Ричард Пратер - Дело «Кублай-хана»

Меня понесло, я уже не мог остановиться. Громадная рука Булла потянулась к его оттопыренному уху, но пока он еще за него не держался, поэтому я не стал останавливаться или понижать голос, а торопливо продолжал ораторствовать:

— Хочу, чтобы ты понял, Булл. Я считаю, что с каждого дюйма корсета или пояса нужно взимать налог в тысячу долларов. Если женщинам так уж необходимо носить эти мерзкие штуки, пусть платят за те многочисленные разочарования — неизбежно ведущие к войнам и катастрофам, — причиной которых они, несомненно, являются. И вот еще что: если, вместо того чтобы просто уничтожить их или отдать на съедение жукам, мы передадим их военным, Пентагон сможет разработать миллионы катапульт, которые мы будем использовать для подавления партизанского движения в красном Китае. Я думаю, им особенно пригодятся пояса из прочных эластичных тканей, которые никогда не изнашиваются, даже если их стирать с мылом.

Какой-то придурок завопил: «Правильно!» — и кое-где раздались неуверенные аплодисменты. «Черт, — подумал я, — они могут сбить меня с мысли, главное — не останавливаться».

— А теперь послушай. Вернувшись к естественной гигиене, женщины автоматически станут умнее. Сначала, конечно, их испугают приступы головокружения — ведь когда они снимут жгуты, которые долгое время перетягивали их артерии, вены, печень, почки и мочевые пузыри, кровь хлынет им в голову и они начнут терять сознание и падать, как камни. Главное же, что в конечном итоге они все-таки станут умнее, благодаря активному питанию мозга. А сейчас они такие унылые и безрадостные — вам об этом скажет любой, кто заставал их врасплох, схватившись за всю их нелепую амуницию.

При этих словах раздался гром аплодисментов. Уголком глаза я видел хлопающих в ладоши мужчин — да, все они были мужчинами, — некоторые даже одобрительно свистели, а один тип среднего возраста завопил:

— Ты слышала, Сара?

Я продолжал, не обращая на них внимания, теперь уже не только для Булла, но и для всех присутствующих в «Серале»:

— Друзья, это произошло со мной, словно я натолкнулся на открытую дверь в темноте. Поверьте, эта идея охватит города и веси. Со временем мы сотрем корсеты с лица земли. А теперь подумайте, что все это значит! Подумайте об этом, друзья! Дети больше не будут просто лежать в кроватке и тихо булькать, они украсят мир улыбками, в их жилах будет петь и свободно циркулировать густая красная кровь. Мужья, вернувшись домой после тяжелого трудового дня, застанут дома веселых, заждавшихся жен, которые радостно прыгнут им на шею прямо с середины комнаты. Миллионы женщин впервые за долгие годы глубоко вздохнут и поднимут такой ветер, что он разгонит весь смог! Мужики, вы со мной?

У меня это случайно вырвалось, но, ей-богу, они были со мной — прогремело дружное «Да!». Из разных концов зала доносились крики «Конечно!» и «Расскажи еще!».

Теперь я завелся по-настоящему.

— Мужики, — заорал я во все горло, — единомышленники! Я вижу восход солнца! Впереди нас ждут светлые дни! Я вижу мужчин, объединенных под знаменами ОУКа — под моим руководством, естественно, — и требующих соблюдения прав, данных им Господом! И наконец, предмет стольких насмешек и издевательств займет свое достойное место в нашей культуре, мы сохраним его в нашей памяти. В залах конгресса, в крупных городах и ратушах воздвигнут памятники старомодным задницам. Они так и стоят у меня перед глазами: огромные гранитные попы, возвышающиеся, как два полумесяца, по всей стране — на севере, юге, западе и востоке. Куда ни бросишь взгляд — всюду попки. Дух захватывает. Мужики, шансы велики, возможности безграничны. Одним ударом мы уничтожим пояса и корсеты, сотрем с лица земли агрессию и партизанские войны, восстановим здоровую раскованность заторможенных женщин, повысим налоги, украсим ландшафты и вернем радость и счастье всему человечеству. Итак, друзья и соратники, вот что я вам скажу: долой корсеты! Назад к природе! Вперед и вверх! И — навстречу к победе!

Грянул гром аплодисментов. Все разом заорали. Несколько мужчин вскочили со своих мест и шумно затопали ногами, а три женщины встали и удалились твердой поступью. У них, конечно, ничего не колыхалось при ходьбе, поэтому и поступь была твердой.

Булл очень внимательно смотрел на меня, на его лице отражалась напряженная работа мысли. Наконец он сказал:

— Хорошо. Забудем твой треп и вернемся к тому, что я видел, как ты трогаешь ее нежную попку.

— О, черт, — не выдержал я. — Ладно, бей меня.

— Булл Харпер! — вступила Лисса. — Я выколю тебе глаза каблуками. Клянусь, ты, любитель…

Меня вдруг осенило.

— Постой! — завопил я. Мне пришлось кричать, чтобы Булл мог услышать меня в неутихавшем гвалте голосов. — Подожди минутку!

Булл смотрел на Лиссу, а теперь снова повернулся ко мне.

— Булл, — торжественно заявил я, — разве ты не понимаешь? Ты не можешь ударить меня. Только не сейчас.

— Не могу?

— Конечно нет. Если ты дорожишь своей жизнью. Оглянись вокруг, Булл. Неужели ты не видишь? Это мои… мои люди. Они со мной. Я их… их лидер теперь. Дошло?

— Пока нет.

— Если ты меня ударишь, они решат, что ты сделал это потому, что тебе не понравились мои слова. Они подумают, что ты не согласен со мной. Что ты поклонник корсетов. Ты этого хочешь?

— Пожалуй, нет. Но…

— Не задумывайся… то есть я хочу сказать, подумай об этом, Булл. Они разорвут тебя на части. Они перестали быть мирными людьми. Теперь это — животные, звериная толпа. Они все заведены до предела, у них только одно желание: пойти и порвать корсеты в клочья. Сделаешь одно неосторожное движение — и они сразу набросятся на тебя, затопчут, уничтожат. Нет, Булл, ты упустил момент. Теперь слишком поздно.

Он уставился на меня. Потом посмотрел на Лиссу:

— Лисса, детка, а ты как думаешь?

— О, он прав, Булл, — ответила она. — Несомненно прав.

Булл тряхнул головой:

— Может быть. Может, и так. — Он снова мотнул головой, словно обмахиваясь от слепней. — Но… у меня такое чувство…

Крики уже смолкли, и какой-то тщедушный старичок, направляясь к выходу, остановился возле меня. Он положил свою тонкую, трясущуюся лягушачью лапку мне на плечо и печально посмотрел на меня снизу вверх.

— Я чуть не заплакал, — произнес он.

Ему было лет девяносто — и он, увы, уже опоздал.

Я глянул на Булла:

— Ты видишь?

— Угу, — хмыкнул он и повернулся к Лиссе: — Ладно, Лисса, детка, давай уйдем отсюда.

И они двинулись к выходу. Но через несколько шагов Лисса повернула голову. В ее круглых, невинных глазах сверкнула молния, и она подмигнула мне:

— Прекрати это.

Я погрозил ей пальцем. И они ушли.

Я стоял и без конца повторял про себя «Черт!», пока передо мной не вырос Джерри Вэйл.

Он ничего не сказал. Он поманил меня неуверенно, повернулся, вышел из бара, и через вестибюль мы прошли в его кабинет.

Некоторое время он смотрел на меня, не скрывая недоумения. Потом, нарочито медленно растягивая слова, произнес:

— Может быть, вы объясните, что, черт побери, означает это нелепое выступление?

— Ну, прежде всего, я действительно терпеть не могу корсеты, — любезно ответил я.

Джерри попытался что-то произнести и передумал, вновь открыл было рот и опять передумал. Он напоминал человека, жующего жвачку. Наконец он все-таки выдавил из себя:

— Это все, что вы можете сказать, Скотт?

— А разве я мало говорил, черт возьми?

— Насколько я понимаю, вас совсем не интересует, что происходит с мистером Монако.

— Конечно, интересует. Еще бы. Мне через такое пришлось пройти ради этого человека! Ну, как он?

— Как вы, наверное, догадываетесь, не очень хорошо. Можно даже сказать, его волнение достигло предельной точки. Меня, впрочем, заверили, что через час он будет на свободе, может, даже через несколько минут. И разумеется, он захочет узнать, как вы продвигаетесь в расследовании. Так как вы?

— Отлично, а как вы?

— Вы, идиот, прекрасно ведь понимаете, о чем идет речь. Я имел в виду, как вы продвигаетесь в расследовании.

— Ага. Понял. Я еще не совсем пришел в себя. Ну, сами знаете, как это бывает. Немножко тут, немножко там…

— Другими словами, у вас нет никакой ценной информации?

— Можно сказать и так. Но, мистер Вэйл, со мной это часто случается. То тут, то там я нахожу какие-то зацепки, хотя до определенного момента даже не знаю, что у меня в руках ценная информация. Таков мой метод. Уверен, у меня уже есть три-четыре зацепки, о которых я даже не догадываюсь. Но как только подсознание…

— Пожалуйста, избавьте меня от дурацких подробностей.

Он пробормотал что-то еще, но я уже его не слышал. Я думал о том, что сейчас сказал ему, и понял, что был прав. Я уже получил кое-какие важные сведения, хотя некоторые из них проскользнули мимо моего сознания. Временно, конечно. Например, то, что сообщила мне Лисса. Джин порывалась поговорить с телохранителем Эфрима Сардиса. С парнем, по имени… ага, Булл Харпер. Где-то я уже слышал это имя.