом куда-нибудь сам вложил бы их.
— Говорю тебе: у меня нет сейчас денег.
— А ваша семья?
— Мои родители? У них тоже нет денег.
— А я думал, что у вас богатая семья.
Она смутилась и, чтобы скрыть это, взяла еще одну сигарету. И мой, и ее бокалы были пусты. Я подозвал официантку, она принесла нам еще выпивки. Я поинтересовался, готовят ли у них кофе. Девушка ответила, что обычно нет, но если я хочу, то она может заварить пару чашечек для нас. Ее тон при этом отчетливо выражал надежду, что я не буду настаивать. Я сказал ей, чтобы она не затрудняла себя.
— У меня был богатый прадед, — неожиданно сказала Беверли Этридж.
— Да?..
— Но мой отец последовал по стопам своего отца. Он научился у него благородному искусству превращать миллионы долларов в жалкие гроши. Я росла, ни в чем не нуждаясь, и думала, так будет всегда. Вот в чем причина того, что случилось со мной в Калифорнии. У меня был богатый папочка, и я могла ни о чем не тревожиться. В случае чего он всегда был в состоянии внести за меня залог. Поэтому даже к серьезным вещам я относилась чересчур легкомысленно.
— Что же произошло потом?
— Он покончил с собой.
— Каким образом?
— Отравился выхлопными газами в закрытом гараже. Какая разница?
— Вообще-то никакой. Просто мне всегда любопытно, как это происходит. А вы знаете, что врачи обычно используют револьверы? Несмотря на то, что у них есть доступ к таким простейшим и безболезненным средствам, как морфий, они почему-то предпочитают вышибать себе мозги, устраивая кровавую сцену. Так почему же он покончил с собой?
— Потому что промотал все деньги. — Она подняла бокал, но ее рука внезапно замерла. — Поэтому я и переехала на восток. После смерти отца у нас не осталось никаких средств, только долги. Мать получила страховку, которая обеспечила ей сносную жизнь. Она продала дом, переехала на частную квартиру. Все это да еще помощь органов социального обеспечения и позволяет ей существовать. — Она сделала большой глоток. — Я не хочу говорить об этом!..
— И не надо.
— Если ты отнесешь эти фото Кермиту, то ни черта не получишь. Только себе напортишь. Он не даст за них ни цента, потому что ему глубоко наплевать на мое доброе имя. Но свое доброе имя он бережет и поэтому постарается избавиться от меня и жениться на такой же холодной рыбе, как он сам.
— Может быть.
— На этой неделе он играет в гольф. В смешанном состязании профессионалов и любителей, которое пройдет накануне официальных соревнований. Он будет выступать против профессионального игрока. Спортсмен получит свои доллары, а Кермит потешит свою гордость. Это самая сильная его страсть — гольф.
— Я думал, что самая сильная его страсть — вы.
— Я просто украшение его дома, ведь когда надо, могу вести себя как настоящая леди.
— Только когда надо?
— Да. Сейчас он за городом, готовится к соревнованиям. Поэтому я возвращаюсь домой в любое время. Могу делать все, что мне заблагорассудится.
— Хорошо устроились.
Она вздохнула.
— Боюсь, на этот раз я не смогу воспользоваться своей сексуальной привлекательностью?
— Думаю, нет.
— Очень жаль. Я привыкла ею пользоваться. Можешь поверить, я чертовски хороша в постели. И все же сто тысяч долларов — кругленькая сумма. Даже и через год.
— Но ведь это журавль в небе.
— Просто ума не приложу, какой подход к тебе применить. Секс тебя не интересует, а денег у меня нет. Есть только кое-какие личные сбережения.
— Сколько?
— Около восьми тысяч. Мне уже давно не подсчитывали проценты. С этого вклада можно снимать деньги всего раз в год. Сама не знаю, как они уцелели. Я могла бы отдать их как аванс.
— Хорошо.
— Через неделю.
— А почему не завтра?
