– У нее – светлое полотняное платье, красные босоножки на высоком каблуке и большая красная сумка, в ней и была бутылка. На него обратила меньше внимания. Кажется, в темных брюках, легкой рубашке. У него длинная мускулистая шея и вот здесь, под ухом небольшой шрам. Подождите, они сидели на левой стороне, значит, шрам был с правой стороны шеи. Извините, но я должна...
– Очень благодарен. Как вас зовут?
– Хаузер. Мадлин Хаузер.
Я спустился по трапу, его тут же откатили, дверь задраили. Пока я шагал к зданию аэровокзала, самолет уже катился по взлетной полосе, и в спину мне ударил мощный рев и волна горячего воздуха.
Изабелл ждала меня у дверей. Я отвел ее к креслам у стены, обращенным к цветным окнам и взлетным полосам, мы уселись, и я рассказал, что узнал от Мадлин.
Печально покачав головой, она сказала:
– Это был не Джон. Ничего не сходится. На шее у него нет никаких шрамов. На грубость он не способен. Где же он? Что с ним? Вы сообщили полиции, что вам сказала стюардесса?
– Оставьте мне эту фотографию, ладно?
– Пожалуйста. Я могу дать объявление об исчезновении Джона? Может, дело сдвинется с места?
– Сначала нам нужно решить, что мы хотим сдвинуть.
Она стукнула кулаком по ручке кресла.
– Чего вы тянете? Теперь ведь это дело полиции. Может, мне следует позвонить в редакции газет. Боже мой, нельзя же сидеть сложа руки!
– Это лучше, чем носиться без цели и смысла.
– Вдруг его держат взаперти, он совсем один, ему плохо.
– Изабелл, стоит нам раструбить, что узнали, каждый, кто замешан в истории, укроется в норку и переждет. Нам необходимо узнать больше. Нужно хотя бы определить подозреваемых, кому выгодно и зачем это сделали. Все события не случайны, в них непременно есть своя логика. Нужно бы повидаться с адвокатом, которого она наняла. Он не из этого округа – из Беласко. А вот фамилии не знаю.
– Я знаю. Постойте, попытаюсь вспомнить. Я слышала, как Джон называл имя, когда говорил с Моной по телефону. На "М", что-то итальянское... Мацари. Точно, так его зовут.
– Где Беласко?
– Отсюда недалеко. Наверно, еще километров тридцать на восток.
В Беласко мы приехали двадцать минут третьего. Город казался раза в два меньше и древнее Эсмерелды. Там были крохотные площади со старомодными фонтанами, мавританские башенки, миссионерские церквушки, засохшее русло реки с ручьем на дне, осенние стайки туристов с фотоаппаратами и прекрасный вид на горы. Роган и Мацари разместились в старом желтом здании банка на главной площади. Девушка в их офисе сообщила, что Микеле Мацари сейчас в суде, напротив. Перейдя улицу, мы зашли в здание суда. В коридорах было жарко, душно и грязно. Мацари в рубашке с короткими рукавами стоял у питьевого фонтанчика, разговаривая с двумя мужчинами. Сопровождавший нас служащий подошел к нему, и Мацари, кивнув, через минуту направился к нам. Это был смуглый, невысокий крепыш с бычьей шеей и быстрой белозубой улыбкой, с намечающейся плешью на темени. Изабелл он смерил с головы до пят откровенно оценивающим взглядом искушенного знатока.
Рукопожатие было крепким и энергичным.
– Макги? И мисс Уэбб? О, мисс Уэбб! Джон – ваш брат? Ага, понятно. Это секретарша вам объяснила, где меня найти?
– Я сказал, что дело срочное.
– И действительно – срочное?
– Да, – решительно объявила Изабелл.
Извинившись, он подошел к служащему у дверей судебного зала и, что-то шепнув ему, завел нас в маленькую комнатушку рядом, явно предназначенную для свидетелей, – серо-бежевый кубик с золотистыми дубовыми стульями и столом. Мы присели к поцарапанному столу, и адвокат объяснил:
– Там идет процесс по гражданскому иску: автомобильная авария. Ненавижу эти вонючие тяжбы. Присяжные как раз определяют, что навесить моему клиенту. Может, у меня есть свободных минут пять, а может, и два часа, все зависит от их совещания. И что за срочное дело у вас? Полагаю, оно связано с Моной Йомен.
– Вчера пополудни ее убили, – сказал я.
Он не производил впечатление человека, которого легко выбить из колеи, но это известие его поразило. Изумленный, он недоверчиво возразил:
– Постойте, постойте. Такое даже старый Джас не в состоянии прикрыть. А я ничего не слышал.
– Преподносится так, вроде бы сбежала с Джоном Уэббом. Труп исчез. Уэбб тоже пропал. Похожая на них парочка вчера вылетела из Карсона.
– Возможно, это и были Мона и Джон Уэбб?
Изабелл вскинулась, протестуя, но я быстро заткнул ей рот и выложил Мацари все факты – выстрел из дальнобойного ружья, смерть Моны, ее труп у моих ног, коробка с инсулином, рассказ стюардессы, отбуксированная в полицию машина Уэбба.
Он присвистнул.
– Вот это цирк! Если б вы не впутались, Макги, у них все проскочило бы как по маслу. Извините, мисс, но они сами навели всех на мысль об их бегстве. Они никого не видели вокруг, кроме друг друга. А она не могла успокоиться, пока не захомутала меня, чтобы выколотить деньги.
– Это правда, что Джаспер Йомен ее обобрал?
Он пристально посмотрел на меня:
– Собственно, чьи интересы я должен представлять?
– Не Моны – она мертва.
– А вы при чем, Макги?
– Решение ее денежных проблем законным путем потребовало бы много времени. Да еще неизвестно, чем кончилось бы. Она надеялась, что я отыщу что-либо, чтобы сократить процесс. Оплатила мне дорогу сюда. Но мне не хотелось браться за такое поручение.
– Значит, теперь я представляю вас?
– Любого из нас обоих. Разумеется, если... кто-то вас еще не подкупил.
Мацари сдержал раздражение.
– Ваше право спрашивать, пожалуйста. Меня никто не подкупал. Иначе я был бы намного богаче. И не канителился бы с такими ничтожными процессами. Я независимый бедняк и весьма горжусь этим, если вас интересует. Конечно, вам нужен человек сведущий. Мона заявилась ко мне, так как я слыву независимым адвокатом. Плевал я на власти. Слава Богу, меня никогда не изберут на тепленькую должность.
– Итак, адвокат у нас уже есть. Первый вопрос, мистер Мацари.
– Мик.
– А я Тревис, это – Изабелл. Мик, Джас украл наследство?
– Украл – неподходящее слово. Взял из ее кармана и переложил в свой. Но целой армии ревизоров нужно не меньше двух лет, чтобы доказать это. Нет ничего очевидного. Разные сделки, продажа ценного имущества через подставные фирмы, а затем купля его за гроши. При умелом обращении то имущество сейчас могло стоить миллионов пять. Но все испарилось уже несколько лет назад.
– И нельзя обжаловать?
– Не думаю, что отыщете хоть какие-то доказательства мошенничества. Джас – старый волк – уговорил всех сладкими посулами или просто обвел вокруг пальца. И все знали, что девчонка никогда не будет ни в чем нуждаться. Если хотел, он умел приворожить любого. Был известен как крутой парень, но честный. Может, проделал все это, чтоб упростить бухгалтерию, убрать ограничения, мешавшие вести дела. И потом здешняя атмосфера еще насквозь пропитана феодализмом. Женщина-подросток – неправомочна. С самостоятельной женой, располагающей собственными средствами, трудно поддерживать порядок. Весь этот запутанный клубок довести до суда невероятно трудно – потребуется масса времени и денег. И без конца станут откладывать. К чему ворошить то, что выглядит вполне пристойно? Понимаете? Да, правда, имущество перешло из рук в руки, но как – теперь черт ногу сломит.
– У него были затруднения?
– М-м, основательные. Ему неизбежно пришлось бы что-то продать, а это наследство было под рукой. Выпустил сразу много акций, но не повезло. Нефть, разработки, искусственное волокно, грузоперевозки, небольшая авиакомпания. Скважины выдавали вместо нефти соленую воду, прибыли упали. Пока добывал лицензию на производство искусственного волокна, пришлось пройти через суд. На грузовых перевозках его нагрели профсоюзы, да еще один за другим развалились три самолета. Его деньги таяли, как снег под дождем.
– Всеми делами заправлял сам?
– Нет. Рядом с ним всегда был один юрист. Он уже умер. Том Клеймаунт. Продувная бестия, и еще есть здесь один туз, он был компаньоном Джаса во многих сделках. Уолли Руперт. Ясно как день – Уолли знал, откуда Джас брал деньги.
– Мик, напрашивается вопрос: имея в виду те финансовые махинации, как, по-вашему, решилось бы дело о наследстве, если смерть Моны была бы явной, доказанной? Если, к примеру, погибла бы в катастрофе?
– Интересный вопрос. Дайте подумать. В федеральном финансовом управлении есть документация о доходах за последние двадцать лет. Она была единственной наследницей Фокса. Могли бы задать весьма неприятные вопросы. Куда все подевалось, мистер? Думаю, Джасу Йомену пришлось бы попотеть. У них хватает людей, чтобы копаться в документах, и они не столь деликатны, как местные службы. Если бто имущество даже нисколько не выросло в цене, и то можно предъявить иск на несколько сотен тысяч долларов. Что, собственно, с тем наследством произошло? Если Джас получил бы от местного суда хвалебную рекомендацию, пусть даже с печатью, на этот вопрос ему ох как нелегко ответить.
