— Понятно.
— Квартира мне обходится дешево, ем я мало. И раньше ел плохо. На что же мне тратить денежки? На ночные кабаки? На модное барахло? Или на горючее для яхты?
— Похоже, дела у тебя действительно обстоят неплохо.
Остановившись, он повернулся ко мне.
— Да, Мэтт. Но ты же понимаешь, что все это — про сто треп.
Он остановился, еще глубже засунул руки в карманы и уставился на мостовую.
— Кое-что меня действительно тревожит: за мной есть дела, о которых мне совсем не хочется с кем бы то ни было откровенничать. Одно — признаваться в них самому себе. Так ведь я и так все о них знаю, верно? Надо лишь посмотреть правде в глаза. Ну, и выложить все перед Богом, парень, это особый случай. Если Бога нет, тогда все равно, без разницы. А если Бог есть, то Он уже знает об этом. Так что напомнить Ему о себе опять-таки будет несложно. Но откровенничать перед другим человеком? Не знаю, Мэтт. За иные делишки меня и упрятать могут, а кое в чем замешан не я один. Просто не представляю, как ко всему этому подступиться.
— Масса людей проходит эту ступень со священником.
— Исповедуются?
— Думаю, тут есть небольшая разница. Ты ведь не ждешь формального отпущения грехов, а лишь хочешь снять тяжесть с души. От тебя не требуется быть католиком или ходить в церковь. Ты даже можешь подыскать себе священника среди членов общества, который понимает смысл программы. Выслушав тебя, он будет обязан молчать. И тебе не придется тревожиться, что он кому-то что-то передаст.
— Не могу вспомнить, когда последний раз был в церкви. Подожди-ка, что это я сказал? Господи, да я же находился в церкви всего час назад! В течение многих месяцев заглядывал раз-два в церковные погреба. А когда же я ходил на обедню? За прошлые годы побывал на паре свадеб, но не причащался. Я уверен: прошло не меньше двадцати лет с того дня, как я исповедовался.
— Священник совсем не обязателен. А если тебя волнует сохранение тайны...
— А как бы ты поступил? Ты обратился бы к священнику?
— Я исповедовался перед человеком из нашего общества. Ты с ним знаком. Это Джимми Фабер.
— Не думаю, что встречался с ним.
— Да ты его наверняка знаешь. Он постоянно бывает в соборе. Приходил и сегодня вечером. Он на несколько лет старше меня. У него почти совсем седые волосы, обычно Джимми одет в потертую армейскую тужурку.
— Он заходил в «Пламя»?
— Не сегодня.
— Кто он такой? Детектив, полицейский или кто-то еще?
— Нет, он печатник. У него своя типография на Одиннадцатой авеню.
— А, так это Джимми-Печатник! — сказал он. — Не пьет уже давно.
— Девятый год.
— Да, срок немалый!
— Он тебе как-нибудь расскажет, что в один прекрасный день взял и бросил пить. Словно отрезал.
— Да уж, все так говорят. Но девять лет — это девять чертовых лет! Ведь так? Как ни кинь, как их ни дроби на часы и минуты, все равно получится девять лет.
— Чистая правда.
Он взял еще одну сигарету, но передумал закуривать и сунул ее обратно в пачку.
— Он твой попечитель?
— Формально — нет. У меня никогда не было попечителя. У меня вообще редко бывает как у людей. Просто Джимми — тот человек, к которому я обращаюсь, если требуется что-то обсудить.
— А ко мне прикрепили попечителя через два дня после того, как я вышел из лечебницы. Его номер у меня всегда под рукой, рядом с телефоном. Но тот сломан, да я никогда и не стал бы ему звонить.
— Как его зовут?
— Дейв. Фамилии не знаю. Должен признаться, начинаю забывать, как он выглядит. Не видел его уже очень давно. Но номер телефона не выбрасываю, и, наверное, он все еще мой попечитель. В случае необходимости я ведь смогу к нему обратиться, верно?
— Да, пожалуй.
— Мог бы и пятую ступень пройти вместе с ним.
— Если ты хорошо чувствуешь себя в его обществе.
— Мэтт, я даже с ним не знаком. А у тебя самого кто-нибудь есть на попечении?
— Нет.
— Ты когда-нибудь выслушивал исповедь?
— Нет.
На тротуаре валялась металлическая крышечка от бутылки. Он подбросил ее ногой.
— Ты понимаешь, к чему я клоню? Сам не в силах этому поверить: мошенник хотел бы исповедаться перед полицейским. Конечно, ты уже не носишь форму, но ответь: ты, как и прежде, обязан доложить обо всем, что я скажу?
— Нет. У меня нет законного права, как у священника или адвоката, скрывать полученную информацию, но я бы подошел к ней как к доверительной.
— Так ты бы согласился? Стоит мне только начать, и на тебя обрушится целый поток дерьма. Может случиться, ты просто не выдержишь.
— Поднапрягусь.
— Мне неловко тебя об этом просить.
— Понимаю, сам через это прошел.
— Если бы дело касалось только меня одного... — начал он, но оборвал фразу на полуслове. Помолчав с минуту, он сказал: — Вот что мне надо сделать: все обдумать пару дней, во всем разобраться. Л потом, если ты не против, мы сможем встретиться.
— Не стоит спешить, — повторил я. — Подожди, пока ты не будешь готов это сделать.
Он отрицательно покачал головой.
— Если я дам себе время для подготовки, то вообще никогда не решусь. Мне нужен уик-энд, чтобы разобраться в самом себе. А потом поговорим.
— Только помни: у тебя полно времени. Ведь очень важно вспомнить все.
— Этим и займусь, — сказал он. Улыбнувшись, положил руку мне на плечо. — Спасибо тебе, Мэтт. Вот я и дома. Желаю тебе спокойной ночи.
— Спокойной ночи, Эдди. Отдохни как следует.
— И ты. Может, встретимся на собрании.
— В соборе в понедельник, хорошо? В понедельник вечером я в любом случае там буду. Эй, Мэтт! Еще раз спасибо тебе.
Он направился к дому. Я же прошел квартал по Десятой, затем по одной из улиц свернул к востоку. Неподалеку от Девятой авеню трое молодых людей в подворотне замолкли при моем приближении. Они наблюдали за мной, пока я шел к перекрестку, и я чувствовал, как их взгляды острыми стрелами впиваются мне в спину.
Я прошел половину пути, когда меня остановила шлюха, предложив поразвлечься. Она казалась юной и свежей, как почти все проститутки теперь: вирусы и наркотики не оставляют им достаточно времени на увядание.
Я сказал ей, что сейчас мне не до забав, но пока добирался до гостиницы, у меня перед глазами стояла ее улыбка — не менее загадочная, чем у Моны Лизы. На Пятьдесят шестой обнаженный по пояс черный спросил, нет ли у меня лишней мелочи. Чуть дальше из тени выступила женщина и обратилась ко мне с тем же вопросом. Ее прямые светлые волосы торчали, и она выглядела как беженка из Оклахомы на одной из фотографий времен Депрессии. Оба получили от меня по доллару.
В гостинице у дежурного для меня ничего не было. Поднявшись в номер, я принял душ и лег в постель.
Несколько лет назад трое братьев по фамилии Морисси владели небольшим четырехэтажным зданием на Западной Пятьдесят первой, неподалеку от реки. Сами они жили на верхних двух этажах, цокольный сдавали ирландскому любительскому театру, а на втором этаже в любое время торговали пивом и виски. Когда-то я частенько к ним заглядывал, и, пожалуй, пять-шесть раз туда при мне заходил и Микки Баллу. Не помню, обменялись ли мы хоть одним словом, но видеть его я видел и знал, кто он такой.
Мой друг Скип Дево говорил о Баллу, что, будь у того десять братьев и встань они все вместе в круг, вы решили бы, что находитесь в Стоунхендже[1]. Действительно, Баллу всем своим обликом напоминал глыбу, и казалось, его распирает от свирепости, которую он с трудом сдерживает. Однажды вечером фабрикант женского платья, некто Аронов, случайно брызнул на Баллу вином. Извинился он сразу же, причем очень многословно; Баллу вытерся салфеткой и предложил ему все забыть. Но Аронов в тот же вечер покинул город и месяц не возвращался. Он даже не заехал домой, а, взяв такси, помчался в аэропорт и уже через час сидел в самолете. Мы все согласились, что он проявил осторожность. Но отнюдь не чрезмерную.
Лежа в ожидании сна, я гадал, что за мысли у Эдди на уме и какое отношение они могут иметь к Подручному Мясника. Однако голову ломал я не слишком долго, решив, что скоро все прояснится.
Хорошая погода продержалась весь уик-энд. В субботу я отправился на бейсбольный матч. За лидерство боролись команды «Метс» и «Янки». «Метсы» все еще возглавляли подгруппу, несмотря на то, что их атакующие игроки были слабоваты. «Янки» заметно отставали от них, и не было похоже, что им удастся изменить положение. В тот уик-энд «Метсы» находились в Хьюстоне, где собирались провести три встречи с командой «Астрос». «Янки» же завершали серию игр на своем поле, принимая «Маринеров», и я смог полюбоваться, как Маттинли эффектно провел одиннадцатую партию, сумев у самой линии выбить двух игроков соперника.
Возвращаясь домой, я проехал свою остановку и вышел в Виллидже. Пообедав в итальянском ресторане на Томпсон-стрит, сходил на собрание, а вечером рано лег спать.
В воскресенье заехал к Джимми Фаберу; по кабельному спортивному каналу мы посмотрели игру «Метсов». И хотя Гуден в восьми партиях провел три ошеломляющих удара, «Метсы» все же не смогли обеспечить ему ни одной поперечной пробежки. В решающий момент финальной, девятой партии Джонсон заменил его запасным Мадзил-ли, который быстро выбил мяч.
