Ознакомительная версия.
– Ты такой веселый, потому что не знаешь, в чем тебя обвиняют.
– Почему? Знаю. Попытку избиения неизвестного мне гражданина ночью на вилле. Попытку. Только попытку. Да я вообще-то только попугать хотел. И еще шину проколол. Тут я виноват. И готов понести заслуженное наказание.
– Ошибаешься, Сема. Ошибаешься. Тебя будут судить за соучастие в коллективном и особо извращенном изнасиловании несовершеннолетних. В Америке это ужасная статья. Просто кошмарная!
– Но я ничего такого не делал. Моя задача шилом, бейсбольной битой. А другое не я.
– А я и не говорю, что ты лично сам всеми этими безобразиями занимался. Ты состоял в банде.
– Ни в какой банде я не состоял. Я был знаком только с Александром Николаевичем.
– Ох, как ты заблуждаешься, Сема. Ты приехал в чужую страну и не знаешь местных законов. За соучастие в коллективном и особо изощренном изнасиловании несовершеннолетних здесь кастрируют.
Сема открыл глаза и начал заикаться:
– К…как кастрируют?
– Если повезет, отрежут яйца, и всё.
– А если не повезет?
– То яйца отдавят.
– Как?
– Будут давить. Один день одно яйцо, другой другое.
– Зачем?
– Чтобы было больно. Знаешь, когда давят яйца, это больно. Расскажешь всё, что было и чего не было.
– А я и сейчас расскажу всё, что было и чего не было.
– Молодец.
– Вы только скажите мне, что рассказать, всё расскажу.
– Договорились. Ты сначала расскажешь следователю, что было. А потом мы поговорим о том, чего не было.
Семен повеселел:
– Договорились?
– Договорились.
– И мне яйца… того, нет?
– Вернешься на родину с чистым сердцем и нетронутыми яйцами.
И я его отпустил. Уходил он весело. Благодарил. И, прощаясь, многозначительно изрек:
– А Зайцев – паскуда. Вот кому надо яйца давить. И медленно-медленно. Но основательно.
– Будем, – пообещал я.
* * *
На следующий день утром мы собрались на завтрак.
– Что теперь? – спросила Марина.
– Здесь нам делать больше нечего.
И мы решили возвращаться.
– Сегодня же полетим из Олбани! – обрадовалась Марина.
– Прямого рейса из Олбани в Орландо нет, только рейс с пересадкой в Вашингтоне. И на него мы сегодня не успеваем, он вылетает в три дня. Поэтому доедем до Вашингтона на машине. Там высадим Карину, сдадим «Лексус» в «Авис» и с первым рейсом домой.
Возражений не было.
Билл решил остаться на несколько дней. А Аллу Вольф согласился отвезти в Вашингтон Андрей. Я пожелал ему счастливого пути и мужества. Он не понял, почему мужества, и стал оправдываться:
– Да, я езжу очень быстро. Но осторожно. У меня большой опыт.
Я вспомнил инцидент с коровой в Камеруне.
– Это верно. К тому же вероятность того, что на хайвее тебе встретится корова, невелика. Но будь внимателен и запомни слова Вирджинии Вульф: «Женщины всегда больше интересуют мужчин, чем мужчины женщин. Если наоборот, то это страшно».
Вечером того же дня мы с Мариной сели в самый последний самолет до Орландо. И через несколько часов знакомый поезд отвез нас от блока прилета до зала аэропорта.
Андрей позвонил мне на следующий день и начал как обычно: «Вы знаете…»
– Вы знаете. Эта Вульф – дура.
– Я в курсе. Продолжай.
– У нее что-то не в порядке с психикой.
– И это мне известно.
– Она меня начала спрашивать о таких вещах…
– И ты? Надеюсь, ты ее не ударил. Ее в последнее время часто бьют.
– Нет, не ударил. Но использовал всю силу русских слов.
– А она?
– Обрадовалась. Сказала, что плохо обо мне думала, а теперь понимает, какая я глубокая натура.
– Я рад за тебя.
– Вы знаете, Евгений Николаевич, я вам звоню не просто так. Дело в том, что… Лучше я вам расскажу всё по порядку.
– Согласен.
– Она спала до самого Нью-Йорка. А когда мы выехали на Нью Джерси Парквей, спросила, знаю ли я, кто такие «мачо». Я начал объяснять. Она слушала-слушала, а потом сказала: «Вы, Андрей, не похожи на мачо. А вот Евгений похож». Видите, как она вас оценивает.
– Это очень лестно. Но, я надеюсь, это не самое главное из того, что ты хочешь мне сообщить.
– Нет, не главное. Она рассказала, что вышла замуж за грека, потому что он был похож на латина. И потом, уж не знаю почему, я ей посоветовал купить картину, где нарисован какой-нибудь мачо и повесить у себя дома. Посоветовал просто так. Она молчала до самого Балтимора. А как проехали Балтимор, сказала: «Вы знаете, что я вам хочу сказать…»
– Она сказала «А вы знаете» или ты, как обычно?
– Теперь уже не помню. Но она сказала, что вспомнила, как Наташа рассказывала ей о каком-то латиноамериканском художнике и случайно обмолвилась, что именно у этого художника она купила свое зелье.
– А теперь поподробней.
– Понял. И я начал ее допрашивать.
– Результат?
– Никакой. Я прекратил вопросы, потому что понял, если буду нажимать, она начнет придумывать. И тогда уже не разберешь, где правда, где нет.
– Итак, Наташа ей рассказывала о каком-то латиноамериканском художнике.
– Да.
– Из какой страны? Латинская Америка большая.
– Наташа не говорила. Только латиноамериканец – и всё. Ну, и он продал ей это зелье.
– Ты не спросил, почему Наташа это ей рассказала?
– Спросил. Она объяснила это тем, что, когда Наташа говорила о художнике, Вульф ей не поверила и начала над ней смеяться: нет у тебя никакого знакомого художника. И тогда Наташа в качестве доказательства существования художника сказала, что купила у него свое зелье.
– Говорила с ней Алла об этом потом?
– Нет. Друзья Наташи ее не интересовали.
– И больше они на эту тему не разговаривали?
– Нет.
– Почему она до сих пор молчала?
– Говорит, что забыла.
* * *
Я тут же позвонил Биллу.
– Как ты думаешь, она не врет?
– Не знаю. Но поискать художника надо.
Он согласился, и мы начали искать латиноамериканских художников. Сразу же вспомнили перуанца из музея Кента. Люди Билла его допросили. Он клялся, что никакую Наташу не знает. Услышав, что ее мужа подозревают в связях с какой-то Наташей, жена художника устроила ему скандал. В Платтсбург приехал Андрей, и он вместе с женой художника в течение четырех дней рассматривал все наброски художника в надежде увидеть что-либо похожее на Наташу. Ничего не нашли, художника оставили в покое и принялись за других.
Нашли двух аргентинцев, которые держат салон в Берлингтоне. Люди Билла их допросили. Ответ был один – ничего не знаем.
– Может, поищем в Квебеке? – предложил я.
– Поищем, – согласился Билл. – Только они в Канаде всегда рьяно берутся нам помогать, но ничего не делают. Думаю, по злобе. Они нас не любят.
Поиски в Квебеке тоже оказались безрезультатными. Конечно, в штате Нью-Йорк есть еще и город Нью-Йорк. Но там искать латиноамериканского художника все равно, что искать в Мексике человека с фамилией Родригес.
Билл несколько раз встречался с Аллой, но ничего нового не узнал.
И мы искать перестали.
Тем временем Зайцев заявил, что готов сотрудничать со следствием. Его просили назвать клиентов и рассказать, как проходил набор девочек. Он отказывался. Его адвокат утверждал, что он не совершал ничего противозаконного:
– Он просто находил людям подругу. Это не запрещено. Никаких денег он не брал. И клиенты не платили.
Словом, чистая любовь.
Но сама схема четко вырисовалась. Находили клиента, который интересовался какой-либо определенной фигуристкой. Подыскивали девчонку, внешне на нее похожую, и приводили к нему.
Деньги? Помилуйте, какие деньги? Добрые чувства. Разница в возрасте? Это не запрещено.
Клиенты грозились подать в суд за вмешательство в личную жизнь. Применить к ним особые методы допроса было невозможно. Они занимали высокие посты: член палаты представителей штата Северная Каролина, окружной судья.
Семен во всем признался. Он когда-то занимался борьбой, утверждал, что был каким-то чемпионом. В Москве работал в охранной фирме. Зайцева знал еще по Москве. Тот его и привез в Лейк-Плэсид. Сказал, что организует здесь нечто вроде охранной фирмы. Платил немного. Семен надеялся на большее, но поставил Зайцеву условие: всё буду делать, только без мокрого.
– У вас здесь есть газовая камера, – объяснил он следователям. – Чуть что – и ушел. На мокрое не пойду.
И в тот день он, якобы, не стал бы убивать никого. Так, попугать. Ему не верили. Допросы продолжались.
Все четыре девицы: Лида, Катя, Нина и Светлана – как в воду канули.
Карина спросила меня:
– Как ты думаешь, их найдут? Я не хочу, чтобы Колин нашел их. Я за них боюсь. Ты знаешь, папа, эти девчонки совсем не такие, как о них говорил Колин. Они интересные. У них у каждой своя жизнь. Интересная жизнь.
– Не надо за них бояться. – успокоил я дочь, – Эти девчонки не пропадут. Никакие жизненные невзгоды таких сломать не смогут. Сами выкрутятся, да еще и другим помогут. Традиция! Вот только мужчины…
Ознакомительная версия.
