– Можем ли мы поговорить с миссис Грэг? – спросил Лепски официальным тоном.
– Миссис Грэг в это время не принимает, сэр, – ответил старик. Его голос звучал глухо – как из подземелья.
– Нас примет, – заявил Лепски, быстро извлекая свой значок. – Полиция!
– Она только что легла. Не могли бы вы прийти завтра в одиннадцать часов?
Лепски прислонился к двери.
– Кто вы? – спросил он.
– Меня зовут Рейнольдс, сэр. Я мажордом миссис Грэг.
– Может быть, мы сможем обойтись и без миссис Грэг, – сказал Лепски. – Мы расследуем дело об убийстве. – Он вытащил из кармана пуговицу и показал Рейнольдсу. – Узнаете ее?
Рейнольдс с непроницаемым лицом взглянул на пуговицу.
– Мне выпала тягостная обязанность освободиться от одежды мистера Грэга, – сказал Рейнольдс. – У него был богатый гардероб. После его смерти миссис Грэг попросила меня освободиться от всего.
– Включая и пиджак с такими пуговицами?
Лепски внимательно наблюдал за ним и заметил, что глаза у того забегали.
– Да.
Лепски потер нос. У него было ощущение, что этот человек врет.
– Что вы сделали с пиджаком?
– Вместе с другими вещами я отослал его в Армию спасения.
Лепски внимательно посмотрел на него:
– Когда?
– Через две недели после смерти мистера Грэга, в январе.
– Вы не заметили, все пуговицы были на месте?
Снова серые глаза забегали.
– Затрудняюсь ответить.
– Эту пуговицу нашли в нескольких метрах от трупа, – заявил Лепски. – Вы твердо уверены в том, что все пуговицы были на месте, когда отдавали пиджак?
– Думаю, я бы заметил, сэр, но я не рассматривал. Я просто отдал его вместе с другими вещами мистера Грэга.
Лепски взглянул на Джейкоби и пожал плечами:
– Спасибо. Думаю, миссис Грэг можно не беспокоить.
Рейнольдс наклонил голову, сделал шаг назад и закрыл дверь. Уже в машине Лепски заявил:
– Мне кажется, что этот старый козел нам соврал.
– Да. У него был явно испуганный вид.
– Завтра проверишь Армию спасения, Макс. Может, кто-нибудь вспомнит об этом пиджаке.
По дороге в комиссариат Джейкоби вдруг сказал:
– Знаешь, что мне пришло в голову! Пиджаки от Левина, подобные этому, – штучный товар. Наверняка к ним дают запасные пуговицы. Как ты думаешь?
– Да, ты прав.
Как только они вернулись в комиссариат, Лепски сразу же позвонил Левину. В конце разговора он ему сказал:
– Большое спасибо. Извините за беспокойство, – и повесил трубку. – Все пиджаки имели полный комплект пуговиц для замены. Это нас возвращает на исходные позиции. У меня голова раскалывается от этого дела. Ну хорошо. Что нам остается? Мэкри в Нью-Йорке и имеет отличное алиби. Нам остаются Брэндон и Армия спасения. Я питаю слабость к Брэндону. Значит, завтра ты проверишь Армию спасения, а я проверю запасные пуговицы у Брэндона. Если хоть одной не будет, я его расколю. – Он посмотрел на часы. Было 22 часа. – Я еду домой. Кэрол сойдет с ума от беспокойства.
– Почему ты мне не позвонил и не предупредил, что вернешься так поздно? – спросила Кэрол, как только Лепски переступил порог.
– Страшно хочу есть, – не обращая внимания на ее вопрос, произнес Лепски, входя в гостиную.
– Ничего вкусного нет. Я уже поужинала.
Лепски сымитировал звук пароходной сирены.
– Я целый день отбиваю ноги на работе, а ты мне заявляешь, что нечего жрать!
– Не будь так вульгарен, Лепски. Садись, я что-нибудь тебе приготовлю.
Лепски выпустил пар и, подойдя к жене, положил руки на ее ягодицы.
– В добрый час!
– Руки прочь! Всему свое время! Садись!
Лепски снял пиджак, развязал галстук и сел. Через несколько минут Кэрол поставила на стол кастрюлю. Это было что-то, как обычно, несъедобное, но Лепски был страшно голоден. Он перемешал содержимое кастрюли вилкой, вздохнул, потом подцепил кусок пережаренного мяса и положил его на тарелку. Парадоксально, но картошка, морковь и лук были недожаренными. Едва он отрезал первый кусочек мяса, как Кэрол села рядом с ним. Он положил мясо в рот и принялся жевать.
– Я добавила вино и коньяк в это рагу, – сказала она. – Как ты его находишь?
– Без сомнения, съедобным, – стоически ответил Лепски. – Что касается мяса… козла…
Кэрол насторожилась. Малейшая критика ее кулинарных способностей служила предлогом для ссоры.
– Осторожнее в выражениях, Лепски. Это седло ягненка!
Лепски невозмутимо продолжал жевать.
– Не может быть!
Он попытался отрезать кусок картошки, но она соскользнула с тарелки и упала на пол.
– Лепски! Ты ешь, как свинья! – закричала Кэрол. – С тобой одни неприятности. Ты не хочешь жевать. Нужно резать на мелкие кусочки. Люди, понимающие в еде, едят медленно.
– Где топор, что я тебе купил? – спросил Лепски. – Нужно держать его на столе для разрубания мяса.
Кэрол одарила его убийственным взглядом.
– Сходи к дантисту, Лепски.
Она поднялась, направилась к телевизору и включила его. Лепски тихо застонал и принялся резать мясо на маленькие кусочки.
Как правило, последнее слово всегда оставалось за Кэрол.
Спрятавшись за полуоткрытой дверью гостиной, Амелия Грэг слушала, как Рейнольдс разговаривал с копами.
Амелии Грэг, высокой, крепко сложенной женщине, перевалило за пятьдесят. Волосы у нее были черные. Круглое лицо наштукатурено так сильно, что казалось неживым.
Она вздрогнула, услышав, как один из копов поинтересовался пиджаком с пуговицами в виде мяча для гольфа. Еще раз она вздрогнула, когда Рейнольдс ответил, что отдал его в Армию спасения. Этот пиджак, весь испачканный кровью, сейчас находился в котельной вместе с серыми брюками и туфлями, принадлежащими ее сыну.
Она подошла к застекленной двери и проводила глазами копов, спускавшихся по аллее. Потом прижала руки к груди и тяжело села в большое комфортабельное кресло.
С того времени, как ее муж несколько месяцев назад погиб в автомобильной катастрофе, жизнь ее стала совершенно невыносимой.
С бешенством и изумлением она узнала, что Грэг завещал все свое состояние Криспину. Более того, он особо отметил, что Криспин должен выдавать деньги матери по своему усмотрению.
После несчастного случая нотариус Грэга передал ей конверт, на котором было написано: «Вскрыть после моей смерти». Прочитав письмо, Амелия поняла, что Грэг отомстил ей за все. Он писал:
«В твоей жизни есть только две вещи, которые тебя интересуют: деньги и сын. С рождения Криспина ты рассматривала меня только как источник денег. Зная, что наш сын унаследовал твои качества, я решил оставить все свое состояние ему, в надежде, что он заставит испытать тебя все то, что ты заставила испытать меня. Ты никак не сможешь аннулировать это завещание. Если Криспин когда-нибудь умрет, то все мои деньги будут переданы в институт по исследованию раковых болезней, а ты будешь получать только ежегодную пенсию в десять тысяч долларов.
Ты увидишь: как только Криспин поймет, что больше не зависит от тебя, он покажет свое настоящее лицо, и ты пожнешь плоды твоего воспитания. Когда ты прочтешь это, я буду мертв, а Криспин жив. Будь внимательна, Амелия. Он будет безжалостным тираном, и эта мысль меня радует. Ты всегда была настолько эгоистична и настолько поглощена сыном, что не понимала, что он не такой, как другие. Ты сможешь убедиться в этом, когда он унаследует мое состояние.
Сайрос Грэг».
Когда Амелия прочитала это письмо, она рассмеялась. Какие глупости написал этот старый дурак!
Независимый? Криспин? Она снова рассмеялась. Криспин полностью от нее зависел. И так будет всегда. В течение двадцати лет она его воспитывала. Она не хотела, чтобы он учился в школе или университете. Образование он получил дома, занимаясь с хорошими преподавателями. Мысль о том, что Криспин может соприкоснуться с различными пороками, была для нее совершенно невыносимой.
С ранних лет Криспин проявил замечательные способности к рисованию. Она поощряла это увлечение. Он работал в специально оборудованной мастерской на последнем этаже их дома, что позволяло ей постоянно наблюдать за сыном. Она ничего не понимала в его странных и безумных картинах. Он рисовал черное небо, сверкающую луну и оранжевое море. Она проконсультировалась с экспертом, который просмотрел несколько дюжин пейзажей Криспина. Не слишком кривя душой и отрабатывая хороший гонорар, он заявил, что Криспин необычайно талантлив. Но он умолчал, что, по его мнению, эти пейзажи свидетельствуют не только об исключительных данных, но и о безумном складе ума.
Что за глупость – говорят, что Криспин не такой, как другие. Она снова начала смеяться.
Не такой, как другие?!!
Она знала это очень хорошо. Криспин был не только великим художником, но и ее сыном! Разумеется, он не такой, как другие!
Тем не менее предположение, что Криспин станет независимым, получив деньги, смутило ее, хотя и было абсурдным.
