полицией в первый раз, – повторил Галлахер.
– Кофе там у Мисколо есть? – спросил Клинг и пошел по коридору. С лестницы вернулся Карелла. – Ну что, Стив, избавился от нее?
– Избавился. Что нового в порту?
– Жарко там.
– Домой собираешься?
– Ага, кофе попью и пойду.
– Лучше немного задержись здесь. У нас тут один псих разгулялся.
– Какой еще псих?
– Прислал нам записку. В восемь часов собирается хлопнуть какую-то дамочку. Так что побудь пока здесь. Можешь понадобиться Питу.
– Я и так сегодня замотался, Стив.
– С чего бы это? – спросил Карелла и прошел в отдел.
– Судимости у тебя есть, Галлахер? – спрашивал Мейер.
– Я уже сказал, что нет.
– Галлахер, на нашем участке висят несколько нераскрытых ограблений.
– Это меня не касается. Вы полиция, вот и ищите.
– Это твоих рук дело?
– Я решил тряхнуть сегодня лавочку, потому что были нужны деньжата. И все. Раньше я такими делами не занимался. Может, снимете наручники и отпустите меня с миром?
– Ну, брат, с тобой не соскучишься, – воскликнул Уиллис. Он повернулся к Хейзу. – Сначала хотел всех перестрелять, а потом строит из себя овечку, думает, вдруг поможет.
– Какую еще овечку? – удивился Галлахер. – Просто предлагаю вам обо всем забыть.
Уиллис уставился на него, словно перед ним был невменяемый, который, того и гляди, начнет полосовать прохожих бритвой.
– Это, должно быть, из-за жары, – сказал он, не сводя с Галлахера немигающих глаз.
– Ну, в самом деле, – гнул свою линию Галлахер. – Почему бы и нет? Почему бы вам меня не отпустить?
– Слушай...
– Ну что, черт возьми, я такого сделал? Пострелял немного? Так никого же не ранил, верно? По-моему, вы со мной даже неплохо развлеклись. Бросьте, будьте нормальными ребятами. Снимите наручники, и я пойду своей дорогой.
Уиллис потер рукой бровь.
– А ты знаешь, Мейер, ведь он не шутит, а?
– Брось, Мейер, – сказал Галлахер, – будь человеком...
Мейер влепил ему звонкую пощечину.
– Ты, деятель, лучше ко мне не обращайся. И не произноси мое имя, не то я запихну его тебе в глотку. Это твое первое ограбление?
Галлахер, потирая рукой щеку, окинул Мейера тяжелым с прищуром взглядом.
– Да я бы с тобой даже не сел рядом... – начал он, но Мейер врезал ему еще раз.
– Так сколько еще за тобой ограблений на территории участка?
Галлахер молчал.
– Тебе, кажется, задали вопрос, – напомнил Уиллис. Галлахер взглянул на Уиллиса и тут же проникся ненавистью и к нему.
К ним подошел Карелла.
– А-а, Лу, привет, привет, – сказал он. Галлахер тупо уставился на него.
– Я вас не знаю, – произнес он.
– Ну-ну, Лу, – улыбнулся Карелла. – Что это у тебя с памятью? Не помнишь меня? Я Стив Карелла. Подумай, Лу.
– Он тоже фараон? – обратился к остальным Галлахер. – Никогда в жизни его не видел.
– Булочную помнишь, Лу? На Третьей Южной? Вспомнил?
– Я пирожных не ем, – огрызнулся Галлахер.
– А ты, Лу, там пирожные и не покупал. Ты выгребал денежки из кассы. А я случайно шел мимо. Припоминаешь теперь?
– Ах, это, – сказал Галлахер.
– И когда же ты вышел, Лу? – спросил Карелла.
– Какая разница? Вышел, и все тут.
– И сразу вернулся к любимому делу, – добавил Мейер. – Так когда же ты вышел?
– За вооруженное ограбление тебе дали десять лет, – напомнил Карелла. – Что же случилось? Освободили условно?
– Угу.
– Когда ты вышел? – повторил вопрос Мейер.
– С полгода назад.
– Кажется, тебе понравилось сидеть на казенных харчах, – заметил Мейер. – Так и рвешься обратно.
– Ну, ладно, давайте забудем всю эту историю, – сказал Галлахер. – На кой вам надо портить мне жизнь?
– Почему ты, Галлахер, всем портишь жизнь?
– Кто, я? Я не хочу никому портить жизнь. Просто обстоятельства так складываются.
– Ну ладно, наслушались, – прервал беседу Мейер. – В психологию ударился! Это уж слишком! Хватит! Вперед, голубок, пошли на прием к лейтенанту. Ножками, ножками. Живо.
Зазвонил один из телефонов, и Хейз снял трубку.
– Восемьдесят седьмой участок, детектив Хейз слушает.
– Коттон, это Сэм Гроссман.
– Привет, Сэм, что там у тебя?
– Немного. Отпечатки совпадают с теми, что на бинокле, но... В общем, Коттон, тщательно обследовать комнату мы не сумеем – нет времени. Уж до восьми часов мы точно ничего не сможем сделать.
– Почему? А который час? – встрепенулся Хейз.
– За шесть перевалило, – ответил Гроссман, и, взглянув на настенные часы, обнаружил, что уже пять минут седьмого. Куда же девался целый час?
– Да-а. Ну, тогда... – начал было Хейз, но не нашел, что сказать дальше.
– Есть тут разве одна штука, может, она вам поможет. Хотя ты ее, наверное, видел.
– Какая штука?
– Мы нашли ее на кухне. На подоконнике, около раковины. На ней отпечатки подозреваемого, так что он мог ею пользоваться. Во всяком случае, в руках он ее держал, это факт.
– Кого ее, Сэм?
– Карточку. Обычную визитку.
– Куда я должен нанести визит? – спросил Хейз, берясь за карандаш.
– В столовую «Эди – Джордж Дайнер». Первые два слова через черточку. В «Эди» три буквы.
– Адрес?
– Тринадцатая Северная, триста тридцать шесть.
– Еще что-нибудь на карточке есть?
– В правом верхнем углу написано: «Качество пищи гарантируется». Больше ничего.
– Спасибо, Сэм. Сейчас лечу туда.
– Давай. Может, ваш корреспондент там обедает, кто знает? А может, он даже один из владельцев.
– Либо Эди, либо Джордж, да?
– Все возможно, – сказал Гроссман. – Думаешь, этот шутник в квартире вообще не жил?
– Думаю, что нет. А ты?
– Кое-какие признаки жизни все-таки есть, но все свежие. Долго он там не жил, это ясно. Надо полагать, он это жилище использовал как pied a terre [21], прошу прощения за японский.
– Я тоже так считаю, – торопливо ответил Хейз. – Я бы с удовольствием с тобой потрепался, Сэм, но совсем нет времени. Надо смотаться в эту столовку.
«Эди – Джордж Дайнер» располагалась на пятачке возле Тринадцатой улицы, но поскольку вход в столовую был скорее с боковой улочки, чем с большого проспекта, в адресе значилась Тринадцатая Северная, 336.
Столовая была похожа на любую другую столовую в городе или даже в мире. Примостившись у стыка двух улиц, она поблескивала на застрявшем в небе солнце и приветствовала прохожих большой вывеской: «Эди – Джордж Дайнер».
Когда Хейз взбежал по ступеням и открыл входную дверь, часы показывали 18.15. Столовая была набита битком.
В зале усердно надрывался музыкальный автомат, потолок и стены многократно отражали настойчивый гул разговора. Между кабинами и стойкой взад-вперед сновали официантки. За стойкой – двое мужчин, а дальше просматривалась кухня, и Хейз видел, что там работали еще трое мужчин. Ясно было, что «Эди – Джордж
